Тот склонился и сделал мальчишке знак следовать за ним.
– Скажи, друг… – Данхар проводил их полным сомнений взглядом и обратился к наместнику: – Тебе прежде доводилось видеть царевича?
– Да, мельком. Много лет назад я приезжал в столицу и был принят государем. Его младший сынишка тогда скакал на деревянном коне и рубил кусты маленьким мечом. Уверен, с тех пор он несколько изменился…
– Наверняка, – буркнул Данхар. – Неужели ты думаешь, что Каргай, видевший Аюра много раз, спутает царевича с задохликом-полукровкой? Как по мне, мальчишка не похож ни на ария, ни на бьяра, ни на венда, ни тем паче на накха. Обычное никто из Нижнего города!
– Это и хорошо, – довольно отозвался Аршалай. – Мой брадобрей окрасит ему волосы. Но не в золотистый цвет, а в песочный или рыжий. Так, чтобы было издалека видно, что они крашеные. И парень – не тот, за кого себя выдает. Он почти одних лет с Аюром и держится совсем не так, как местные жители. Этого достаточно, чтобы пустить нужный слух.
– А глаза? Как же глаза? У юнца они серые.
– Я тоже это заметил, – кивнул наместник. – Но их цвет можно разглядеть только вблизи. Наша забота – сделать так, чтобы к парню было не так просто приблизиться… – Аршалай потянулся и поднялся из-за стола. – Ну а теперь, когда вопрос с «царевичем» решен, займемся его свитой…
Лицо Данхара вдруг исказила страшноватая гримаса, у прочих людей означавшая улыбку.
– Кстати, о свите; ты уже слышал, что учудил твой Каргай?
– Он такой же мой, как и твой, – брезгливо поджал губы Аршалай.
– Да плевать. Какая-то лесная птица насвистела ему, что Аюр со свитой объявится в святилище Спящего Бобра на празднике… что там у них чествуют? Последний сноп?
– День Пугала.
– Так твой Каргай решил стать самым лучшим пугалом для бьяров и заявился туда со всем войском. Когда его сородичи принялись поливать пивом тамошний священный камень, его свора набросилась на разряженных бьяров. Побросали людей в грязь лицом, кого-то порубили, но царевича не поймали. Сам Каргай призывает Исварху в свидетели, что Аюр там был, и его люди твердят, будто видели его собственными глазами. Но все это очень похоже на сговор. А у этого Каргая, как мне представляется, ума не больше, чем у дятла…
Аршалай в задумчивости глядел на накха.
– Не думаю, что все так просто. Каргай вовсе не глупец. Если кто-то провел его, значит мы имеем дело с хитрым и ловким противником. Проклятие… я совсем не хочу с ним враждовать!
– Ты намекаешь на Северный храм? – сообразил Данхар.
– На что же еще! Не на местных же росомах. Хотя, несомненно, они мерзкие твари.
– Жрецы?
– Росомахи!
– Так, может, не будем мудрить? Не хочешь похитить Светоча, как я предлагал, – напиши ему, что мы с ним заодно!
– А с чего ты взял, что мы с ним заодно? – хмыкнул Аршалай. – Ты пойми: Светоч и его люди – вовсе не то же самое, что ученый Тулум, сидящий над свитками в своем златокупольном храме. Эти не согласны на роль правой руки государя. Эти желают, чтобы государь был у них на посылках…
Дверь с грохотом распахнулась. На пороге, тяжело дыша, появился начальник стражи с обнаженным мечом в руке:
– Ссыльные взбунтовались! Доблестный Данхар, спасайте наместника, я задержу их!
* * *
В тот день Господь Солнце, кажется, решил не подниматься на небосклон вовсе. С самого утра небо заволокла косматая сизо-серая туча. Задул ледяной ветер, и свирепый снегопад обрушился на Великий Ров. Вмиг его грязно-желтые скаты стали белыми. Неужели в Бьярму пришла зима?
Но вскоре ветер изменился, и сразу потеплело. Снег таял прямо в воздухе, по дну котлована побежали мутные ручьи, быстро превращая глинистую землю на дне Великого Рва в липкую непролазную грязь. Снегопад перешел в затяжной ливень, который к полудню только усилился. Студеные струи бичами хлестали ссыльных по тощим спинам. Из онемевших рук выпадали заступы и лопаты. То один, то другой обессиленно валился наземь. И когда их обжигали удары кнутов, люди лишь дергались и стонали от боли, не в силах подняться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Бесполезно, – глядя на мучения землекопов, твердил начальнику охраны смотритель работ. – Они лишь месят грязь! Тачку невозможно закатить даже по настилам – слишком скользко…
– Но господин сказал, работы не должны останавливаться из-за какого-то там дождя, – возражал сотник.
