— Некогда мне с вами… Преступники уходят. По дороге! Вы будете помогать органам, черт побери?! Или мне выйти, а потом у вас будут крупные неприятности?!
И капитан открыл дверцу. Это подействовало. Женщина приняла решение так, как, видимо, привыкла их принимать — отбросив сомнения.
— Федор, поезжай!
Капитан от себя добавил:
— Очень быстро! Догоняем!
«Опель» сливового цвета понесся по дороге.
— Впереди есть повороты? — капитан спрятал в карман револьвер и принялся собирать разбросанные дамские вещи.
— А как же, на Подзамч, — отозвался шофер по имени Федор.
— Вы что, нездешний, товарищ? — спросила женщина, не скрывая недоверия. (Кстати — капитан заглянул в партбилет — ее фамилия была Воронцова, товарищ Воронцова).
— Да, я нездешний, — капитан наклонился к шоферу: — Выжимайте из машины все, что сможете. — Шепелев протянул товарищ Воронцовой вещи из ее сумочки. — А вы давно здешняя? С октября?
— С ноября, — она забрасывала предметы в сумочку, не глядя на них. Посмотрела лишь на партбилет и уложила его в отдельный кармашек.
Конечно, она согласилась использовать свой автомобиль в крайне неслужебных целях только для того, чтобы самой осуществлять контроль над подозрительным субъектом. Чтобы выявить, кого он преследует, с какой целью и прочее. И может, неплохо, подумалось капитану теперь, что именно эта товарищ женщина ему попалась, а не молоковоз.
Слева тянулось здание, которое капитан сперва принял за больницу или санаторий. Из остановившегося автобуса, который они сейчас объезжали, выходили и перебегали дорогу молодые люди, в основном девушки. Нет, это, скорее, какой-нибудь институт, внес поправку в свои наблюдения Шепелев.
— Итак, вы не ответили на мой вопрос. Имя, звание начальника львовского НКВД? — Дама, судя по всему, не привыкла отступать, не привыкла, чтобы ее вопросы оставались безответны.
— Это информация является секретной, товарищ Воронцова. Разглашать ее я не имею права, — сказал капитан чистую правду.
— Вот он ваш поворот, впереди, — прервал их диалог шофер.
— Сбавьте скорость, — приказал Шепелев.
Грунтовая дорога, ответвляющаяся от асфальтовой трассы, уходила вверх по холму. За деревьями клубилась пыль, которую мог поднять разве грузовик. Приходится надеяться, тот самый грузовик. Придется удостовериться.
— Сворачивайте.
— Дата последнего съезда, его решения?
Дама надумала прощупать пассажира по партийной линии. Здраво. Раз чекист, то должен быть членом партии и при этом грамотным в вопросах линии партии, истории партии, партруководства. Что ж, если ей это так нужно…
— Восемнадцатый съезд ВКП(б) проходил в марте тридцать девятого. Принят план третьей пятилетки, изменения Устава ВКП(б), подготовка к изменению Программы ВКП(б).
Дама выглядела одновременно и удовлетворенной, и озадаченной. Тем временем они добрались до вершины холма, проследовали плавным изгибом дороги.
— Стоп, машина! — приказал капитан.
Отсюда просматривалась улица. И в ворота первого же дома, утопающего в зелени, въезжал знакомый, крытый брезентом тот самый мебельный грузовик.
— А теперь отъезжаем назад, чтоб нас не было видно.
Капитан нагнулся и поднял предмет, который совершенно сознательно оставил на полу. Блокнот для записей, одна из вещиц дамской сумочки.
— Попрошу у вас карандаш, товарищ Воронцова. Я сейчас напишу записку. Вы с ближайшего телефона позвоните по указанному номеру, позовете человека, имя которого я вам пишу. Будете говорить только с ним. Говорите без посторонних у аппарата. Если его не окажется на месте, требуйте, чтоб разыскали и соединили. Надо будет, перезвоните еще. Но только с ним. Что это именно он, определите, спросив, как прозвище ленинградца. Он вам назовет слово, которым я подпишу эту записку. Все понятно? Прочтите, все слова разбираете?
— Товарищ Берия! — воскликнула она, вчитавшись.
— Да, товарищ Берия, — подтвердил капитан, а про себя усмехнулся: «Для вас, мадам, и написал. Имя наркома внутренних дел не является секретной информацией, зато является ударной и направляющей силой». — Что это за улица, знаете?
— Знаю, — подал голос шофер Федор, заметно осмелевший после того, как поверил, что человек с наганом не угрожает ему и машине. — Теперь зовется улица Жовтневой революции.
— Внесите название в записку, товарищ Воронцова. Я на вас могу надеяться, товарищ?
