Глава третья
Марк ушел из номера еще на рассвете.
Лежа на циновке, Дельфина заглянула наудачу, как заглядывают наудачу к другу, не предупредив его предварительно, в томик Пруста с пометками Марка. Ее не так заинтересовал знакомый текст, как эти разбросанные на полях иероглифы; и она попыталась расшифровать каждую надпись, сделанную карандашом, как будто это могло помочь ей лучше понять того, кого она знала так давно и думала, что тайн для нее здесь уже не существует. Иной раз она нарочно старалась не делать кое-каких сопоставлений, казавшихся ей опасными. Но зато другие, не менее опасные, сами лезли в глаза.
Она дивилась своему единоборству с этими не ей адресованными закорючками. Вдруг раздался звонок. Дельфина, погруженная в свои мысли, не сразу поняла, что звонит телефон.
— Алло.
— Позовите, пожалуйста, Марка Н.
Голос сразу не понравился Дельфине.
— А кто его просит?
— Надин Форстер.
— К сожалению, его нет.
— А кто говорит?
— Дельфина Н.
— Простите, я вас, очевидно, побеспокоила.
— Да нет, пожалуйста.
— Я не знала, что вы приехали.
Врет или нет? Дельфина строила самые малоприятные предположения: «Допустим, эта мадам Форстер говорит правду, то есть она, не дождавшись ежедневного звонка, сама ищет Марка или же, напротив, прекрасно знает, что я здесь, и считает почему-то более ловким разыгрывать из себя ничего не знающую?»
— Я действительно недавно приехала.
— Надеюсь скоро вас увидеть. Парижский воздух здесь огромная редкость.
— О Париж… ну это как сказать.
Молчание.
— Не заедете ли вы к нам как-нибудь поужинать?
— Но… Может, вы позвоните попозже, когда муж вернется. Он скоро.
— Не могу, сейчас уезжаю. А не могли бы вы заглянуть сегодня вечером?
— Сегодня?
Дельфина была в нерешительности. Имя Эльсенер она уже слышала, а вот Надин! Ее разбирало любопытство.
— Не знаю, какие планы у мужа. Мы еще с ним об этом не говорили.
— Светская жизнь у нас в Катманду не очень-то бурная.
Легкий оттенок иронии в голосе.
— Хорошо, когда он вернется, я спрошу.
— Давайте лучше условимся так, приезжайте к ужину. И пусть он меня предупредит, если не сможет.
— Большое спасибо.
— Девять часов вас устраивает?
— Вполне.
— Значит, до вечера.
— До вечера.
Повинуясь рефлексу, Дельфина чуть было не спросила: «А в каком туалете?» Но, слава богу, вовремя спохватилась.
Повесив трубку, Дельфина вновь вступила в свою вселенную страхов. Мало-помалу границы ее обозначились, даже еще раздвинулись. Кто такая эта Надин, сумевшая втереться в дружбу к Марку? И без особого труда, надо полагать. Существует какая-либо связь между нею и Эльсенер? Ох, и опасные, должно быть, особы, что та, что другая. Да, но в какой мере? Дельфина ломала себе голову, не зная, из-за какой из них следует забить тревогу. Видимость, в сущности, ничего не стоит… Сначала перед ней маячило имя Эльсенер, но и имя Надин тоже ничего ей не говорило. А этот ужин? С кем? Почему вдруг? И куда это делся Марк? Не в его привычках исчезать вот так, без предупреждения. На безоблачном небосводе Дельфины появились первые темные тучки. Прежде нужно хоть как-то во всем разобраться. А тут еще этот голос по телефону, голос явно наигранный. Как не запутаться в таком лабиринте, имея на руках столь жалкие исходные данные.
Возможно, впервые в жизни она увидела Марка как «другого». Как «другого» — отчужденного, чуть ли не настоящего врага. Дельфина совсем растерялась перед тем, что казалось ей очевидной несправедливостью, если только не коварством судьбы, и, копаясь в своей теперешней драме, она ловко, на зло себе, громоздила подробности. Что именно спасать примчалась она сюда, в эти дальние края? И если для того, чтобы удержать при себе мужчину… любовь… нужно что-то предпринимать, что-то делать, то стоит ли вообще бороться за нее тогда. Ей дорог был дар — дар бесплатный, а не вырванный у кого-то силой. Любые усилия всегда казались ей никчемными. Особенно в известном плане. Все должно делаться непроизвольно, в этом-то и заключается подлинное изящество, а ей как раз его и не хватает, чертовски не хватает, надо это признать. Она вдруг почувствовала себя тяжеловесной. Тяжеловесной буржуазкой, цепляющейся за свое добро, на которое никто не смей покуситься.
Наконец-то вернулся Марк. Дельфина быстро схватила томик Пруста. Но достаточно ли быстро, чтобы он не заметил еще и этой уловки? Как сказать!
