И мы вдруг увидели странного ездока. Он ехал к карьеру. Раздалось взволнованное: «Смотрите, смотрите!»
И в самом деле, было чему удивляться. Верхом на большом колесе сидел молодой парень в форменной фуражке рижского городского училища. За большим колесом катилось второе, поменьше. И что самое странное, самое удивительное — парень не падал. Наоборот, он очень уверенно держал обеими руками нечто похожее на выгнутые бычьи рога и крутил ногами железки на большом колесе. Необычная колесница неслась со скоростью скаковой лошади, только пыль клубилась.
Кто-то из ребят крикнул:
— Так это же сын кузнеца гонит на бесовпеде!
Бесовпед — так в наших краях называли велосипед, о котором тогда еще знали лишь понаслышке.
Соревнования были тут же прерваны, ребята полезли вверх по песчаным стенам карьера, ну точь-в-точь как потревоженные муравьи.
— Гоп, ребята, бежим навстречу!
Босоногая ватага под предводительством Сипола ринулась по склону горки.
Въехав на бугор, ездок поднял ноги в шикарных, еще только входивших тогда в моду полуботинках, и двухколесный бесовпед сам, по инерции покатил вниз. Летели в стороны мелкие камешки, звенели железные колеса. Бесовпед подпрыгивал на неровностях, ездок тоже, словно сидел на лихом скакуне. Фуражку с головы сдуло ветром, и она скатилась в канаву.
Мальчишки кинулись было бесовпеду наперерез, но потом испугались, отскочили в стороны и, разинув рты, проводили глазами ездока, который мчался со все нарастающей скоростью. Вот сейчас грохнется и расшибется!
Он не грохнулся. Уверенно остановил своего норовистого железного коня у взгорка, за которым начиналось опасное соседство карьера. Восхищенные ребята немедленно окружили его плотным кольцом. Кто-то услужливо подал оброненную фуражку. Светловолосый парень поблагодарил, очистил ее от пыли, надел. Посмотрел на нас весело:
— Ну, кто хочет учиться ездить?
У нас загорелись глаза. Даже у самых маленьких, хотя ясно было, что с бесовпедом им не справиться.
Выбор пал на Сипола: он постарше и покрепче других. Мы всем миром вкатили бесовпед на бугор и заодно по дороге подробнейшим образом осмотрели диковинную колесницу. На оба железных колеса, большое и маленькое, натянута резина. Спицы у колес очень тонкие, их гораздо больше, чем на колесах обычной повозки. Седло обтянуто кожей. Но особенно понравился нам руль. Тронешь слегка бычий рог — и переднее большое колесо тотчас же поворачивает в нужную сторону.
Сам ездок, сын кузнеца, на наш взгляд, тоже был достоин всяческого удивления. Гимнастерка с высоким воротом опоясана широким ремнем, на блестящей металлической пряжке выдавлены буквы. Брюки длинные, темные, складки проглажены так, что позавидуешь. Бросился в глаза и красивый, наподобие венка, металлический значок на фуражке. Поразительно, что такой щеголь запросто, как будто мы ему ровня, беседует с нами, босяками!
Началось обучение. Пока Сипол взбирался на высокое сиденье, мы, надув щеки от усердия, держали бесовпед. А сын кузнеца, сидя на пеньке, поучал:
— Не отпускайте! Пока не привыкнет, нужно все время придерживать.
Так и сделали. Сипол крутил педали, бесовпед заваливался то в одну, то в другую сторону, но мы не давали ему упасть. И вот наконец Сипол сумел проехать по прямой дороге от столба до столба без всякой поддержки.
— Гоп, ребята, я уже сам могу! Отпустите, не держите больше!
Мы отошли, и он втащил бесовпед на бугор. Сесть, правда, сам все равно так и не смог — большое колесо не хотело стоять на месте, вертелось, крутилось, вырывало руль из рук. Мы ему помогли, а затем затаив дыхание смотрели, как бесовпед покатил с горки вниз. Наездник чувствовал себя уверенно. Он неподвижно сидел в седле, гордо подняв голову. Волосы у Сипола растрепались, рубаха надулась, как парус; скорость все возрастала.
У подножия горки, возле дороги, росла одинокая толстая береза. Бесовпед, словно его и вправду гнал нечистый, несся прямо на нее.
— Рули, Сипол!
— Влево, влево от дерева! — кричали мы.
Но уже было поздно. Большое переднее колесо стукнулось в ствол. Береза вздрогнула, мы услышали звук удара. Сипол, растопырив руки и ноги, как лягушка, перелетел через руль и — бац! — лбом в березу.
Из двоих пострадавших бесовпед, несомненно, вел себя более достойно. Он просто свалился набок и лежал спокойно. А Сипол несколько раз перекувырнулся через голову и завопил не своим голосом.
