В последний момент он понял, что не стоило так опрометчиво собирать всех старших троек в головняке группы и, мысленно ругнувшись, встал, погрозил кулаком Фролову – мол, «бди тут» – и, шмыгнув под остававшийся за спиной куст, двинулся навстречу старшим своих троек.
– Женя, ты идешь вместе со мной. Витя, остаешься в тылу.
– Тарщ капитан, вы же говорили… – Кузнецов попытался напомнить командиру о его обещании в следующем боестолкновении дать возможность его тройке повоевать по-настоящему, а не сидеть попой к противнику, ожидая мифического нападения с тыла.
– В другой раз, не сегодня, – Юдину стало немного стыдно. До конца командировки оставалось всего ничего, и это «в другой раз» превращалось в минус бесконечность.
– В другой раз… – зло проворчал Кузнецов, но спорить не стал.
– Короче, остаетесь вдвоем, пулеметчика в тройку Спицына.
«Опся» Шлеина прозвучало почти злорадством.
– Ты, Игорь, как всегда в центре, на правом фланге Шлеин с Чурсиным. Разворачиваемся в почти прямую линию, первым позицию занимает Артем, остальные – направление от него двести пятнадцать градусов. Во время боя никаких движений вперед, только во фланг вправо-влево, можно немного оттягиваться назад. Сигнал открытия огня… – на секунду Алексей задумался, – подрыв мины Артемом. Мину ставишь от себя строго на север, подрыв – только когда идущий первым поравняется с твоей позицией, или даже лучше его чуть-чуть пропустить, но все равно так, чтобы валить наглухо. Понятно? Если что с миной…
– Командир… – обиженно развел руками Шлеин.
– Я говорю, если что – стреляешь на поражение. Остальным мин не ставить, нет времени. Всем все понятно? Двигаемся. В темпе. Занять позиции, замаскироваться и ни единого звука. Ясно?
– Вопросов нет! – как обычно в таких случаях, за всех ответил более шустрый Загоруйко.
– Тогда действуем.
Команда отдана, тройки приступили к исполнению. Время, отпущенное на реализацию задуманного, заканчивалось, но это по подсчетам капитана Юдина, а вот было ли оно у них на самом деле, сейчас не смог бы ответить никто.
«Попить бы!» – подумалось Алексею. Но он снова отмахнулся от этого желания. «Вот рассажу людей, выберу себе позицию – и попью. Может, и не придет сюда никто. И что из того, что именно сюда от…та выводит самая… нет, не короткая, а «быстрая» дорога. Что с того, что я сам как-то раз проходил по ней, значительно опередив все другие группы, двигавшиеся другими, как им казалось, более удобными маршрутами».
Но нет, боевики должны были прийти сюда; ведь если он знал об этом пути, то они тем более знали. А моджахеды… тоже не слишком любят лишний раз набивать ноги. «Придут, должны прийти, пусть только придут…» – как заклинание повторял Алексей, идя вдоль линии занимаемых группой позиций и внимательно глядя по сторонам.
В лицо дул северный, даже чуть северо-западный ветер, принося холод наступающего вечера. Если боевики шли сюда, то время они подобрали идеально. Что им теперь оставалось? Всего ничего – перейти русло ручья, немного выждать и в сгущающихся сумерках войти в селение…
…Расул всегда делил свой отряд на две равные части. Вот и сегодня он не стал отходить от единожды принятого правила – четырнадцать человек шли впереди, четырнадцать сзади на удалении двухсот метров. Сам он, как всегда, был со второй его частью.
– Командир должен иметь возможность оценить действия противника и предпринять собственный победоносный маневр! – заявлял он, словно на незаданный вопрос «уж не боится ли он идти впереди?» отвечал, и ему верили.
Шедший первым, а заодно и командовавший авангардом Ахмед Исраилов остановил остальных и, дождавшись, когда его команда будет выполнена, продолжил путь в одиночку. Меж тем приведшая их сюда едва заметная тропа начинала полого сбегать вниз, в сторону речушки, буквально сразу за изгибом которой начиналось его селение. До стоявшего на отшибе, давно заброшенного дома покойного Турпала, умершего своей смертью от старости, было всего ничего, а дальше уже начинался подъем, ведущий к родовому селению Ахмеда. Но сейчас думы Исраилова занимало совсем другое. Кому, как не ему, было знать, что без поддержки местного населения партизанское движение обречено. Он понимал, что и для русских данный факт тоже не является новостью, а значит, для многих разведподразделений была верна аксиома: «Зачем куда-то ходить, если достаточно каждый день устраивать засаду близ села, и тогда рано или поздно партизаны придут сами?» Конечно, если бы русские вошли в лес поблизости, Расулу сообщили бы заранее. Но ведь существовала маленькая вероятность, что федералов не заметили. И потому эти оставшиеся до родного селения сотни метров требовалось пройти с двойной, тройной осторожностью.
