Постоялого двора и здесь не оказалось, сей бизнес в местных деревнях был явно не в почете. Но едва просочилась информация о цели нашего визита, она тотчас распространилась со скоростью звука, и на улицу высыпали бабы, наперебой предлагая в наем свой угол. Мы выбрали в качестве хозяйки одинокую старушонку, у которой имелась пусть небольшая, но малонаселенная избенка (точнее, старушка в ней проживала одна), а также сарайчик для двух лошадей.
— Господа сюда, в горницу, — говорила старушка, приглашая нас в избу. — А слуг-то поместить и негде, разве что на сеновал.
— Каких слуг? — опешили мы.
Ах, ну да! Дело в том, что Лев с Вольфом прибыли в село верхом на лошадях, а мы с Лешеком, сняв скороходы, были пешие и босые.
— О нет, синьора, — учтиво пояснил Вольф. — Здесь нет слуг, мы все четверо — компаньоны. А то, что двое из нас без лошадей, это просто несчастный случай, их съели волки.
— Зачем же ты на своих сородичей напраслину возводишь? — тихо спросил я у него.
— А чего они?! Мясом питаются… Я-то почти вегетарианец. Впрочем, сейчас я так голоден, что не напрягаясь съел бы целую лошадь.
Наши предположения оказались верны. Большак в основном пользовали военные для своих маневров, а в Долгохреново они частенько останавливались на постой. Тогда жизнь в селе бурлила и кипела, и у селян, после отхода армии, какое-то время водились деньги. А спустя сами знаете, какой срок, население деревни заметно прибавлялось, но не надолго. Первый же рекрутский набор высасывал из селения всех молодых мужиков и парней, достигших призывного возраста, и во время следующих маневров они входили в родную деревню уже в ином качестве.
Из-за такой специфики в селе царил матриархат, поскольку женское население превалировало, а как кого по батюшке величают иной раз и неведомо. Родословные ветви генеалогических древ причудливо переплетались, частенько и ненароком случались инбридинги и инцесты, что явно шло не на пользу экстерьеру местного населения.
Обсудив за ужином вопросы генетики, мы заранее рассчитались с хозяйкой, поскольку ни свет, ни заря собирались покинуть село, и улеглись спать. Поднявшись рано утром вместе с петухами, мы снова взяли курс на предполагаемое местонахождение НИИКоГО и козьими тропами, почти напрямую, двинулись вперед.
Глава 12. ЗА ВТОРЫМ АРТЕФАКТОМ
Лишь во второй половине дня мы поняли, что заблудились. В глухой лесной чаще совершенно не к чему было привязать карту — ни речушки, ни просеки, ни триангуляционного знака. Мы рванули по азимуту, ни на доли градуса не отклоняясь от стрелки компаса, то есть передвигались ровнёшенько по прямой. Тем не менее, снова попали на место, которое показалось нам очень хорошо знакомым. Да, мы здесь уже были час или два назад. Отдыхали, менялись сапогами и лошадьми, вон, даже куча конского навоза лежит почти свежая. Вы, наверно, снова подумаете, будто я хвастался, говоря о том, что хорошо ориентируюсь в лесу? Отнюдь.
— Заколдованный лес, — произнес Лешек. — Типа как у нас с бабкой.
Вот такие пироги. И что делать?
— А ты, типа, расколдовать можешь? — спросил Лева, подражая интонации Лешека.
— Я не волшебник. И даже пока не учусь.
— Может, попробуем вернуться к деревне и начнем искать дорогу заново? — предложил я.
— А смысл?
— А какой смысл сидеть просто так? Что-то ведь надо делать!
— Тихо! — прервал наши пререкания Вольф. — Я слышу голоса.
Мы притихли. Оборотень пошевелил ноздрями, принюхиваясь, и добавил:
— И чую запах дыма.
Пришлось снова продираться напролом через чащу. Конные (мы с Левой) вели лошадей в поводу, «сапожники» (Вольф с Лешеком) несли свои транспортные средства подмышкой. Пройдя некоторое время в определяемом Вольфом направлении, мы тоже стали различать запах дыма, оттуда же доносились и звуки песни под гитару. Я мысленно произнес «Йес!» и сделал характерный жест (тоже мысленно). Никаких параллельных миров, все это выдумки, Диснейленд для взрослых! Меня разыгрывали, сейчас закончится это многодневное реалити-шоу, сопровождаемое сложно наведенной галлюцинацией, и всё вернется на свои места, потому что впереди река и лагерь нашего брата туриста. Там ужинают, поют песни, может там и мои ребята поджидают меня. Я наконец-то увижу Катьку, командора, Леху и Ленку, мы, пусть и с опозданием, вернемся домой и это главное. Даже если меня уже уволили с работы, какие мои годы! До пенсии далеко, что-нибудь придумаем.
