— Вообще-то я мог уступить тебе постель…
Я приподнялась на локтях и обернулась. Он стоял в дверях, без майки, и в спину ему светила коридорная лампа. Сейчас Не было видно, какого цвета его камень. Какое-то время мы так и смотрели друг на друга, а потом Шака, ничего не говоря, ушел. Затем вернулся и бросил мне плед.
— Чур четыре пиццы из восьми мои.
— Если тебя накормить, ты наберешься сил и опять начнешь творить всякую херню, — буркнул он и ушел.
Я улыбнулась. Ага. Что-то треснуло в его броне. Надо просто потыкать пальцем в эту брешь. Но я слишком устала. Было ощущение, что он никуда не денется, пока не получит то, что хочет. Это была не папка и не то, что в ней.
Я села и коснулась груди. Камень. Ребра всё ещё ныли, и я не понимала, откуда эта боль. Но что если ему нужен мой камень? И тем, кто убил Маркуса, тоже?
Нет, если бы ему нужен был мой камень, Шака разделал бы меня сразу после драки на Теневой Стороне. Он не отнес бы меня к этому… Пончику. Нет, ему нужно было что-то от меня живой. Или не от меня. Он сказал, что хотел через меня добраться до Семьи. До Сэры? Или до какой-то другой семьи клана?
Сэра. Боже мой, сколько у неё ко мне вопросов.
Я встала и прошлась по темной гостиной. Солнце уже почти зашло, и оставалась едва заметная полосочка света среди высотных домов. Шака не создавал впечатление особо аккуратного парня. Я провела рукой по телевизору, стоящему напротив дивана — пыль. Да и кто протирает телевизоры? Растений нет. Картин на стенах или постеров тоже. Дешевая люстра на потолке. Пустые полки шкафа, который по задумке явно должен быть наполнен книгами. Пустые полки. Я оглянулась: вещи, их было мало.
Хэдишш говорила, что он появился в их поле зрения три дня назад. Уже почти четыре. Не знаю, вдруг это была не настоящая его квартира, как та, в которой он держал меня до этого.
Я пошла в кухню, дверь в спальню была закрыта. А вот в ванную я-таки завернула. В ней было очень пусто. Одна щетка в стакане и всё. В душевой валялись одноразовые шампуни и бритвы. Будто в номере отеля. Из зеркала над раковиной на меня смотрело чудище. В волосах застряла сухая трава. Синяки под глазами. Я взялась за край топа, чтобы взглянуть на камень, но опустила руку. Чувствовала, что испугаюсь того, что увижу.
Нет, надо посмотреть. Камень располагался на мечевидном отростке, в самой узкой части грудины. Я приподняла топ и так и осталась стоять с открытым ртом. Не надо было смотреть. Не надо было!
Ши-ире, как обычно, слегка торчал через кожу и блестел словно кристалл. Но… я видела кое-что под кожей. Красная полоса, отходящая от камня, тянулась по реберным хрящам в оба направления. Я, одной рукой придерживая топ, другой провела по ребру. Это всё был ши-ире. Вот откуда боль.
Кажется, мой камень… вырос.
Глава 11
Никакого чудесного вечера не случилось. Мне хватило куска пиццы, который я, словно в детстве, будто украла с кухни, а не взяла. Шака не бросил мне в спину ни одной подколки, ни одной шутки, только следил взглядом. Я, схватив кусок, тут же возвратилась на диван и завернулась в плед. Он наверняка решал, что со мной делать и стою ли я того.
Сон долго не шел. Я слышала как Шака ушел с кухни, потом хлопнула дверь спальни. А дальше только тишина. Не было похоже, что это место вообще способно быть шумным и веселым, как его хозяин. Так может — Шака тут не хозяин? Здесь не было ничего, что придавало мы квартире ощущение хоть какой-то обжитости. Жизни тут как раз и не было. Возможно ли, что он купил квартиру незадолго до моей встречи с ним в клубе? Жил до этого припеваючи и не высовываясь, а потом, когда на горизонте появилась возможность добраться до Семьи — он вылез из подполья.
Глядя в потолок, едва освещенный полной луной, которая никак не могла обогнуть огромное здание напротив, я поняла, что устала от загадок. Не хочу прятаться и хочу понять всё прямо сейчас. И главная моя проблема — Семья, которая была рядом почти всю мою жизнь. А не Шака. Я достала из кармана телефон, аккумулятор обратно я всё ещё не вернула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Семья — вот что всегда должно стоять для тебя на первом месте.
