Я почувствовала, что говорил он искренне. Сдерживая какую-то внутреннюю ярость.
— Так зачем же ты хотел попасть в Семью через меня?
— Сломать эту систему.
— Через меня? Я была всего лишь девочкой на побегушках, — фыркнула я и отвернулась, уставившись в окно.
— Нет, для Маркуса Ньеро ты была кое-чем большим.
Он опять заставил меня на него посмотреть.
— Да, оружием, — сказала я.
— Не только. Ты всё ещё хочешь знать, что он там писал в своей папочке?
Тем временем «Гиента» добралась до центра Пирамиды, и я прилипла к окну.
— Твою мать! Ты тоже это видишь?!
— О да…
Скульптуры на башнях «Соратников» больше не держались за руки. Один из них поднял руки, будто защищаясь, а второй как раз наоборот — занес огромную, состоящую из стекла и металла руку для удара.
Я откинулась на заднее сиденье и нажала на виски. Шака не стал тормозить и проехал мимо. Улицы были заполнены зеваками и журналистами, и все снимали башни на камеры. Ещё бы. Статуи зашевелились.
— Хочу прокатиться, объедем Пирамиду по трассе? Заедем с юга сразу в Красный Город, а по дороге ты расскажешь, что было в бумагах Маркуса. Только, пожалуйста, обойдемся без этих «мы бедненькие и нас обижают кошки и занижают нам зарплаты».
Салон «Гиенты» действительно был хорошо звукоизолирован. Однако мне даже издалека казалось, что башни вибрируют. Словно дышат.
— Новость месяца после смерти твоего начальника. Кто оживил башни, ха, — фыркнул Шака как-то зло.
— Их оживил ши-ире, — отозвалась я.
— Думаешь?
«Гиента» вырулила на шоссе, прямиком ведущее из города.
Какое-то время мы стояли в пробке. Пару раз мимо нас проезжали полицейские автомобили. В этим моменты я следила за реакцией Шаки. Но он никак себя не выдавал, не опускал голову, не отворачивался. Да, машина была тонированная, но некоторые плохие привычки въедаются в нас навсегда, особенное если ты привык быть осторожным. Судя по всему, Шака полиции не боялся. Либо он действительно хорошо блефовал.
Мы молчали, и наша машина, которая была вовсе не наша, медленно продвигалась по вечерним пробкам Пирамиды. На самом деле я давно не выезжала за границы города. Последний раз пару лет назад, когда появилось вечногорящее поле с его жителями. Ребята из охраны Ньеро собрались, чтобы на выходных съездить туда, и я подрядилась с ними. Зрелище того, что творится с миром за границами вечно суетливой Пирамиды, потрясло меня. Поэтому я старалась жить так, будто за городом ничего нет. Ни странных страшных историй, ни горящих полей с горящими людьми. И по какой-то причине некоторые вещи, которые, как говорил Шака, мне не понравятся, я хотела услышать вне города. Там, где и так происходит всякое. И почему-то мне казалось, что история моего спутника будет располагаться где-то рядом с летающим розовым дельфином.
Постепенно деловой квартал сменился дорогими жилыми районами. Затем пошли промышленные, транспортные и логистические комплексы. Где-то вдалеке за ними виднелись небольшие элитные поселки с домиками как на подбор.
Лесов вокруг Пирамиды было мало, зато тут и там попадались болота с торчащими мертвыми стволами, которые стали мелькать в окно машины слишком уж быстро. Я глянула на спидометр.
— Начинай.
— Он много писал про красный камень, — ответил Шака, крепко держась за руль. «Гиента» неслась под двести по крайней левой полосе шоссе. — Он писал про твои реакции. Твое поведение, твою психику. Что ты любишь помыкать людьми, когда это требуется. Про то, как ты обращаешься с людьми, у которых есть ши-ире. Ты используешь их словно инструменты. Молоток, отвертка, пистолет.
— Ничего нового, — Маркус говорил мне об этом лично. И да, Шака не лгал. «Молоток, отвертка, пистолет» — это слова Маркуса.
— Но сама ты — сломанный инструмент. С изъяном. Но дело всех каракуль твоего наставника, или кто он там был тебе, не в этом.
— Он писал что-то о моем прошлом? — он не мог, ведь я рассказывала ему не всё, но вдруг. Вдруг он нашел её и узнал?
