Вынесли на красном лаковом подносе чай. Ван поднес его гостю, потом слуги убрали посуду. Между хозяином и гостем завязался разговор.
Накрыли на стол. Ван, надобно сказать, позвал двух певцов.
— Могу ли я засвидетельствовать почтение госпоже Линь? — спросил Симэнь.
Ван послал к хозяйке слугу. Тот немного погодя вернулся и объявил:
— Просим ваше сиятельство проследовать в дальние покои.
— Прошу вас, — обратился к гостю Ван.
— Проводите меня, друг мой, прошу вас, — проговорил Симэнь.
Они вошли в среднюю залу.
Госпожа Линь была готова к встрече заблаговременно. Ее прическу обильно украшали жемчуг и изумруды. Она была в карминовом халате с богатой вышивкой спереди, сзади и на рукавах и в парчовой юбке, на черном поле которой ярко пестрели цветы. Талию стягивал оправленный в золото пояс из нефрита и бирюзы. Пудра и белила создавали впечатление, будто вся она отлита из серебра. Высокая прическа выделяла алые уста и обрамлялась жемчужными кольцами-серьгами. На подоле нежно позванивали два ряда яшмовых подвесок.
— Сударыня, прошу вас, займите место на возвышении, — обратился к ней Симэнь, желая почтить ее полагающимися поклонами.
— Вы наш гость, — отвечала она. — Я прошу вас, государь, занять почетное место.
Наконец, они обменялись поклонами.
— Сын мой еще так юн и неопытен, — начала госпожа Линь. — В прошлый раз он причинил вам, сударь, столько беспокойства, вы же, избавив его от влияния дурной компании, проявили такую любезность и щедрость души. Я не знала, как мне выразить вам всю мою признательность, вот и решила пригласить вас на скромную чарку вина. Это я обязана благодарить вас и земно вам поклониться. Напрасно вы затрудняли себя подарками, сударь. Я бы поступила неучтиво, если б отказалась от них, но мне было неудобно, когда я их принимала.
— Не извольте беспокоиться, сударыня! — заверял ее Симэнь. — Из-за служебной поездки в столицу я никак не мог поздравить вас с днем рождения. А мои скромные знаки внимания я послал для того лишь, что они, может быть, сгодятся вам для вознаграждения слуг.
Симэнь заметил стоявшую сбоку тетушку Вэнь.
— Мамаша! — обратился он к свахе. — Подай-ка чарку! Я хотел бы поздравить сударыню и поднести вина.
Симэнь кликнул Дайаня. Надобно сказать, что он захватил с собой подарок для хозяйки. В ковре были завернуты вытканные золотом нарядный халат, сиреневого цвета атласная накидка с богатой вышивкой спереди, сзади и на рукавах и бирюзовая с бахромою юбка. Разложенные на подносе наряды были поднесены госпоже Линь. При виде их у нее зарябило в глазах. Она была весьма обрадована. Тетушка Вэнь тотчас же подала Симэню серебряный поднос с золотыми кубками вина, а Ван Третий позвал певцов, которые явились с инструментами в руках.
— Зачем их сюда звать? — возразила госпожа Линь. — Пусть снаружи поют.
Певцы вышли.
Симэнь поднес чарку хозяйке, а она в свою очередь с благодарностью — ему. Потом Симэня стал угощать Ван Третий. Гость хотел было поклонится и ему, но его остановила хозяйка:
— Встаньте, сударь! — просила она. — Моему сыну положено воздать вам почести.
— Что вы, сударыня! — возражал Симэнь. — Как можно преступить ритуал?!
— Что вы такое говорить изволите, сударь! — настаивала госпожа Линь. — Занимая такой солидный пост, вы ведь ему отцом приходитесь! А сын мой с малолетства пренебрегал учением и никогда не вращался в обществе порядочных людей. Если б вы, сударь, при всей вашей благосклонности наставляли моего сына на путь истинный, я была бы счастлива и сейчас же заставила бы его поклониться вам в ноги и относиться к вам как к отцу родному. А если он сделает, что не так, поучайте его. Я вам буду за это только благодарна.
— Вы, конечно, совершенно правы, сударыня, — отвечал Симэнь, — но ваш сын, уверяю вас, и умен, и радушен. Он еще слишком молод и мало искушен в жизни. Впоследствии, когда в полную меру раскроются его природные дарования, он безусловно исправится. Так что вы напрасно тревожитесь, сударыня.
