— Его сиятельство решили восемнадцатого,[1314] — отвечали приказные.
— Вот и хорошо! Чтобы угощение было готово вовремя!
Приказные вернулись в управу и получили серебро на покупку съестного,
Поздравить Симэня с повышением прибыл сват Цяо. Хозяин пригласил его к столу, но тот ограничился чаем и откланялся.
Симэнь пировал с сюцаем Вэнем и Боцзюэ, пока не зажгли огни. Проводив гостей, хозяин пошел на ночь в покои Юэнян, чем и кончился тот день.
А на другое утро Симэнь устроил угощение тысяцкому Хэ по случаю его приезда.
О возвращении Симэня прослышала и тетушка Вэнь, о чем сей же час передала Вану Третьему, и тот послал Симэню приглашение. Симэнь в ответ поздравил госпожу Линь с прошедшим днем рождения и поднес ей через Дайаня пару свиных ножек, пару свежих рыб, пару жаренных уток и жбан вина, за что Дайаня наградили тремя цянями серебра, но не о том пойдет речь.
В главной зале был накрыт стол. Ослепительно сверкали парчовые ширмы и мебель. Полы были устланы узорными коврами, на стенах красовались пейзажи знаменитых живописцев.
Первыми пожаловали шурин У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь. Симэнь угостил их чаем и послал слугу за тысяцким Хэ.
Немного погодя явились певцы и земными поклонами приветствовали хозяина и гостей.
— Брат, а почему ты Ли Мина не позвал? — спросил Боцзюэ.
— Сам он не идет, а я его звать не собираюсь, — отвечал Симэнь.
— Сердишься ты на них — только говорить не хочешь, — заметил Боцзюэ.
Тут явился Пинъань и поспешно протянул хозяину визитную карточку.
— Его сиятельство воевода Чжоу прибыли, — докладывал он. — У ворот спешились.
У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь удалились в западный флигель, а Симэнь вышел в парадном облачении в залу навстречу гостю. После взаимных приветствий Чжоу поздравил Симэня с повышением. Симэнь поблагодарил столичного воеводу за охрану и лошадей. Они заняли соответствующие места, и Чжоу Сю расспросил его об аудиенциях. Хозяин отвечал на его вопросы обстоятельно, ничего не упуская.
— Раз Лунси не приедет, значит пришлет посыльных, чтобы перевезти семью? — спросил Чжоу.
— Разумеется, — отвечал Симэнь. — Только в следующем месяце, не раньше. Господину Хэ пока придется пожить в управе. Потом он въедет в дом господина Ся. Это я устроил.
— Чудесно! — воскликнул Чжоу и, увидев накрытый стол, спросил: — Кого же вы принимаете?
— Да вот господина Хэ по случаю приезда на чарку вина пригласил, — пояснял Симэнь. — Неудобно, мы ведь сослуживцы …
Они выпили по чашке чаю, и Чжоу Сю стал откланиваться.
— Я вас, господа, как-нибудь со всем гарнизонным начальством поздравлю, — заключил он.
— Не извольте беспокоится! — заверял его Симэнь. — Я вам очень признателен за внимание.
Они обменялись поклонами, Чжоу Сю вскочил на коня и отбыл, а Симэнь, сняв с себя парадные одежды, вернулся к столу. Гости перешли в кабинет.
Тысяцкий Хэ прибыл только после полудня. Когда он обменялся с У Старшим и остальными приветствиями и любезностями, все сели. После чаю сняли парадные одежды.
Тысяцкий Хэ сразу понял, насколько богат Симэнь. Посреди залы в золотой жаровне горел фигурный уголь, были спущены занавеси. Гостей услаждали певцы.
Один аккомпанировал на серебряной цитре, другой — на нефритовой лире, третий — на лютне, а четвертый кастаньетами из слоновой кости отбивал такт. Стол ломился от яств, в нефритовых кубках искрилось лучшее вино. Казалось, весною веяло над пирующими, тепло и дружелюбие царило в зале.
Да,
Вино ароматное пенится,кубки златые так сладки!И пение цитры,и звон кастаньет на мотив «Куропатки»!
Пировали до наступления первой ночной стражи. Тысяцкий Хэ отбыл в управу, откланялись шурин У Старший, Ин Боцзюэ и сюцай Вэнь. Симэнь отпустил певцов, распорядился, чтобы убрали посуду, а сам направился в спальню Цзиньлянь.
Цзиньлянь не пожалела румян, белил и пудры. Совершив омовение душистой водой и одевшись в новое платье, она ждала Симэня. Веселая и улыбающаяся, она бросилась ему навстречу, помогла раздеться и велела Чуньмэй скорее подавать чай. После чаю они легли. Пропитанная ароматами постель оказалась такой теплой, будто под парчовым пологом расцвела весна. Укрывшись одеялом, он с наслаждением прильнул к ней, припал к ее нежной груди. Ее уста источали запах гвоздики, в ее тугих локонах сверкали жемчужины.