— Дело не в тебе, Энид, — Шака перестроился в средний ряд и чуть-чуть сбросил скорость. — Ему нужен был камень. И я боюсь, что он писал именно о твоем. О красном. Большая часть его каракуль — исследования реакций его дочери, Сэры Ньеро. Реакции на шелк, исследования пересадки ши-ире взрослым людям. Он нашел другой инструмент, более совершенный и податливый.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И это тоже было слишком похоже на слова Маркуса. Мысли были так далеко, я будто кричала себе через вату.
— Ты лжешь. Я тебе не верю. Маркус был мне как отец. Ты нагло лжешь.
— А ещё он знал о синем ши-ире. Знал о зеленом.
— Мне насрать на ваши камни! — выкрикнула я. — Тормози немедленно!
— Нет. Коты рехнулись настолько, что решили изменять своих детей! И не плевать ли на то, что такой человек умер?! То, что он собирался сделать…
— Останови машину, — прошептала я.
Мне было больно. Физически больно, будто в позвоночник сунули раскаленный баорий. Будто кости ломались. Но шпага была холодна.
«Гиента» ещё раз перестроилась и съехала на обочину. Не знаю, по собственному желанию ли Шака сделал это. Я вывалилась из машины, перелезла ограду и съехала по колючему оврагу вниз. Дальше расстилалось поле сухой, выжженной жарким летом травы. ботинки цеплялись за неё, но я продолжала идти.
Меня будто обняла собственная мать. И я была готова бежать от этого ощущения долго, пока сердце не откажет. Грудь и спина болели. Он предал меня? Использовал? На этом свете есть люди, которые так не поступают? Нет-нет-нет, это всё ложь.
— Энид! — окликнули меня сзади.
Маркус ведь не мог узнать о моем прошлом. Шака не мог узнать об этом. Никто кроме меня не мог. Я согнулась пополам, терпеть было невозможно. Эти воспоминания, они взорвались в разуме и перекинулись на тело. Меня затрясло.
— Энид, остановись. Объясни, в чем дело!
Я слышала хруст травы за спиной, он догнал меня, схватил за плечо и повернул к себе. Боль достигла затылка и врезалась в череп. Шака попытался обнять меня. Но мне хотелось лишь, чтобы он тоже это почувствовал.
Я одно целое с камнем и я хочу, чтобы ты подчинился.
— Ты отпустишь меня и отойдешь.
Мне не надо смотреть в глаза. Мне не надо сосредотачиваться. Его ши-ире уже мой. Шака делает два шага назад. Я дрожу всем телом. И я точно знаю, что буду делать то, что всегда любила.
— На колени.
Мама всегда говорила, что я буду королевой этого мира. А перед королевой все стоят на коленях.
Шака опускается на траву. И я вижу, как он на меня смотрит. Обычно они не осознают, что происходит, но не он.
— Ты лжешь мне сейчас?
Боль потихоньку отступает. Но я вижу его глаза.
— Нет, — отвечает Шака. Хрипло, через силу.
— Что было написано там про меня?
Он сглатывает и открывает рот:
— Энид не способна измениться. Энид травмированный чем-то человек. Энид жестока и бескомпромиссна, она не подходит для жизни с камнем. — Шака говорит, но его глаза смотрят на меня неотрывно. — Энид всё ещё тот ребенок, которого я нашел в Красном Городе. Она опасна. Энид хорошее поле для экспериментов и наблюдений. Благодаря ей Сэра сможет…
Шака дергает головой.
— Продолжай.
Я провожу рукой по лицу и смотрю на пальцы — из носа идет кровь. Шака смотрит на меня и молчит.
— Продолжай.
В висках стучит.
— Сэра сможет управлять другими людьми. Всеми. Я помогу ей. Ведь ши-ире везде. В еде, в воде и воздухе. Моя дочь станет…
— …королевой, — усмехаюсь я. — А теперь расскажи мне, что ты скрываешь.
Чувствую на губах соленый привкус. Шака опять молчит, его татуировки опять мерцают.
— Расскажи мне, что ты скрываешь, — с нажимом повторяю я. — В чем собираешься меня обмануть ты?
Ведь с моим наставником теперь всё ясно. Наверное, как и со мной? Свет вокруг начинает мерцать, а мой угол зрения сужается.
— Расскажи.
Шака мотает головой, стискивает зубы и смотрит мне прямо в глаза.
