Орландские амазонки хоронили боевых подруг по особому обряду и без присутствия посторонних. Даже родители покойных к погребальному костру не допускались. Для меня Центурион Сансара и ее «старухи» сделали исключение: пригласили на похороны Забавы и Младшей Доси, которые скончались от ран на третий день после моего прибытия на Красные Камни. Перед этим они предложили мне принять посвящение, которое они сами проходили после достижения 40-летнего возраста.
Отказать Сансаре в ее просьбе я не мог. Вечером после совершения «хвалебной тризны» по Верховному вождю Гонорию я отправился вместе с Сансарой на ее ладье к Верблюжьей горе, где река Ипуть разделялась на два рукава. В ста метрах от берега на линии водораздела стояла на якоре «Лимузина». На борту я застал капитана Тараса с тремя вахтенными и шеф-повара Рутения.
Остальные матросы и бойцы сошли на берег и пребывали в качестве почетных гостей в летнем военном лагере орландских амазонок, разбитом неподалеку от Разрушенной Башни. Воспользовавшись моментом, Сансара решила не тянуть с выполнением своего обещания обучить юношей из Эльдорадо фехтованию и приемам орландского рукопашного боя. Мое посвящение в Рыцаря Вечного Света произошло на закате солнца в вертикальной карстовой пещере, представлявшей собою колодец диаметром 3–4 метра и глубиной около 80 метров, выпадающий в просторный зал округлой формы диаметром до 20 саженей. Попасть на дно пещеры можно было коротким путем, спустившись по веревке, либо пройдя по извилистому коридору длиной более 300 шагов и шириной в две сажени через замаскированный вход на западном склоне Верблюжьей горы. При совершении обряда неофит входил в подземный зал по коридору, а обратно на землю его уже вытаскивали на веревке, что символизировало прохождение ребенка по родовым путям. Я полагал, что, раскрывая передо мною свои сакральные тайны, воительницы надеются на то, что в начавшейся войне с Прибайкальской Империей я буду не только их верным союзником, но и предводителем, отдающим разумные приказы и требующим их неукоснительного исполнения. Как оказалось, я был совершенно прав, ибо, найдя у пленного строителя-архитектора Авенир-хана карты, изображающие Красные Камни с фортификационными сооружениями, Сансара и ее боевые подруги впали в уныние. Допросы Авенир-хана и других пленных подтвердили их самые худшие опасения: великая война только начинается. Однако существовала и другая причина, — может, даже более важная, о которой я поначалу даже и не догадывался. Следуя за Сансарой, вначале по малозаметной тропинке, петляющей между деревьями, а затем через подземный коридор, я очутился в вышеупомянутой пещере, из которой днем можно увидеть солнце, а ночью — звезды. Для орландских амазонок это потайное место служило одновременно и хозяйственным складом, и приютом, и командным пунктом, и святилищем. По народным преданиям, здесь проживали когда-то «чучки» — мелкие люди, то есть, надо понимать — гномы, оставившие после себя фигурные рисунки, сделанные красной краской.
Посреди просторного подземного убежища горело живительное пламя очага.
— А вот и мы. Надеюсь, не опоздали? — вместо приветствия обратилась к присутствующим Сансара. Ожидавшие нашего прибытия «старухи» с облегчением вздохнули и сдержанно заулыбались. Среди них я увидел бывшего Центуриона Агату и, совершенно забывшись, назвал ее по имени. Агата испуганно вздрогнула и сразу переменилась в лице. Мгновенно осознав оплошность, я с поклоном поприветствовал других «старух»: Гиту, Досю, Ядвигу, Любаву и Олесю, — найдя для каждой подходящее лестное прозвище. Я был бы рад увидеть среди них и Урсулу-грозу хунхузов, но моей боевой подруге еще не исполнилось и 30-ти лет.
— И мы с радостью приветствуем тебя, наш командир и первый мужчина, которому мы беспрекословно подчинились. Однако и ты нас, «старух», уважь. Не побрезгуй стань участником нашего боевого братства! — на языке джурджени обратилась ко мне Гита.
— Затем и пришел! — коротко ответил я. Произнеся на древнем языке илинойцев священное заклинание, бывший Центурион Агата попросила меня взглянуть в старинное янтарное зеркало в золотом окладе. С ужасом, я увидел в отражении самого себя таким, каким был в прежней жизни. Немного погодя, на меня уже смотрел 18-летний Сороки (Тимур Храбрый) из рода Белохвостого Оленя.
— Мы узнали тебя, хоть ты и сильно изменился. Сомневались, конечно, но сейчас это — крик прошлого… Клянемся, что никому и никогда не выдадим твоего тайного имени! — прошептала Агата и приложила указательный палец к своим губам. Я сразу же почувствовал приближение обморока, но не упал, так как меня подхватили под руки, положили на крестообразную дубовую скамью и при свете семи факелов продолжили обряд, во время которого он узнал множество интересных вещей о Человеке и Космосе. О некоторых из них я даже не подозревал. Вследствие посвящения у меня открылся дополнительный орган чувств, который не имеет никакого отношения к религиям, вере, мистике, медитациям и так далее. В тот момент, когда в ночи на высоком берегу реки Ипуть вспыхнуло пламя погребального костра, на котором кремировались тела Забавы и Младшей Доси, я увидел их, как живых. Пока безжалостный огонь пожирал их физические тела, их бесплотные души прощались с видевшими их, также как и я, «старухами», а потом подошли ко мне, легким дыханием поцеловали в уста и обещали в другой моей жизни со мной когда-нибудь обязательно встретиться. На память о себе каждая из них вложила мне в ладонь правой руки маленький изумруд и попросила передать эти камушки «женщине, которая всегда его будет любить, и ждать его возвращения». Изумруды, сверкнув тончайшими гранями, тут же исчезли, и я решил, что подарок бестелесных воительниц имеет какой-то тайный смысл, который когда-нибудь откроется. Поминок с объедением и употреблением медовухи по случаю кончины боевых подруг орландские амазонки не устраивали. Сансара объяснила мне, что у них это не принято, поскольку враг может объявиться в любой момент, а пьяный и сытый воин — это уже не боец, а живая малоподвижная мишень. Мы разговаривали по-орландски, тепло и задушевно, и никто из «старух» этому не удивлялся, как будто, так и надо. После кремации Забавы и Младшей Доси воительницы разошлись по своим наблюдательным постам (дозорам) охранять ночной покой соплеменников. Я намеревался пешим ходом отправился к Разрушенной Башне, чтобы проведать моих подопечных из отряда допризывников: как они устроились в бытовом отношении и достаточно ли усердно занимаются боевой и физической подготовкой. Сансара выделила мне двух провожатых: Дину и Асю — дочерей покойного Аггея из рода Черного Кабана. Вместе с нами отправилась и бывший Центурион Агата, которой было по пути, — она возвращалась в свой родной приют Росомахи. Несмотря на поздний час, было не так уж темно. Прибывающая луна хорошо освещала тропу, по которой мы шли. Спустившись с крутого каменистого холма и пройдя вдоль русла высохшего ручья, мы вошли в березово-сосновую рощу, считавшуюся лесным наделом рода Белохвостого Оленя. Здесь «белохвостые» заготавливали хворост для растопки, держали пасеку, собирали грибы-ягоды и лекарственные травы. Подходя к приюту, еще издали мы услышали протяжную заунывную песню. У меня тревожно забилось сердце, и я спросил Агату: «Не помер ли кто?» Она внимательно на него посмотрела и сказала следующее:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
