Боцзюэ велел Ин Бао достать из коробки карточки и протянул их сюцаю. Тот взял их и пошел в кабинет растирать тушь.
Только он написал второе приглашение, как в кабинет поспешно вошел запыхавшийся Цитун.
— Учитель! — обратился он к сюцаю. — Напишите еще два приглашения от имени матушки Старшей. Одно — для супруги свата Цяо. другое — для супруги шурина У Старшего. А приглашения свояченице госпоже Хань и невестке госпоже Мэн Второй вы Циньтуну передали?
— Да, при зятюшке передал, — отвечал сюцай.
— Учитель! — через некоторое время снова начал Цитун. — Как составите эти приглашения, напишите вот еще четыре — сударыне Хуан Четвертой, тетушке Фу, сударыне Хань и жене приказчика Ганя. Я за ними Лайаня пришлю.
Не успел он уйти, как явился Лайань.
— Батюшка дома или в управу отбыл? — спросил его Боцзюэ.
— Нынче дома пребывают, — отвечал Лайань. — Подарки в зале принимают. Сватушка Цяо прислали. А вы, дядя Ин, не собираетесь навестить батюшку?
— Вот приглашения напишут и приду.
— А поздно вчера наш почтенный хозяин вернулся, — заметил сюцай Вэнь. — Большой, должно быть, пир задавали в резиденции Вана.
— Какого Вана? — тут же спросил Боцзюэ.
— Полководца Вана, — уточнил сюцай.
Тут только Ин Боцзюэ понял, в чем дело.
Когда Лайань получил, наконец, заказанные приглашения и удалился, сюцай Вэнь исполнил и просьбу Боцзюэ, после чего тот с Ли Мином направился через дорогу к Симэню.
Симэнь, непричесанный, принимал в зале подарки и отправлял визитные карточки с выражением благодарности. Тут же стояли готовые к приему столы. Хозяин приветствовал гостя, предложил ему сесть и велел разжечь жаровню.
— Это, брат, по какому же поводу накрыты столы? — поблагодарив Симэня за присланные накануне подарки, спросил Боцзюэ.
Симэнь рассказал ему о предстоящем приеме девятого сына государева наставника Цая, который устраивался у него в доме по просьбе его сиятельства Аня.
— Актеров звал или певцы будут? — поинтересовался Боцзюэ.
— Они Хайяньскую труппу просили, — отвечал Симэнь и добавил: — Но я на всякий случай позвал еще четверых певцов.
— Кого да кого?
— У Хуэя, Шао Фэна, Чжэн Чуня и Цзо Шуня.
— А Ли Мина почему ж не зовешь?
— Уж больно он вознесся, — отвечал Симэнь. — В нас не нуждается.
— Ну как ты можешь так говорить, брат? — возразил Боцзюэ. — Позови, он и явится. А я и не знал, что ты так на него разгневался. Только он тут совсем не при чем. Ну, посуди, откуда ему было знать, что делается в заведении у Ли Третьей. Не придирайся к нему, брат. Он нынче утром ко мне приходил. Со слезами на глазах жаловался. Все-таки, говорит, моя старшая сестра батюшке служит, меня, говорит, сколько лет звали, а теперь, выходит, не нужен стал, других зовут. А насчет Ли Гуйцзе клянется, что и понятия не имеет. Ведь твоя вот такая неприязнь, брат, ставит его в очень неловкое положение. Ну сам посуди, как малому быть, чем кормиться.
Боцзюэ позвал Ли Мина.
— Поди сюда! — кликнул он. — Сам батюшку попроси. Нечего прятаться! Только дурная сноха боится свекру на глаза показываться.
Ли Мин, как истукан, с опущенной головой неподвижно стоял рядом с залой. Вслушиваясь в их разговор, он не решался слова проронить. На зов Боцзюэ он вошел в залу и, упав на колени, стал отбивать перед Симэнем земные поклоны.
— Батюшка, пусть меня давят колесницы и топчут кони, но не виноват я! — говорил певец. — Батюшка, удостоверьтесь еще раз, прошу вас! Я готов голову на плахе сложить, если причастен к этому делу. Батюшка, раньше вы были моим великим благодетелем, Да нам, мне и моим сестрам, в лепешку разбиться — не отблагодарить вас за милости. На меня товарищи свысока смотрят, на смех подымают. Разве я больше найду благодетеля, как вы, батюшка?
Ли Мин громко разрыдался, продолжая стоять на коленях.
— Ну ладно, хватит! — уговаривал его сидевший сбоку Ин Боцзюэ, а затем обернулся к Симэню. — Вот видишь, брат! «Великий муж не замечает промахов, допущенных ничтожным».[1332] Я уж не говорю, что он был непричастен к делу, но если бы даже и провинился в чем, ты, брат, после такого раскаяния должен его простить. — Боцзюэ опять обратился к певцу. — А на тебя, раз покаялся, батюшка больше не станет гневаться. Но впредь знай сверчок свой шесток!
— Да, вы правы, дядя Ин! — отвечал певец. — Раз признал вину, надо исправляться. Наперед зарублю себе на носу.