Во время игры дождя и тучки Цзиньлянь угождала Симэню как только могла. После того, как Симэнь излился потоком, любовников продолжало неодолимо тянуть друг к другу и, лежа на подушках, они подробно рассказывали друг другу, что происходило с каждым из них за время разлуки. Потом Симэнь попросил, чтобы Цзиньлянь поиграла на флейте. Ведь она тоже страдала целых полмесяца в одиночестве и ее огнем жгло ненасытное желанье, хотелось одного — овладеть сердцем Симэня, поэтому никак не желала с ним расстаться, коль скоро он был рядом, и готова была буквально проглотить инструмент. Целую ночь играла она, а когда Симэнь собрался было встать по малой нужде, она его не пустила.
— Дорогой мой! — шептала она. — Ну сколько у тебя мочи, испусти ее мне в рот — я выпью, и тебе не придется мерзнуть, ты ведь разгорячился. Еще, чего доброго, простудишься.
— Дитя мое! — воскликнул глубоко тронутый и обрадованный Симэнь. — Ну разве найдется другая, кто б так любила меня!
И Цзиньлянь исполнила то, о чем говорила.
— Ничего на вкус? — спросил он.
— Солоновато немного и горчит, — отвечала она. — У тебя вроде ароматный чай? Дай я заем, чтобы вкус забить.
— Сама возьми! — говорил Симэнь. — Вон у меня в белой шелковой куртке.
Цзиньлянь дотянулась с кровати до рукава куртки и, достав ароматный чай, сунула его в рот.
Из золотого стебля сокаСянжу, возжаждавший, алкал,Но евнух был способен толькоРосы налить ему в бокал.
Да, почтенный читатель! До чего только не доходит наложница, чтобы обворожить, обольстить мужа! Коль скоро таков уж обыкновенно ее удел, она, нисколько не стесняясь, сносит унижения и терпит позор. Но разве может себе позволить что-либо подобное жена, чьи супружеские узы освящены обрядом?!
В ту ночь Симэнь и Цзиньлянь отдавались необузданным усладам.
На другой день Симэнь отбыл в управу. Ему и тысяцкому Хэ по случаю их вступления на службу был устроен пир, на котором выступали певцы и музыканты.
Вернулся Симэнь после обеда. Вскоре солдаты принесли ему коробы с угощениями — подарки управы. Тут же слуга вручил ему приглашение от Вана Третьего. Симэнь послал в атласную лавку Дайаня за комплектом одежды. Только ее завернули в ковер, как доложили о прибытии его сиятельства Аня, начальника Ведомства работ. Симэнь поспешно накинул парадный халат и вышел навстречу.
Приравненный по положению к экзекутору Кассационной палаты, препоясанный поясом в золотой оправе, с квадратной нашивкой, украшенной серебристым фазаном, Ань Чэнь шел в сопровождении многочисленной свиты и широко улыбался. Рука об руку с Симэнем они проследовали в залу и обменялись положенными приветствиями, поздравили друг друга с повышением.
— Я несколько раз посылал к вам гонца, сударь, — начал Ань Чэнь, когда они сели. — Но получал один ответ: нет, мол, Сыцюань пока не вернулся.
— Да, в ожидании высочайшей аудиенции мне пришлось немного задержаться, — объяснял Симэнь. — Только что приехал.
Подали чай.
— Мне очень неловко беспокоить вас, сударь, — начал, наконец Ань Чэнь. — Но я прибыл просить вас об одолжении. Дело в том, что правитель Девятиречья[1315] Цай Шаотан, девятый сын его превосходительства Цая, направляясь на аудиенцию ко двору, прислал мне письмо. Должен со дня на день пожаловать. Мы с Сун Сунъюанем, Цянь Лунъе и Хуан Тайюем очень хотели бы устроить ему прием. Не могли бы вы, сударь, предоставить нам ваш дом?
— Будьте так любезны! Только прикажите, ваше сиятельство! — воскликнул Симэнь. — Когда же вы намечаете встречу?
— Двадцать седьмого, — отвечал Ань. — Мы бы завтра же прислали вам собранное в складчину серебро. Простите, что причиняем вам столько беспокойства. Вы очень любезны, сударь. Мы вам крайне признательны.
Снова подали чай. Ань Чэнь откланялся и, вскочив на коня, удалился.
Симэнь же тотчас отправился на пир, устроенный в его честь в доме полководца Вана. Как только Симэнь вручил свою визитную карточку, встретить его вышел Ван Третий. Они проследовали в залу, где обменялись положенными приветствиями.
Это была огромная, размером в пять комнат, зала, вход в которую, завешенный коврами, украшали пять картин, изображавшие диких зверей. С многоярусных карнизов падали капли дождя. К зале примыкали ромбовидные флигеля, формой напоминавшие водяные орехи. Как раз против входа красовалась высочайше дарованная вывеска, на которой золотом было начертано: «Зала вечной преданности». По обеим сторонам висели парные надписи. Одна гласила: «Резиденция выдающегося сподвижника Основателя династии»; другая гласила: «Дворец князя вверенных рек и гор». В центре залы возвышалось покрытое тигровой шкурой кресло для почетного гостя. На полу лежал пушистый ковер. После приветствий Симэнь занял кресло, а Ван Третий сел сбоку.
