гостем в моей жизни, что я научилась притуплять разрывающую боль до того, как она поглотит меня и погрузит в депрессию.
Департамент авиации предоставил нам с Мэттом дом, а с ним в придачу шел бой Питер из племени толаи, коренных жителей полуострова Газель. Словом «бой» (boi) британские колонисты называли мужчин из коренного населения, а экспаты его переняли. В 1950-х годах его заменили английским словом boy (мальчик). Я была против прислуги, но здесь это было принято, ведь мы предоставляли местному жителю работу, заработок и жилье. Питер жил в бетонной хижине с земляным полом на нашем заднем дворе. Готовил он на улице, а мылся в тазу за хижиной. Все это казалось неправильным, ведь мы жили в доме с двумя спальнями, с комфортом, всеми удобствами.
Многие местные жители жевали бетельный орех, сладкий плод с арековой пальмы, действующий как психостимулятор. Его еще называют «буай»: орех жевали вместе с листьями бетеля, смоченными в растворе гашеной извести (смеси оксида кальция и воды). От бетельного ореха у местных краснело во рту, гнили зубы, и все это вызывало рак полости рта. Это и по сей день часто происходит: согласно данным Всемирной организации здравоохранения, примерно каждый пятисотый случай рака полости рта и ротоглотки в мире приходится на Папуа – Новую Гвинею.
На самом деле Рабаул никогда не был городом толаи – скорее это был город экспатов, построенный, чтобы утвердить колониальную власть. Жители Папуа – Новой Гвинеи и китайцы жили на окраинах, в своих трущобах, со своими магазинами. За время моего первого пребывания я подружилась со многими китайцами, поэтому меня быстро приняли обратно. Некоторые из них надеялись, что я снова стану помощником букмекера и буду составлять им компанию по вечерам за карточным столом, но теперь я стала замужней женщиной и мне приходилось учитывать репутацию Мэтта. Возвращаться к работе на нелегального букмекера было немного рискованно.
Буквально сразу после нашей свадьбы в Рабаул приехали авиадиспетчер Род Томас и его жена Пэм. Мы быстро сдружились с Пэм, и наша дружба остается крепкой и по сей день. Несмотря на то что мы были слишком разными, она очень поддерживала меня и описывала мое отношение ко всему как бескомпромиссное, невозмутимое, или, как она называла такой подход, «пленных не брать». Это была очень красивая женщина, с длинными светлыми волосами, потрясающей фигурой и фантастическим гардеробом (она работала в небольшом магазине модной одежды в Рабауле). Пэм всегда была рядом, но, несмотря на нашу близкую дружбу, я никогда не делилась с ней самым сокровенным из личного. Слишком многое пришлось бы распутывать, а мне хотелось смотреть только вперед и двигаться без остановки.
Сначала я работала в отеле «Космополитен», но потом мне предложили работу младшей медсестры и водителя у хирурга-ортопеда, доктора Мэрион Рэдклифф-Тейлор, или просто Мэтти. Родилась она в Новой Зеландии, но в Рабауле жила уже более двадцати лет. Она окончила медицинскую школу в 1922 году, «в те времена, когда женщины-врачи считались сомнительными личностями», как она однажды сказала мне. Мэтти работала хирургом в больнице Данидина, а затем отправилась в Лондон в надежде претендовать на стипендию Королевской коллегии хирургов. Узнав, что женщинам нельзя посещать лекции в Лондоне, она поехала в Эдинбург. Получив диплом, она ненадолго вернулась в Новую Зеландию, затем направилась в Западную Австралию. После неудачного брака она в 1954 году переехала в Папуа – Новую Гвинею. Ее, ярую феминистку, возмущало, что женщины не получают равную оплату за равный труд, поэтому она открыла в Рабауле свою частную практику по ортопедии.
Мы с Мэтти здорово сдружились, обе стремились расширять границы и обе не принимали «норму»: именно тогда я осознала, что я – тоже феминистка. Женщины повсюду выступали за равную оплату труда, штурмовали карьеры, в которых доминировали мужчины, и – да-да – выбрасывали свои бюстгальтеры.
– Для чего, скажи мне на милость, ты носишь лифчик, Рути? – спросила у меня Мэтти через несколько недель после того, как я начала работать на нее. – Избавься от него!
И я начала избавляться от него, но оставляла в тех случаях, когда носила легкую, прозрачную одежду или занималась спортом. Я была благодарна природе за маленький бюст.
Мы на машине объездили весь остров Новая Британия, проводя осмотры в деревнях, принимая роды и вправляя сломанные кости. Мэтти выполняла небольшие операции и раздавала лекарства. Она заключила контракт с ВОЗ на сбор образцов воды: они расследовали распространение двух видов комаров. Один переносил лихорадку денге, другой – малярию, и обе болезни встречались очень часто. Мы принимали таблетки сульфата хинина для профилактики малярии, но для профилактики лихорадки денге препаратов не было. Большая часть нашей работы заключалась в обучении местных жителей профилактике болезни и тому, как сохранить воду в чистоте.
Меня стали называть liklik meri dokta (маленькая женщина-врач), а Мэтти была gutpela tumas dokta (лучшая из хороших врачей). Несмотря на то что все знали Мэтти, мне дали строгие инструкции: если мне когда-либо не повезет и я перееду кого-нибудь машиной, то мне нельзя будет останавливаться, потому что, согласно местной системе расплаты, нас могли убить в ответ. Мы всегда путешествовали с запертыми дверями.
По итогам всеобщих выборов 1972 года в Папуа – Новой Гвинее Майкл Сомаре сформировал коалиционное правительство, которое пообещало привести страну к системе самоуправления и в конечном счете к независимости. Многие экспаты в Рабауле решили уехать, опасаясь, что дни «колониальных диктаторов» сочтены. Однако, если не считать мелких мятежей, в основном жизнь текла, как и прежде; нам никогда не угрожали. Мэтти была рада, что застала момент, когда люди, которых она полюбила за эти годы, обретают независимость.
Мэтти проводила операции пять дней в неделю. Она была необыкновенной женщиной: полная энергии, стремилась помогать людям и зачастую работала бесплатно. Работа была интересной, порой даже захватывающей… до того момента, как Мэтти заболела энцефалитом и ее срочно отправили назад, в Австралию. Она так и не вернулась, и это ее очень угнетало.
Я никогда не забывала Мэтти: фундамент многих решений, принятых мной в жизни дальше, был заложен в период моей работы на нее.
После того как Мэтти улетела из Рабаула, я решила открыть небольшое кафе рядом с жилым районом. Моей первой тратой стали расходы на юриста:
На мои профессиональные расходы по представлению ваших интересов при покупке кофейни в здании Travelmal, включающие подготовку акта о передаче права собственности, участие в оформлении всеми сторонами заявки на название организации и предоставление вам отчета по данным процессам.
Все это
