Дверь отворилась, и в камеру вошли трое стражников. Один из них комплекцией сильно напоминал Энке. Орудуя вагой, он разомкнул хитрый запор на колодах, но не ушел, остался тут, заполняя почти все пространство. Арестованным вернули штаны. Энке легко влез в свои безразмерные шаровары. Лексу же пришлось извиваться. Руки плохо слушались, ноги плохо гнулись. Душила злость. Но когда все предметы туалета оказались на месте. На него опять навесили колоду. Джинна вывели из камеры. Лязгнул замок.
Их вчера обыскали. Усатый дядька, записывающий имена арестантов в толстую книгу, ткнул пером в лампу.
— Это что?
— Чернильница, — не задумываясь соврал Лекс. — Я секретарь.
Дядька подергал лампу, висевшую на прочном шнурке, услышал плеск внутри и успокоился. Была бы серебряная, а так — кому она нужна медяшка грошовая!
Лекс плохо помнил дорогу до камеры главным образом по тому, что обоим на голову накинули мешки. Не старые, между прочим, из которых сыплется шелуха, пополам с землей — новенькие, кажется именно для этого и предназначенные.
В королевстве Синего орла многое изменилось. Ушел из атмосферы сладковатый душок разложения. Вместо него появился привкус железа. Кажется новый король, — надо же! Гуго, который ревновал к нему Тейт, король! — взялся за страну как возница за поводья норовистой упряжки: не усмирю, так загоню до смерти. Где-то вот так вот.
Энке не просто завели в камеру. Явление дэва стоило отдельного рассказа. Распахнулась дверь, за ней в коридоре некоторое время происходило копошение, потом медленно, сложив руки на груди, вплыл Энке. И только когда он весь оказался по эту сторону порога, Лекс увидел, что в спину товарища упираются три копья. Два так и оставались, пока третий конвоир, отложив свое оружие, вешал на заключенного колоду.
— Что ты еще натворил?! — застонал Лекс.
— Молчать!
Стражник для острастки больно приложил "секретаря" пинком.
— Эй! Потише! При чем тут мой человек? — рявкнул джинн.
Никто ему возражать не стал, и он доложился.
— Я случайно сломал руку их этому…, ну, который приходил, толстый такой с кривой палкой в руках.
— Кузнецу, надо полагать, — пробубнил Лекс, не открывая рта.
— Неа. Он просто конвоир.
— Чем он тебе не угодил? — Лекс не издал больше ни звука в надежде, что Энке прочтет по губам.
— Поосторожнее! — Опять напустился на неумех джинн.
Одну колоду на шею ему уже надели, и теперь пристраивали такую же на ноги. — Меня с порога начали пытать, куда девалась дамочка. А я знаю? Тогда, говорят, рассказывай, какие планы имеешь по свержению законного государя? Отвечаю, мне ваш король даром не нужен. Они опять: куда девка подевалась? И так три круга подряд. И тут… что ты дергаешь?! Арр!
Один из стражников решился таки прекратить разговоры, для чего ударил Энке по губам древком копья. В смысле собирался ударить, только никак не ожидал, что бешеный инородец перекусит палку. Стражу отнесло к раскрытой двери. Один из охранников даже примерился метнуть копье.
— Ну, что встали? — миролюбиво осведомился арестованный, выплевывая щепки. — Кончайте свою работу. Не трону.
Пока возились со второй колодой, он успел рассказать, что в самый разгар допроса все вдруг засуетились, забегали и запричитали. Оказывается, в тюрьму нагрянул начальник тайной стражи, он же мэр столицы, он же на данный момент местоблюститель престола, прибывший в Сю с проверкой. Все, кто был в допросной вытянулись в струнку, а облом, конвоировавший Энке, попробовал поставить того на колени.
Во, дурак-то! Хотя, может у них тут так положено. Исполнял человек порядок, а обидчивый джинн возьми и сломай ему руку. Мэр-блюститель как раз входил в допросную.
За мирной беседой Энке успели навешать колодок на все конечности и занялись Лексом.
— Жрать хочется. И пить, тоже, — пожаловался джинн напоследок. — Ты, если что, зови.
В коридоре церемонии кончились. От сильного пинка пониже спины Лекс впечатался в стену, по которой и сполз на пол. Поднимали его тоже пинками, но при полном молчании. Не со зла, надо полагать, ничего он им не сделал, чтобы так вот. С перепугу. За дверью камеры осталось нечто непонятное, которое может мало что переломать кости — не хуже бойцовой собаки перекусить палку, а не исключено и дверь вынести. Так что на Лексе просто вымещали страх.