Тогда Симэня попросили занять почетное место на возвышении. Ван Третий поднес ему три кубка вина и отвесил четыре земных поклона. После этого Симэнь сошел с возвышения и поклонился со сложенными на груди руками госпоже Линь. Она, довольная и улыбающаяся, от души поблагодарила гостя положенными поклонами.
С тех пор Ван Третий стал звать Симэня отцом. Вот ведь что случается в жизни!
Да,
Чтоб разнузданную похотьублажать бесстыдно,Потеряли честь и совестьнавсегда, как видно!
Взволнованный поэт по сему случаю выразил в стихах душевную печаль. Его стихи гласят:
От века жены и мужи в пирах — поврозь,Позорно — греховодить, соблазнять.Ван Третий не узрел, что видится насквозь,С поклонами отдал родную мать.
А вот еще стихи:
Покои женские у знати без надзора —И утром слышен крик не петуха, а куриц.Не оградиться славой рода от позора,Коль храм невинности и долга хуже улиц.
— Пригласи почтенного гостя в передние покои и предложи снять парадные одеяния, — обратилась к сыну госпожа Линь сразу после церемонии.
Дайань подал Симэню парадную шапку.[1316] Вскоре они с Ваном Третьим заняли подобающие места, и вышли певцы. Когда повара подали кушанья, Дайань наградил их чаевыми. Певцы запели цикл на мотив «Вешние воды»:
Дрожит бирюза занавешенных оконРог месяца выпорол нитки,На пологе — лань в поединке жестокомУступит рогатой улитке.Окраской на щит черепаший похожа,Дыханьем весенним объятаПарчовая ширма девичьего ложа,И веет цветов ароматом.
На мотив «Сколько гордыни»:
Зеленый попугайНа жердочке висит вниз головою.А груши, как в снегах,Оделись дымно-белой пеленою.Как на Лофу-горе,[1317]Мне навевает ветер сны хмельные.Приди, краса, скорей,Часы ж пускай утихнут водяные.
На мотив «Живительная влага»:
Бессонница клена,морозом обритого.Корявые сучья —драконы нефритовые.Драконью красу чуя,снежинками фениксыЗапляшут влюбленнолетучие пленницы.Багряные тучис жемчужной тьмойВ преддверье пахучемсливались зимой.[1318]
На мотив «Срываю ветку корицы»:
Среди парчи узорчатойтычинками пыльцыНа бережку пригорчатомпевицы и певцы,То солнцем вешним греются,то чаркою хмельной.Им мысли тешут ребусырифмованной волнойТо в деву-вазу стреламиприцельными метнут,То ягодами спелыми,слепившись опадут.То парными аккордамимажорны игроки,То трелями покорнымитрепещутся колки.
На мотив «Цветок нарцисса»:[1319]
То мускус заполнял альков,То аромат «драконовой слюны».То многоцветье облаков,То палевые отблески луны.И шелест крыльев мотылек,порхающих под лампой в стены,То колыханье лепестковПод окнами дыханьем весны.Где фениксовый поясок?Рассветный сон младенчески глубок.И пудры выдохся елей,И на курильнице не счесть углей.
На мотивы «Опустился дикий гусь» и «Победной песни»:[1320]
Лишь цитру заденет —осенних гусей вереница,Свирели затеи —свист иволги ласково длится.Пером зимородкащекочут платочки,А пальчики кротки —бамбука листочки.Согреет прилежноседой апельсинИ снегом вскипевшимзаварит жасмин.Кончился пир — распрощался с гостями.Но продолжается в спальне игра —Хмель закипает шальными страстями,Жажду услад не унять до утра.
На мотив «Куплю доброго вина»:
Зубов точеный жемчуг в улыбке заблистал.Ты сердце мне открыла, достойное похвал, —С луны Чанъэ вернулась в подлунные миры,Спустилась чудо-дева с Шамановой горы.
На мотив «Великое спокойствие»:
Феникс-шпилька в волосах,Вьется юбки бирюза,Огнедышащим лицомОкружил дракон кольцом.Из-под пудры и белилПот невольно проступил.Обаянье юных лет!На запястии браслет,Губы нежные дарят.Пряных лилий аромат
На мотив «Веслом плеснули по реке»:
Заостренной бровьюворона черней.Ты меня согрелаласкою своей.Страсти нет предела —нет часов и дней!Стань моею кровью —милою моей.
На мотив «Семь братьев»:[1321]