Ахмед снова остановился, втянул ноздрями воздух, но в прилетевшем ветре не было ничего, кроме осенней свежести и запаха кабаньего помета. Жаль только, что ветер оказался северным, а не восточным, идущим от села. Впрочем, у Исраилова в запасе оставался слух, к тому же на близком расстоянии и ветер не может отнести резкие запахи.
«Хорошо, что русские иногда курят, даже сидя в засадах», – подумалось Ахмеду, и, покрутив головой из стороны в сторону, он медленно продолжил спуск.
Река уже журчала своими водами. Исраилов вновь остановился, прислушался, но ничего не уловив, снова втянул воздух расширившимися ноздрями. Ничего, только увеличивавшаяся влажность да гнилостный запах отмирающих в воде корней. Все тихо. Ахмед еще какое-то время постоял, прислушиваясь, затем взял в руки висевшую у него на разгрузке радиостанцию «Кенвуд», включил и произнес всего одно слово: «Идем!» – после чего отключил рацию, присел в ожидании остальных, закрыл глаза, улыбнулся, представив скорое возвращение.
За спиной послышались шаги. Свои были рядом. Исраилов хотел открыть глаза, чтобы убедиться в этом и продолжить путь дальше, но не успел. Он даже не успел осознать произошедшее. Его тело подпрыгнуло от накатившей на него ударной волны и, нафаршированное моновскими роликами, оно рухнуло в небольшую, находившуюся за спиной Исраилова яму, наполненную не слишком чистой водой. Выстрелов его непревзойденный слух уже не слышал…
…Алексей, машинально опускаясь на колено, поднял руку и медленно повел ее вниз, показывая стоявшему за спиной Фролову: «Ложись, тихо». Он сам не понял, что именно его насторожило, но органы его чувств подали сигнал тревоги. Стоя на колене, он осторожно опустил предохранитель вниз, затем, выставив вперед левую руку, распластался на земле и, приготовившись к бою, замер в неподвижности. Почти в ту же секунду в глубине леса мелькнула одинокая тень. Она приближалась. И вот в лесном прогале показалась человеческая фигура. Алексей увидел, как застыл, остановившись, вышедший на открытый участок чернобородый «чех», и внутренне сжался. Указательный палец правой руки капитана коснулся спускового крючка, коснулся и оцепенел в ожидании. А чернобородый постоял, покрутил головой, зыркая во все стороны, фыркнул и не спеша двинулся дальше – ни дать ни взять лесной хозяин на прогулке, разве что автомат в обеих руках со снятым предохранителем, да пару раз дернулась правая щека, обращенная к залегшим за кустами спецназовцам. А может, Юдину это только показалось?
«Чех» прошел мимо.
«Один, два, три, четыре», – Алексей мысленно начал считать секунды, необходимые тому, чтобы дойти до находящегося на правом фланге Шлеина. Время тянулось медленно, но мгновение, когда чернобородый достигнет правого фланга группы, неумолимо приближалось. Оно приближалось, а никого другого, выходящего из леса, видно не было.
«Как так? Почему? Каким образом? – мучился вопросами Юдин, каждую секунду ожидая взрыва. Но взрыва не было, как, впрочем, по-прежнему не было и других боевиков. – Неужели ошибся? Неужели я ошибся, и вся банда отправилась куда-то в другое место, а сюда они отправили лишь своего связного? Хотя почему он именно из той банды? Может, вообще из другого района? Все, сейчас грохнет, наверняка сейчас грохнет! – Но подрыва «МОН-50» все не было. Время шло. – Почему не подрывают? Что-то произошло с миной? Тогда почему нет выстрелов? – И тут же запоздалое: – Как я не догадался, надо было на всякий случай передать в тыл «Вал»! – И после секундного раздумья: – А может, Шлеин так и сделал? Взял в его соседней тройке? А если нет, то что же случилось? Неужели бородатый что-то заметил и, уйдя в сторону, скрылся?»
А в это самое время Артем Шлеин, глядя на сидящего на корточках «чеха», мучительно обдумывал извечные философские вопросы: что делать и как быть? Все уже вроде бы сложилось так, как надо, – боевик, вышедший из леса, поравнялся с установленной миной. Артем даже поднял руку, готовясь подорвать «МОНку», но передумал; выжидал, пока «чех» останавливался и что-то говорил в микрофон радиостанции. Затем боевик сел на корточки в пяти метрах от источника смерти. Все, теперь уже точно можно было подрывать. Но Артем снова медлил. Почему? В тот момент он и сам бы не смог дать точного определения своим поступкам.