Из носа потекло. Глаз быстро заплывал. А надо бы запомнить дорогу. Чем дальше, тем меньше оставалось надежды, выбраться отсюда добром. Похоже, они с Энке нежданно-негаданно вляпались в заговор. Знать бы, где упасть…
По длинному темному коридору и двум лестницам Лекса буквально прокатили. Когда конвой остановился перед массивной дверью, от аккуратненького секретарского костюма остались ремки, от физиономии — перекошенная синяя оладья.
В допросной Лекс насчитал семерых. Шестеро стражников вытянулись вдоль стены. В центре на стуле восседал царедворец из тех, которые вместо расшитого золотом камзола носят черный колет, а вместо генеральской мантии — простую серую шинель. Этот как раз был в черном колете без знаков различия. Масластые кулаки, сложенные на коленях, навевали сомнения в аристократическом происхождении их хозяина. Цепкий взгляд ощупывал почти ощутимо, будто холодными пальцами.
— Он у вас, что, с лестницы упал? — ровно, но так, что стража вытянулась уже до полной невозможности, спросил царедворец.
— Он… это… сопротивление. Ага, а потом — с лестницы, — пролепетал конвойный.
— И так три раза, — подытожил глава тайной полиции.
— Там второй, который руку Громиле… он перекусил… — попытался обрисовать ситуацию другой конвоир.
— Что перекусил? Цепь от колоды?! — начало терять терпение высокое начальство.
— Древко. Вот… — продемонстрировал стражник обломок копья.
— Прям крокодил. — Мэр-блюститель внимательно осмотрел древко и отложил в сторону. — А ты, значит, секретарь. Писарь. Откуда? Где тебя наняли?
— В Риме, — прошамкал разбитыми губами Лекс.
— И из Рима, вы прямо сюда направились?
— Да.
— По какой дороге?
Оп — па! Лекс мучительно пытался вспомнить название хотя бы одного тракта. На ум ничего не приходило кроме Аппиевой дороги. Она имелась практически во всех секторах. О чем он и сообщил.
Квадратное лицо с глубокими вертикальными морщинами на мгновение сделалось почти каменным. Почти, потому, что задергалось веко. Мэр-блюститель начал медленно подниматься со своего стула, разлепив, наконец, кулаки.
И тут Лекс чуть не всхлипнул от радости. Он вспомнил, как этот самый кулак опустился на стол, смахнув пару тарелок. Они тогда сидели в трапезной. Гуго рассказывал о последних событиях в столице, а хозяин дома возмущался полной неразберихой при дворе. Гуго, сам того не замечая, косил на Тейт. Она просто с него глаз не сводила. И все было прекрасно…
— Катан.
— Что ты там шепчешь?
— Катан, это я — Манус Аспер Лекс.
А ведь мог и не узнать. Мало ли чужеземцев за последние пять лет прошли перед глазами начальника тайной стражи. Кто прошел, а кто и прополз на брюхе, потому как ноги ему уже повыдергали. Но узнал, даже кровь отлила от щек. Резче обозначились складки.
— Выйти всем!
— Но господин Катан, он же…
— Вон!!!
— Так для чего вам нужны единороги?
На террасе они сидели уже втроем. И происходило все это не в гостинице, а во дворце, который по праву престола блюстителя занимал Катан. Вино, жареное мясо, виноград, сыр. Разомлевший Энке чесал живот, ни мало не смущаясь присутствием царедворца. Тот и сам сбросил каменную маску, превратившись в умного, усталого, но еще ого-го! юношу в годах, остепенится которому не дает азарт.
— Да пустяк, — кое-как отозвался Лекс.
Синяки и отеки не давали праздновать освобождение в полную силу. Он даже вино пил не из чаши, а из кувшинчика, вливая в неповрежденный угол рта. — Вон ему нужен один — один! — глоток молока самки единорога.
— А мешок золота ему не нужен?
— Да на кой оно сдалось? — удивился Энке.
— Да, действительно. Но ты, Лекс, должен понимать, что это почти невозможно. Да почему почти. Это невозможно. Здоровых животных увез на родину Долмаций Ломквист. Одна самка была ранена, ну ты помнишь. Так она вообще пропала. Какая-то безумная бродяжка зашла в селение горцев и увела беременную кобылу.
— Вот это действительно невозможно! — Лекс даже о боли забыл.
— Я носом землю рыл. Прорыл всю от столицы до дверей сарая, в котором жили единороги. Поверь, работал не за страх. И ничего. Ни животного, ни женщины. Единственная зацепка…
— Да говори, какие уж сейчас секреты. Или ты, может, мне не доверяешь?
— Тебе, Лекс, доверяю. А твой товарищ человек мне вовсе неизвестный.
— Он вообще-то не человек. Он джинн. Демон. Только калечный. Убогий, в общем. И он мой брат.