Но как я могу ставить её на первое место, если тебя, Маркус, больше нет? Кого теперь я должна ставить на первое место?
Я медленно поднялась и встала. Спасибо тебе, большой и мягкий диван, что не издал ни звука. Я выглянула в темный коридор — дверь в спальню по-прежнему была закрыта. Конечно, можно было рассчитывать уйти пешком, однако кое-кто бросил ключ от машины на единственный в коридоре комод. Какое-то время я стояла в темноте и смотрела на этот ключ. Ловушка? Или предложение катиться прочь? Надеюсь, что последнее. Я сунула ключ в задний карман, прихватила шпагу, взяла кроссовки в руки и осторожно открыла входную дверь. Замок предательски щелкнул. Я замерла. Тишина.
Даже если это и ловушка, и он будет за мной следить. Плевать. Я вышла из квартиры и аккуратно прикрыла за собой дверь.
На улице было хорошо, свежий воздух радостно обдувал меня со всех сторон. Я вдохнула полной грудью. Боль вторила мне в боку, а теперь ещё и в ребрах.
Едва выехав на пустую ночную дорогу, я поняла, чего так радовался Шака. Черт, «Гиента» была лучшей тачкой. Плавный быстрый разгон, она будто мягко приглашала тебя поехать ещё быстрее, а потом ещё быстрее. Даже не хотелось отдавать её тене-людям. Надеюсь, они не попросят эту прелесть обратно.
Я добралась за пять минут по ночной Пирамиде от Красного Города до района Серой Горы. Кладбище Несвятого Эда располагалось на склоне и оттуда открывался прекрасный вид на весь город. Мертвые всегда следили за городом. Даже после смерти. Кладбище на ночь закрывали, так что я закинула ножны за спину и перелезла через забор. В боку ёкнуло, когда я приземлилась возле старого колумбария.
У Ньеро не было фамильного склепа. В отличие от других семей. Прадед Ньеро всегда говорил, что лучше лечь там, где умер. И не делать из смерти пафосную показуху. Мертвым всё равно, вместе они или нет. Однако я знала, где Маркус выкупил землю для своей семьи.
Земля была ещё свежей. Надгробие из черного мрамора, на нем только фамилия, имя, даты жизни и смерти. Никаких слов. Только холодный мрамор.
И я стояла над ним и не знала, что должна чувствовать.
Одиночество. Покинутость. Но не предательство. Не знаю почему, но я не могла, никак не могла приписать ему предательство. Каждый родитель желает для своей семьи лучшего, пусть и ценой жизни других людей.
Я опустилась на колени в мокрую от утренней росы траву.
— Спасибо. Что дал мне прожить хотя бы часть моей жизни достойно. Спасибо, что не дал свалиться туда, куда я так хотела. Что не дал мне умереть. Что научил жить по-другому. Научил защищаться и защищать. Жаль только, что в последнее у меня не получилось, Маркус. Я открыта для каждого ножа, что пытается меня ранить, и я ищу, где бы найти ещё клинков, чтобы броситься грудью на них. Потому что я не знаю, что мне ещё делать. Моё место всегда было возле тебя, а теперь тебя нет, и у меня выбили землю из-под ног. Даже чертов дельфин находит в небе путь, а я не могу. Мне очень нужен твой совет, слышишь? Мне нужен твой ответ. Неужели ты и правда… — прошептала я, — …собирался убить меня?
— Что вы здесь делаете?! Кладбище закрыто! — голос прилетел словно камень в затылок.
Я обернулась. Старый смотритель. Ши-ире собаки. Он светил в меня фонариком, но я знала, кто там по другую сторону. Я поднялась.
— Мы уже встречались однажды, когда Маркус выбирал это место.
— Пройдите к выходу, кладбище закрыто! Я не знаю, кто вы!
— Отвернись, старик. И пойди прочь, убери фонарик и уйди. Забудь, что я была здесь.
И он подчинился. Рука с фонариком опустилась, и я увидела в его свете уставшее сморщенное лицо.
— Иди к себе в сторожку и отдохни, — сказала я. Мой камень реагировал, бился в груди словно птица.
Смотритель развернулся и пошел шаркающей походкой по гравийной дорожке прочь.