Тем временем, звуки становились все отчетливее. Различима стала и мелодия песни, напоминавшая больше цыганочку, чем бардовские композиции. Гитаре вторил бубен и довольно стройный хор голосов.
— Цыгане! — проворчал Лешек. — Только этого не хватало!
В его голосе прозвучали еще более тревожные нотки, чем перед встречей с русалками.
— Цыганки тоже топят своих любовников? А цыгане из ревности отрезают им головы?
— Не иронизируй! Эти обчистят до нитки и спасибо не скажут! Надо выслать, как бы, разведчика, типа, спросить дорогу, а остальным спрятаться и ждать.
Во мне еще теплилась надежда, что это группа туристов из моего пространственно-временного измерения. Ведь и «турьё» поет цыганочку и берет в походы бубны. Сомнения развеялись, когда из чащи выскочили две цыганки в ярких пестрых платках и цветастых длинных платьях.
— Эй, красивые! Куда идешь мимо? Позолоти ручку, погадаем! — затараторили они наперебой.
— Не стоит трудиться, милые, — улыбаясь ответил Вольф. Как всегда он был галантен с дамами и учтив. — Мы заблудились, нам бы только узнать дорогу, и мы пойдем по ней далеко-далеко. А что было, что будет — и так знаем.
— Зачем идти! — продолжали тараторить цыганки.
Их было уже не две, а толпа, разных возрастов и габаритов. Они взяли нас в кольцо и перманентно теснили в сторону табора.
— Зачем идти! Ночь скоро, а здесь весело, вино есть, мясо есть, песни есть! Всю ночь костры будут, пляски будут, веселиться будем!
Это был самый настоящий цыганский табор, точь-в-точь как показывают в кино. Шатры, костры, гитары, лошади, детский плач, женские крики, ругань мужиков — все как полагается. Цыганки повели нас к большому костру, на котором жарился барашек и варилось что-то вроде пунша или глинтвейна. У оборотня загорелись глаза, и было ясно, что никуда он отсюда не двинется, пока не отведает барашка, несмотря на то, что он почти вегетарианец. Лева, чувствовалось, тоже был любитель гулянок, его зажигала обстановка в таборе, а значит уйдем мы отсюда нескоро. Оно и правильно, куда сейчас идти? Солнце уже закатилось, всходила полная луна. Ладно, воспользуемся пока цыганским гостеприимством, а потом поставим в стороночке палатку и баиньки.
Выпив пунша и поев мяса, мы слегка захмелели, телеса наши охватила истома, а головы стал окутывать легкий дурман. Увлекаемые хозяевами, сами себя не помня, пустились в пляс, выкрикивая что-то типа «ромалэ» и «чавелла». Всё вокруг, казалось, вместе с нами плясало и пело. В ритмичном танце над лесом прыгала луна, кружился и сам лес, от пляшущих костров салютом взлетали вверх искры, и вся эта фантасмагория все больше и больше захватывала своим экстазом. Ноги, не зная усталости, сами выписывали какие-то замысловатые кренделя, глотки сами подхватывали крики, голова, не воспринимая ничего, кроме окружающего гама и хмельного веселья, уносилась куда-то вверх, на глаза накатывала темно-сизая пелена тумана…
Очнулись мы от резкой и внезапной тишины. Высоко в небе светила полная луна, ярко освещая поляну, где не было ни шатров, ни костров, только нас четверо, да пара наших изрядно похудевших рюкзаков, да еще Левкина «бердана» и один сапог-скороход. Да-а… Что называется, картина Репина «Приплыли». И картина, прямо скажем, малорадостная.
— Прикольно, да? Спросили дорожку! — вздохнул Лешек. — Я говорил, добром это не кончится.
— Говорил, говорил! — проворчал Лева. — А толку-то, что говорил?
Вольф многозначительно посмотрел на луну.
— Выть или не выть? — сказал он риторически.
Итак, в результате визита в цыганский табор, мы лишились транспортных средств, моей (вернее девчачьей) палатки и нашей казны. На всякий случай я ощупал задний карман на предмет наличия амулета. Артефакт оказался на месте, впрочем, я уже знал его магическое свойство возвращаться к законному владельцу (знать бы еще, что он умеет кроме этого). Вот бы так вели себя и остальные вещи. В моем рюкзаке оказались нетронуты никчемный пока ковер-самолет, аптечка с возвращенным мне русалкой Светой пантокрином, моя видеокамера и электрический фонарь. Наверно, здешние цыгане не знали о назначении технических штучек-дрючек, а баночки-таблетки не вызвали у них интереса, как и побитый молью линялый ковер. Один сапог они, видимо, в спешке потеряли. Левка поднял его и со злостью зашвырнул в кусты.