— Добрый день!
— Добрый день, — ответила она равнодушным тоном, не подымая от книги глаз.
— Спала?
— Спала, но не все же время…
— Удобно устроилась?
— Я не привередлива. И не слишком требовательна.
Все это по-прежнему не подымая глаз.
— Надеюсь, ничего особенного не произошло?
Не стоит подгонять события.
— По-моему, нет.
Помолчав, она бросила с вежливым полувниманием, как будто только что сейчас вспомнила:
— Ах да, тебе звонили.
— Кто звонил?
— Какая-то дама, Форстер. Не перепутала фамилии?
Он досадливо поморщился.
— Чего ей надо?
— Хотела поговорить с тобой. И очень удивилась, услышав мой голос…
— …
— Она уверяет, будто не знала, что я здесь.
— Очень возможно. А еще ничего не говорила?
— Приглашала нас ужинать.
— Ты отказалась?
— Нет, согласилась… В принципе, конечно.
— Ах так, согласилась…
— Можешь ей перезвонить. Вдруг у тебя какие-нибудь другие планы.
— А когда ужин?
Дельфина ответила спокойно, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся:
— Сегодня вечером…
— А если я не желаю идти, что ж, по-твоему, извиняться перед ней?
— Я этого не сказала.
— Нет, как раз сказала: «Вдруг у тебя другие планы». Так вот, никаких других планов у меня нет, значит, едем к ней на ужин. И должен тебе заметить, что ты не теряешься.
— Не теряешься… что ты имеешь в виду? — Она скривила губы. — Ты же меня знаешь, все будет так, как тебе хочется. Позвони этой мадам Форстер и отклони ее приглашение. Лично мне это будет только приятно.
— Тогда зачем же было давать согласие? Чего проще было взять и отказаться.
— Она явно дала мне понять, что нам с тобой все равно нечего делать сегодня вечером. По-моему, она права.
— Мало ли на что можно было сослаться: длительное путешествие, путаница со временем, наконец, сказала бы, что ты устала.
Дельфина подняла на мужа простодушный взгляд.
— Но я же как раз ничуть не устала. А главное, у меня, видно, недостает воображения.
— Ладно, тогда поедем.
— Тебе неприятно?
— Ничуть.
Он открыл дверь на балкон. Солнце уже клонилось к закату.
«Должен я дать ей хоть какое-то объяснение или нет? Если да, то какое? Любое слово будет ложью, ничего общего с действительностью не имеющей. Мне нечего ей сказать, потому что ничего и нет. Есть еще одна возможность уточнить. Но она не примет этого уточнения. Во всяком случае, легко не примет. Пойдут вопросы, вопросы!»
Ему казалось, что он уже слышит их, целый каскад вопросов. Он струсил.
«К чему все эти тревоги? К черту!»
Они вчетвером сидели вокруг круглого стола, поставленного у бассейна: Эльсенер, Надин, Марк и Дельфина. Вечер выдался на редкость мягкий, о чем не преминул сообщить поочередно каждый из сотрапезников, кроме Дельфины, не имевшей по этому поводу особого мнения. К тому же ее меньше всего сейчас заботила погода. Перед отъездом она пережила минуту острого счастья, любуясь с балкона отеля на закат. На лиловом небе что-то желтое, что-то и оранжевое. Обычно ее не слишком трогали красоты природы, так как все это она уже видела на картинах, и солнечный закат сразу же превращался в пошлейшую хромолитографию. А сегодня вечером от нее отошло куда-то все наносное, и ее до того захватило это полыхание несочетающихся красок, что она даже не подумала, что на картине, верно скопированной с натуры, они бы просто резали глаз. А сейчас солнце уже село, и недавнее ее волнение, казалось, отступает куда-то далеко. Теперь она стала совсем другой женщиной, с ней произошло что-то неприятное, ничему, в сущности, не соответствующее, что-то, что невозможно ни с чем соотнести. Через месяц, через полгода, а может быть, через несколько лет, вспоминая этот ужин, она подумает: «Как раз в тот вечер все рухнуло, а я-то тогда не отдавала себе в этом отчета». Совсем так, как Марк несколькими днями раньше.
Но нет, она как раз отдавала себе отчет. И все-таки в этом тумане не сумела распознать причин бившей ее злокачественной лихорадки. Знала только, что она злокачественная. И понимала, что ее обвели вокруг пальца. Но с какой целью, чего хотят от нее добиться? Обе эти американки ее тревожили. Сумасшедшие, что одна, что другая. Достаточно уж того, что они вдруг взяли и поселились в Катманду. Но безумие — это уж их дело, а никак не Дельфины. Однако существует еще что-то. И это что-то имеет к ней непосредственное отношение. С каждой минутой ей становилось все больше не по себе.