– Господин не говорил, что ссыльные должны подыхать во рву без всякого толку! Там, наверху, тоже есть работа. Пусть дробят камень, раз нельзя копать…
– Смотри… – Начальник стражи ткнул собеседника пальцем в грудь. – Ты сказал – я услышал. Надеюсь, ты говоришь правду.
– Какой обман? Сам все видишь!
К сотнику подошел один из стражей и что-то прошептал на ухо.
– Я отлучусь на время, – бросил тот и повернулся к стражнику. – Пока меня не будет, остаешься главным. Если вдруг что – я спрошу с тебя.
Площадка на самом краю рва была обнесена наскоро поставленным частоколом. С его внешней стороны ходила стража. Утром каждого дня со всей округи бьяры свозили сюда найденные по округе валуны. Чуть свет повозки, запряженные парой невысоких мохнатых быков, с трудом вползали внутрь изгороди и разгружались неподалеку от места, где работали дробильщики.
Обычно здесь долго не заживались. Целыми днями бить камень, задыхаясь от висящей в воздухе серой влажной пыли, и все это впроголодь – даже самые крепкие через несколько лун начинали кашлять, плевать кровью и вскоре умирали. Тела сбрасывали между двух вбитых в днище Великого Рва стен, засыпали битым камнем и сверху замазывали глиной.
Но пока ссыльные были живы, они раз за разом наваливали крупные осколки в короб дробилки, носившей по своему изобретателю прозвище «Благословение святейшего Тулума». Те, кто посильнее, налегали на рычаги, поднимая и опуская закрепленную над ней бронзовую чушку, раскалывающую камень на части. Затем короб приподнимался, наклонялся, и осколки ссыпались вниз.
Мерные удары тяжелых молотов по камню заглушали все вокруг. Варлыга зыркнул на ближайшего стражника, затем наклонился к соседу и проорал ему в ухо:
– Как договаривались!
Тот кивнул. Оба засунули шесты под увесистый камень, чтобы свалить его в деревянный короб дробилки. Напряглись… В этот миг шест в руках вожака вендов треснул, камень сорвался… Приятель Варлыги едва успел отскочить в сторону.
– Ты что же делаешь? – закричал он, набрасываясь с кулаками на венда.
Варлыга встретил приятеля могучим пинком. Тот отлетел, поскользнулся в мокрой грязи, взвился на ноги и снова бросился в драку.
– А ну, прекратить! – подскочил к ним стражник.
И рухнул, хрипя, – в горло ему воткнулся острый обломок шеста. Варлыга сунул в рот два пальца и засвистел так, что было слышно даже сквозь грохот молотов.
Тут же, будто подчиняясь приказу, работники набросились на охрану. Воинов валили наземь, подцепив сзади под ноги, колотили шестами, добивали упавших тяжелыми молотами.
Завыл сигнальный рожок. Появившаяся на ограде стража была встречена градом камней, брошенных с помощью длинных лоскутов, загодя оторванных от собственной одежды.
В это время дробильщики с молотами подскочили к воротам и в несколько ударов разнесли засов.
– Вперед! Бегом! Все бегом! – кричал Варлыга.
Его соплеменники толкали упиравшихся работников в спину.
– Нас же всех казнят! – слышались вокруг перепуганные голоса.
– Вперед, не то я сам тебя прибью! А ну, встал и побежал!
Венд подхватил одного из ссыльных, пытавшегося спрятаться между убитыми, пнул его под зад и заорал:
– Бегом, скотина! Забирайте у стражников оружие! Вот теперь все будет как надо…
* * *
К вечеру дождь поутих, но все же продолжал накрапывать, повисая в ранних вечерних сумерках влажным облаком. Аршалай стоял посреди двора дробильни, с досадой разглядывая свои перепачканные сапоги из дорогой кожи и тела стражников, погибших во время мятежа. Начальник охраны хотел убрать их, но Данхар запретил трогать мертвецов до осмотра. Сейчас он бродил между ними, то и дело наклоняясь и качая головой.