— Ну вот, все выложил, нутро как карман вывернул, — заключил Боцзюэ. — Стало быть, от грехов очистился.
Симэнь долго мялся.
— Ну ладно уж! — наконец, проговорил он. — Раз дядя Ин так просит, я тебя прощаю. Встань! Будешь служить, как и прежде.
— Ну! В ноги! Сейчас же! — крикнул Боцзюэ.
Ли Мин поспешно склонился в земном поклоне, потом отошел в сторону.
Тут только Ин Боцзюэ велел Ин Бао достать приглашения.
— Сыну у меня двадцать восьмого месяц исполняется, — протягивая приглашения, заговорил Боцзюэ. — Прошу покорно почтенных невесток снизойти и почтить нас своим присутствием.
Симэнь развернул конверт и прочитал:
«По случаю месяца со дня рождения сына имею честь двадцать восьмого пригласить Вас на скромную трапезу. Тешусь надеждой, что Вы не пренебрежете нашей холодной хижиной и удостоите невыразимого счастья лицезреть прибытие пышных экипажей.
Примите благодарность за щедрые дары.
Кланяюсь с почтением урожденная Ду, в замужестве Ин».
Симэнь прочитал приглашение и обернулся к Лайаню.
— Ступай передай в коробке матушке Старшей! — наказал он и обратился к Ин Боцзюэ. — А тебе прямо скажу: вряд ли им удастся воспользоваться приглашением. Ведь завтра день рождения твоей Третьей невестки и этот прием, а двадцать восьмого Старшая должна навестить госпожу Ся. Где ж тут к тебе идти?
— Ты, брат, меня прямо убил! — воскликнул Боцзюэ. — Выходит, плоды поспели, а лакомиться некому? Нет, тогда я сам пойду в невесткины покои и упрошу придти.
Тем временем вернулся Лайань. В руках у него была пустая коробка.
— Матушка Старшая с благодарностью приняла приглашения, — сказал слуга.
Боцзюэ передал коробку Ин Бао.
— Подшутил ты надо мной, брат, — говорил обрадованный Боцзюэ. — Да я б лоб разбил, а невестку уговорил придти.
— Погоди уходить, — попросил друга Симэнь. — Ступай посиди в кабинете, а я причешусь, и мы вместе позавтракаем, ладно?
Симэнь удалился, а Ин Боцзюэ обратился к Ли Мину с такими словами:
— Ну, каково? Не упроси я, он бы тебя не простил. Они, богатые, с норовом. И скажут что, а ты молчи. Кто с улыбочкой, тот пощечину не получит. В наше время льстец в почете. И разбогатеешь, торговлю заведешь, а все с каждым ладь. А будешь дуться, свой гонор выказывать, никто на тебя и не посмотрит. Да что там говорить! Вашему брату прилаживаться надо, всюду проникать. Только так на жизнь-то и заработаешь. Пойдешь ссоры затевать, другие будут есть досыта, а ты голодный насидишься. Столько лет ему служишь, а нрава его не раскусил. Да, вели и Гуйцзе завтра придти. Ведь у матушки Третьей завтра день рождения справлять будут. Надо ковать железо пока горячо. И пусть подарки поднесет. Одним выстрелом можно будет двух зайцев убить. Враз и уладится.
— Правду вы, дядя, говорите! — согласился Ли Мин. — Я сейчас же мамаше Третьей передам.
Тем временем Лайань накрыл на стол.
— Прошу вас, дядя Ин! — пригласил он гостя. — Батюшка сейчас будут.
Вышел умытый и причесанный Симэнь и сел рядом с Ин Боцзюэ.
— Давно Чжу с Сунем не видал? — спросил Симэнь.
— Я велел им зайти, — отвечал Боцзюэ. — Но они отказались. Брат, мол, на них зол. Вы, говорю, обязаны брату спасибо сказать. Ведь это он за вас заступился, он одним махом избавил вас от этой тучи москитов и саранчи, а вы еще недовольны. Да как вы, говорю, смеете на него обижаться?! Они дали слово порвать с негодником Ваном. Да, брат, ты, оказывается, вчера у него пировал. Вот чего не знал, того не знал.
— Видишь ли в чем дело, начал Симэнь. — Угощение он устроил и меня пригласил. Он меня своим приемным отцом считает. До второй ночной стражи пировали, А они-то почему с ним решили порвать? Только пусть мне поперек дороги не встают. А мне все равно. Ходите, куда вам нравиться. Да и об этом малом я заботиться не собираюсь. Тоже мне — отца нашел!
— Ты, брат, это серьезно говоришь? — переспросил Боцзюэ. — таком случае они на этих же днях придут тебя отблагодарить и объяснят, как было дело.
— Вели им придти, а подношений мне никаких не нужно, — наказал Симэнь.
Лайань подал кушанья. Были тут одни изысканные яства. От блюд жаркого струился аппетитный аромат. Симэнь принялся за рисовый отвар, а Ин Боцзюэ набросился на деликатесы.
— Пришли те двое певцов? — спросил Лайаня хозяин, заканчивая трапезу.
— Давно пришли, — отвечал слуга.