Ребята отнеслись к происшествию по-разному. Кто смеялся, кто, вскрикнув, бросился к месту катастрофы. Сипол сидел на дороге, обхватил руками голову и жалобно причитал:
— Ой, мой лоб! Ой, лоб!
Как всегда в таких случаях, со всех сторон посыпались мудрые советы:
— Не трогай, только не трогай!
— Надо отжать ножом…
Сипол отнял руки от лба. Мы ахнули. Вот это шишка!
— Давай бегом на луг, зачерпни грязи и прижми ко лбу — сразу полегчает.
Подошел и сын кузнеца. Пощупал шишку, улыбнулся:
— Сам виноват! Пока руль в руке, ты хозяин в седле. Как руль отпустил, так черенок раскроил.
Шутит — значит, ничего серьезного. Сипол сразу перестал охать, вскочил, побежал на луг. Нашел там сырое место и прижался к нему лбом.
А бесовпед? Он-то пострадал? Представьте себе — нет! С железным конем ничего не случилось: удар принял на себя резиновый обод. У березы хоть кора содрана, а на бесовпеде ни малейшей царапины.
Теперь пришла очередь Августа. Он поставил бесовпед на колеса, сказал, поглядывая искоса на хозяина колесницы:
— А я бы проскочил мимо дерева!
— Бери и скачи, — улыбнулся сын кузнеца.
Мы крикнули «ура!» и так же усердно, как несколько минут назад Сиполу, стали помогать Августу. Сипол на время прекратил лечение, обмыл в озере грязный лоб и тоже присоединился к нам.
Второй обучающийся оказался способнее первого. Он быстрее научился держать равновесие и съезжать с горки, хотя это самое трудное. Педали живо крутились, и нечего было даже думать о том, чтобы замедлить скорость. Но Август держался молодцом. Стиснув зубы, он мужественно переносил тряску и коварные прыжки бесовпеда. Норовистому коню так ни разу и не удалось сбросить нового наездника.
Первые успехи окрылили Августа. Он втащил бесовпед на самую вершину горки.
Сипол вертелся рядом, ощупывая шишку на лбу, и наставлял:
— Главное — руль! Руль сжимай изо всех сил!
Мы придерживали бесовпед, пока Август поудобнее устраивался в седле. Потом по его команде подтолкнули.
Бесовпед покатил под уклон. Мы бежали за ним. Вот уже впереди береза. Ближе, ближе… Все быстрее крутятся колеса, бесовпед набирает скорость.
И тут я заметил, что Август растерялся. Хочет повернуть руль и никак не может. Глаза выпучил, лицо напряглось. Он оказался в полной власти разбушевавшегося бесовпеда…
Словом, Август ни на вершок не сдвинулся с пути, который так печально завершился для Сипола. Все повторилось сызнова. Опять мы кричали во все горло: «Рули! Поворачивай в сторону!» Опять дружно ахнули, когда бесовпед на всем ходу врезался в то же самое дерево. Но, в отличие от Сипола, Август избежал неприятного столкновения с деревом. Выскочил из седла, словно мяч, перелетел через канаву и приземлился на лугу, головой в жидкую грязь…
Когда мы подбежали, Август уже сидел на земле и пыхтел, как паровик на баронском поле. Лицо черное и блестящее, как у негра, лишь белки глаз сверкают.
Увидели мы, что с ним ничего не случилось, и сразу развеселились. А Сипол тут же придумал:
— Кто руля не удержал, тот черной каши похлебал!.. Прокатиться с горки на бесовпеде больше желающих не нашлось. Сын кузнеца не спеша двинулся обратно в местечко. Бесовпед будто знал, что теперь в седле сидит хозяин, и сделался покорным и кротким как овечка.
ВЫСТРЕЛ В КАМЫШАХ
Баронский рыбак Крузе уже не воевал с удильщиками так яростно. Слишком дорого стоили ему войны с местечковыми мальчишками. Зато теперь войну нам объявил лесничий, молодой пруссак с орлиным носом и длинной журавлиной шеей. Среди жителей местечка ходили слухи, что он прислан сюда из Германии специально для того, чтобы хорошо изучить местность — на всякий случай. Уж не знаю, вправду ли он был шпионом или это выдумали досужие кумушки, только приехал он в наши края не один. У соседских баронов тоже завелись такие пронырливые молодые пруссаки.
Однажды туманным летним утром мы впятером рыбачили на болотистом берегу озера. Рыбка ловилась хорошо, наши сумки быстро тяжелели.
Неожиданно сзади раздалось:
— Вон отсюда! Вон!
Оглянулись в испуге. Недалеко, на мостках через канаву, стоял сам господин лесничий и грозил нам ружьем.
И тут у лесничего случилась неприятность. Нога поскользнулась на мокрой доске, и он, хватая руками воздух, упал в грязную канаву.
