— Не в этом дело.
— А в чем же тогда дело?
Сама не заметив, Дельфина заговорила резким тоном.
— По-моему, это я должен задать тебе такой вопрос, — отрезал Марк. — Хватит ломать комедию, ну прошу тебя, скажи, пожалуйста, зачем ты сюда приехала?
Никогда еще в спорах он не заходил так далеко.
— Я же тебе сказала — зачем… А может, теперь ты мне объяснишь, почему ты не возвратился домой?
— Ах, вот оно что…
— Вот именно.
— Успеем еще об этом поговорить.
— Я и не тороплю тебя.
— Ты хочешь здесь побыть?
— Это уж тебе решать. Полагаю все-таки, что мы вернемся вместе. Мне не так-то уж часто предоставлялась возможность путешествовать, так почему бы не воспользоваться удачной оказией?
А почему бы ей не воспользоваться услугами какой-нибудь туристской фирмы?
Зазвонил телефон. Марк нерешительно поднялся с кресла.
— Ты не снимешь трубку?
— Нет, почему же. Сейчас.
Голос Алена. Слава богу, звонит он. Будь это Надин, не избежать бы ему обычных в таком случае объяснений: «Одна женщина…» и т. д. и т. п. А раз звонит мальчик, она ничего не заподозрит.
— Слушаю… Нет, не сегодня… Ко мне жена приехала. Конечно, ждал… Ну да, точно, позвоните завтра. Не знаю… Там видно будет.
Повесив трубку, он повернулся к Дельфине.
— Один приятель.
— A-а… — Она улыбнулась, — Какой приятель? Расскажи…
— Что тут рассказывать?
— Ну, что хочешь. Сколько ему лет?
Марк почувствовал, что краснеет.
— Лет двадцать, должно быть.
— Ты уж с двадцатилетними начал дружить.
Тут же последовал резкий отпор.
— Ну и что?
— По-моему, несколько странно…
— Странно? Чем странно?
— Ведь в Париже ты…
— Ах, в Париже…
— Париж все еще существует.
— Я и не собираюсь этого отрицать.
— А как зовут твоего приятеля?
— Ален.
— Чем он занимается?
— Ничем, а чем он, по-твоему, должен заниматься?
— По мне, хоть пусть ничего не делает. Значит, у него никакой профессии нет?
— Ну, знаешь, хватит. Ты никогда о хиппи не слыхала, что ли?
— Вот оно в чем дело! У тебя друг хиппи. Так бы сразу и сказал. А ты мне его покажешь?
— Что же это, по-твоему, цирк?
— Я и не говорю, что цирк. Ты сказал, что у тебя есть друг, вот я и хочу просто на него посмотреть.
— Успокойся, посмотришь.
— Я в этом и не сомневаюсь, но почему такой грозный вид? — Потом добавила: — Значит, на ближайшее время у тебя никаких определенных планов нет?
— Нет.
— И у меня тоже, как и всегда, впрочем. Я так давно мечтала о каникулах… настоящих каникулах. — Нет, игра определенно шла нечестная. Диалог никак не получался. Одни слова и ничего больше. Слова, которые лишь мимоходом касались друг друга, вместо того, чтобы сливаться воедино, да и каждый, произносивший очередную реплику, старательно разыгрывал комедию. Но рано или поздно он придет, час правды. — Мне нужно с тобой поговорить.
Она произнесла эти слова, сама в них не веря, и он снова ответил ей, как и прежде:
— Еще успеется.
— Конечно, дорогой, конечно успеется.
Дельфина отперла чемодан, кинула в ванну, уже наполненную водой, щепотку мыльного порошка.
Марк заметил, что она, влезая в ванну, брезгливо сморщилась. Даже под хлопьями мыльной пены вода сохраняла коричневатый оттенок.
Он был взволнован зрелищем этой наготы, которая на мгновение стала вновь его личным достоянием. Нахлынули воспоминания, но он догадывался, что его незваная гостья смущена, да и сам он не узнавал ее по-настоящему.
Купанье длилось недолго, и Дельфина, закутавшись в огромное махровое полотенце, вошла в комнату и снова прилегла на постель.
— А в котором часу здесь завтракают?
— Да хоть сейчас, если угодно.
Он взглянул на часы.
— Уже половина третьего!
— Я совсем запуталась, то вперед часы, то назад переводишь… В одном я уверена — хочу есть. И даже охотно выпью.
— Тогда одевайся.
Каждое произнесенное слово разводило их дальше друг от друга. Может, с помощью виски наладится близость? Жалкие средства! Но как же иначе победить инстинктивный ужас Марка перед грядущим объяснением, его желание избежать правды, уже обесцененной в его глазах? Марка не очень беспокоило то, что скрывалось за этой видимостью, особенно если его партнерше удается делать хорошую мину при плохой игре.
