после жестокости канала Жульет. Они были медленнее, менее маневренны и гораздо более уязвимы, чем «Мэнтир» или его оставшиеся Сити, но если бы они смогли подкрасться достаточно близко в темноте…
К счастью, ИЧФ разработала доктрину для борьбы с ними, и она хорошо сработала. Комбинация осветительных снарядов и ракет разогнала тьму, а 4-дюймовые казнозарядные орудия «Мэнтира» были абсолютно смертоносными, гораздо более смертоносными, чем медленнее стреляющие 6-дюймовые орудия Сити. Только три винтовые галеры подошли достаточно близко, чтобы открыть огонь из своих орудий; ни одна из них не смогла провести торпедную атаку; и всеми их усилиями удалось потопить только один тральщик.
Во многих отношениях он чувствовал себя скорее убийцей, чем адмиралом. Ни одна из винтовых галер не пыталась бежать. Каждая из них была потоплена или искалечена, пытаясь сблизиться со своими врагами с непоколебимой храбростью, которая заслуживала гораздо большего, чем было достигнуто. Их мужество завоевало его нескрываемое уважение, но это не помешало ему подавить атаку, и если он сожалел об их смерти, по крайней мере, было приятно обнаружить, что что-то работает так, как планировалось.
Он еще долго не будет прощать себя за то, что случилось с «Эрейстором» и «Ривербендом», хотя умом все еще понимал, что Жэзтро был прав насчет того, какими кораблями можно рисковать. Если бы ракеты Мантейла попали в «Мэнтир» вместо Сити, последствия почти наверняка были бы намного хуже, даже с точки зрения абсолютных потерь. Никто не мог с этим поспорить, но….
Но если ты не жульничаешь, значит, недостаточно стараешься, — подумал он. — Ты забыл об этом, Данкин, и теперь Хейнз и все остальные люди погибли. — Его взгляд стал жестким. — В конце концов, избегать любого проявления «демонического вмешательства» было бы чертовски хорошо, если бы оно того стоило.
Это еще предстоит выяснить, но была одна вещь, которую он мог сделать этим утром, «демоническое вмешательство» или нет, и его действительно не волновало, если это поставит под угрозу эту политическую цель. Ему надоело видеть, как гибнут его люди, если этого можно было избежать.
Лучше выбирайся из-под земли, милорд, — подумал он в сторону Тирска. — Сегодня ты не должен участвовать в подсчете трупов, но если это произойдет, то произойдет.
— Думаю, что самое время, Хэлком, — сказал он.
— Конечно, милорд, — сказал Барнс после малейшего колебания, и Сармут спрятал горько-сладкую улыбку. Его флаг-капитан казался немного… ошеломленным, когда отдавал свои распоряжения этим утром. Но что бы он ни думал, он не стал спорить, и теперь он наклонился над мостом пелоруса и внимательно осмотрел наблюдательную башню, на которой стоял граф Тирск. Затем он развернул пелорус и взял перекрестный пеленг на флагшток восточной батареи острова Фишнет.
— Всем остановиться, — сказал он, все еще глядя через пелорус.
— Все остановились, есть, сэр, — подтвердил телеграфист. Он покачал большие латунные ручки ретрансляторов машинного отделения, перемещая указатель в машинном отделении. — Всем остановиться, — подтвердил он, и пульс двигателей «Гвилима Мэнтира» замер, как будто сердце какого-то огромного морского существа внезапно перестало биться.
— Приготовиться встать на якорь, — сказал Барнс.
— Приготовиться встать на якорь, есть, сэр, — подтвердил лейтенант Бестир.
— Очень хорошо, — пробормотал капитан, все еще склонившись над пелорусом, в то время как инерция «Мэнтира» бесшумно несла его вперед, как какой-то четырнадцатитысячетонный призрак. Он оставался в таком положении еще несколько минут, затем поднял голову, когда «Мэнтир» достиг точно правильного направления от Ист-Пойнта.
— Отдать кормовой якорь! — резко сказал он, и кормовой якорь «Гвилима Мэнтира» погрузился в воду с мощным грохотом якорной цепи. Барнс выпрямился и подошел к переднему краю мостика, затем терпеливо стоял, барабаня пальцами правой руки по бедру, в то время как инерция «Мэнтира» вытягивала якорную цепь, и его скорость убывала. Затем…
— Отдать носовой якорь! — сказал он, и носовой якорь правого борта «Мэнтира» погрузился. — Питание на кормовой кабестан, — продолжил он. — Вытравить передний трос.
«Гвилим Мэнтир» медленно пятился назад в течение двух или трех минут, пока задний кабестан всасывал якорную цепь, а передний кабестан отдавал ее. Барнс критически наблюдал за ними, балансируя между двумя якорями с придирчивой точностью, пока, наконец, он не остановился, и течение уходящего прилива подняло крошечную рябь вокруг его форштевня, точно на равном расстоянии от батарей на Фишнет и Ист-Пойнт.
— Закрепить кабестаны, — сказал он затем и подождал, пока приказ будет выполнен. Затем он снова повернулся к Сармуту.
— Готов вступить в бой, милорд, — просто сказал он.
* * *
Граф Тирск уставился на него, не веря своим ушам.
Капитан чарисийского броненосца управлялся со своим огромным кораблем с впечатляющим мастерством, почти так, как если бы он был одной из проворных шхун ИЧФ. Это была его первая мысль. Он был немного озадачен тем, как медленно он двигался, но было очевидно, что он намеревался пройти между Ист-Пойнтом и Фишнетом. Это наводило на мысль о гораздо большем доверии к способности саперов защитить его, чем он ожидал от такого опытного человека, как Сармут.
Он должен знать, что я бы заложил столько морских бомб, сколько смог, чтобы прикрыть Ист-Гейт, и почему-то сомневаюсь, что его тральщики могут гарантировать, что уберут их все с его пути! Он не может намеренно направить этот корабль прямо на них!
Сама мысль об этом была безумной, но именно это и происходило, и он почувствовал, как внутренне напрягся, ожидая первого взрыва. Но потом его глаза расширились. Он стоял на якоре — стоял на якоре! — чуть более чем