— Да, — с серьезной внушительностью заверила она и посмотрела на подпись в записке, — товарищ Кобзарь, — и добавила не без торжественности: — Я ответственный работник. Председатель ЦК союза рабочих легкой промышленности Львовской области. Меня знают в горкоме и обкоме. Все будет сделано как следует.
— Благодарю за помощь, товарищ Воронцова. Увидимся после того, как все будет закончено.
— Успеха вам, товарищ, — и когда капитан готовился захлопнуть дверцу, с нежностью произнесла: — Я знаю, какая у вас нелегкая и опасная работа. Берегите себя.
Сливовый «опель» развернулся и покатил вниз по холму. Капитан направился в противоположную сторону. Шел он недолго. Совсем скоро свернул с дороги, забрался в лесок, прошел по нему и остановился там, откуда просматривались ворота дома, пропустившие грузовик. Он присел на пенек («кстати, дерево срублено недавно, похоже, зимой»). Закурил. Ожидание, думается, будет недолгим в любом случае. Или они честно затариваются бензином, что маловероятно, но возможно. Или… Капитан легко мог представить, как во втором случае разворачиваются события.
И его представления мало расходились с действительностью.
Грузовик въехал в ворота, створки закрылись за ним. Проделав еще с десяток метров, машина остановилась. К ней устремились заждавшиеся ее люди. Восемь человек и ни одного не вооруженного. Двое были с обрезами, остальные при револьверах и пистолетах, которые держали в руках наготове. Они собрались у заднего борта и поглядывали наверх. Выскочивший из кабины шофер присоединился к ним.
— Ну? — спросил у водителя невысокий человек, в низко надвинутой кепке. — Чего не вылазят твои ездоки?
— Давай, Колун, я заберусь, — предложил невысокому молодой парень с обрезом.
— Он пускай забирается, — Колун показал пистолетом на шофера.
— Выходите! Приехали! Надо помочь бензин загрузить! — крикнул шофер, подойдя к заднему борту.
Никто не отвечал и не выходил.
— Лезь! — приказал Колун.
Водитель, что-то бормоча под нос по-украински, забрался в кузов, стал протискиваться через мебельные завалы…
Капитан уже докурил, теперь жевал молодую травинку, поглядывая на ворота и вокруг. На ворота, чтобы не пропустить выезд, вокруг — посмотреть на весеннее пробуждение. «Очень может быть, у нас сейчас и снег еще не сошел, а здесь вон уже почки набухают, а кое-где и листики ползут. Эх, сейчас бы побродить по лесу, ни о чем не думая, а не за шушерой всякой гоняться. Однако что-то они задерживаются. Нечего в любом случае им там засиживаться»…
А «там» заливисто хохотал Колун.
— Ну Жох, ну жучара, опять убег! Он, конечно, сука подлая, но бегает хорошо.
Шоферу и освобожденному из ремней Кеменю просто так, чтобы выплеснуть злость, съездили несколько раз по физиономиям.
— Чтоб я еще раз поверил этим фраерам, зиновьевцам и бухарьевцам, троцкистам и вредителям, — клялся Монгол. — Враги народа они и есть враги. Ничего не могут другого как вредить. Человека им не довезти! Сами найдем, Колун!
— Ну-ка, мебельщики, — Колун подошел к шоферу и Кеменю. — Соображайте на двоих, куда он мог податься. Очень хорошо соображайте, а то я еще не решил, отпускать вас или нет. Вы всё толковище, — он обвел руками собравшихся во дворе дома Ференца Дякуна людей, — обидели. Может, Жох проговорился насчет чего-нибудь? Дружков каких-нибудь местных называл?
— Вы же с ним три дня вместе прятались, — насмерть перепуганный шофер решил отвести от себя спрос, направил его на товарища. — Скажи им, что он говорил.
Кемень пожал плечами.
— Ничого, — еще одно пожатие под вопросительные взгляды с разных сторон. — Тильки хиба…
— Что «тильки хиба»?! — коршуном налетел Колун.
— З бабою вин зийсошвся… сошелся…
…Капитан начал беспокоиться. За судьбу своих расчетов. Вдруг он себе насочинял совсем не то. А если они, действительно, увлеченно погрузили канистры с бензином и сейчас отдыхают перед дальней дорогой? И нет никаких уголовников? Да нет, должны быть. Иначе и не придумали бы они этот бензин, иначе бы и две бутылки не притащил вчера друг Микола. И самое главное — мертвый человек по кличке «Жох» их гораздо более устраивает, чем живой.
Может быть, глядя на запертые ворота, продолжал выстраивать предположения капитан, блатные их не выпускают? Да нет, не должны уголовники их тронуть. Они от этой политической публики стараются держаться подальше и сейчас, наверное, корят себя за то, что хоть по мелочи, но связались с ними.