«Сегодня она мирится с моим молчанием, а в прежние дни давно бы уже взорвалась».
Он не слишком волновался по этому поводу, но не смел и радоваться.
А Дельфина тем временем машинально раскладывала вещи, вынутые из чемоданов.
«Ведь любящие пары верят, будто с ними никогда не может случиться никакая неприятная история. Их удел банальность, будничность, и вдруг в один прекрасный день все летит к черту. Какая-нибудь бессмыслица, пустяк, и вдруг обнаруживаешь, что ты уже не часть целого, а обособленная единица. Вместе с подозрением рождается незнакомый тебе персонаж: садист, изменник, пьяница или игрок. И приходится отождествлять это новое существо, уже воплотившееся в жизни, с прежним. Привычка притупляет зоркость взгляда. И видно, мы последние трусы, раз лжем самим себе? А, да ладно, там увидим!»
В баре они уселись рядом. И внезапно Дельфину затопила какая-то удивительная радость. Казалось, откуда бы ей взяться? Радость обрушилась на нее неожиданно, как обрушивается на человека несчастье. Что тому причиной? Просто Марк здесь, рядом. Достаточно ей было чуть подвинуть руку и близость восстановилась бы. Но жест этот все равно ни к чему не приведет. Она смотрела на него, больше того, физически касалась его взглядом. И от этого касания, словно бы рождалась какая-то зыбь, обволокла ее с головы до ног, вынесла на берег счастья. В висках отдавались звуки фанфар. Как назвать этот праздник? Страсть?
Блаженство? Быть снова вместе — значит забыть о всех сомнениях, считать все тревоги ерундой. Дельфина уже не знала, почему она очутилась здесь, и именно потому не знала, что была здесь.
Наконец-то Дени нашелся. И братья успокоились. Во всяком случае, в главном. Дени был жив и невредим… А вот все прочее… Он угнал машину. Просто взял и угнал. Звонок из полиции, вызывали Марка Н. Даниэль ответил, что родители в отсутствии. Он сам отправился к полицейскому комиссару: «Мать и отец путешествуют, адрес их неизвестен». Комиссар, видимо, не слишком поверил, но настаивать не стал: «Дело пойдет своим чередом…» Дени вернулся на набережную Флёр.
Очутившись дома, он заперся у себя в комнате, никуда не выходил, ни с кем не виделся. Все отскакивало от него, и мольбы и уговоры.
А тем временем Даниэль с Давидом то совещались, то спорили, то вели нескончаемые беседы. В конце концов было решено: родителей предупреждать не следует. Во всяком случае, пока не следует.
А старая Селина упорно ставила перед дверью Дени что-нибудь горяченькое и через несколько часов забирала тарелки. К еде не притрагивались. «Что это такое у нас в доме творится? — сокрушалась она. — Но что бы ни стряслось, должен же ребенок кушать».
Глава вторая
Миновала ночь.
Они снова нашли друг друга. На краткий миг. А теперь, проснувшись, удивленно друг на друга глядели. Вместе? Разве сразу разберешься?
Впервые в жизни Дельфина вмешалась в профессиональную жизнь Марка. Но как же можно было считать эту пусть нелепую спешку поскорее быть с ним вмешательством?
— Значит, он оплатил твою поездку? Интересно, почему это он вдруг так расщедрился?
— Жан вообще человек великодушный, он не только понял мою тревогу, но и сам встревожился.
— Ох уж эти мне громкие слова с большой буквы.
— Если они применимы к большому горю, они вполне уместны.
— Короче, это он тебя сюда послал?
— В какой-то мере да.
— Чтобы следить за обследователем?
— Марк, прошу тебя. Вовсе я не затем приехала, чтобы за тобой следить, а чтобы понять, успокоиться — если я вообще могу быть спокойной, — и наконец, чтобы все узнать.
— Да что узнать-то?
— Твои, скажем, планы.
— Я же тебе говорил: нет у меня никаких планов.
— Хорошо, тогда отсутствие планов. И разделить с тобой эту незанятость.
— А как к этому относятся твои дети?
— Кстати, они и твои тоже. И двое уже совершеннолетние. Я им доверяю.
— По-моему, даже больше, чем их отцу.
— Этого нельзя сравнивать… Они скоро уйдут от нас…
— А я? Боишься, что я тоже уйду? Или, вернее, что не вернусь под родимый кров?
Дельфина сразу словно окаменела.
— Не совсем так, но, если ты не хочешь возвращаться в ближайшее время, я предпочитаю быть в курсе дела. Чтобы устроить свою жизнь.
— То есть?
— Я еще тоже не знаю, как и ты. Ну, например, буду путешествовать.
