- Кто там?
Это был Брутус.
- Селеста Чальфонте.
Раздался шум шагов, дверь отворилась, и Селесту встретил весьма удивленный Брутус.
- Мисс Чальфонте, что вы здесь делаете?
- Меня застигла метель. Я вошла в переднюю дверь и заметила, что вы в своем кабинете. Простите, что побеспокоила вас.
- Входите, пожалуйста. Не хотите ли снять пальто?
- Нет, благодарю вас. Сниму его чуть позже, я все еще никак не согреюсь.
Его глаза заблестели. Брутус подвинул тяжелое кресло, чтобы она могла сесть и переставил деревянный офисный стул поближе, чтобы дышать с ней одним воздухом. Ее красота не давала ему покоя вот уже двадцать лет.
- Раз уж я здесь, то хочу вас кое о чем спросить, - пристально посмотрела на него Селеста.
- О чем?
- Брутус, ты осознаешь, что то, как ты поступаешь - неправильно?
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, Селеста.
- Тогда позволь мне озвучить несколько вещей, о которых я знаю. А чего не знаю я, то ведает Бог.
Брутус заерзал на месте. Честность слабо привлекала его. Так какое дело было до этого Селесте?
- Скорее всего, это ты убил Ханса Зеппа много лет назад. Именно ты приказал убрать Эймса Рэнкина. Ты покупаешь конгрессменов, словно сигары. В твоих руках собрано бог знает сколько повторных закладных и решений о взыскании имущества за просроченный платеж. Ты покупаешь все, что можешь и всех, кого можешь. А те кто сопротивляется, оказываются в могиле.
- И ты ожидаешь, что я буду сидеть здесь и все это выслушивать? - он двинулся, чтобы подняться.
- Я хочу, чтобы ты осознал, как низко ты пал.
- Селеста Чальфонте, ты живешь в ином мире, в мире благородства, изысканности и романтики. Ты не понимаешь, как все на самом деле устроено, да и не хочешь понимать. Ты слишком хороша для нас, простых смертных.
- Да, я и вправду живу в другом мире, но ты в любом мире будешь считаться христопродавцем.
- Христопродавцем? А как ты думаешь, резину производят потому, что людям нравятся джунгли? Ты думаешь, сталь выплавляют потому, что людям нравится жара? Людей надо заставлять работать силой! Люди невежественны, глупы и ленивы. Сильный человек должен загонять слабого, иначе не видать нам ни прогресса, ни роста.
- Ах, да, промышленный кровопийца-прогресс... - Селеста была холодна, словно метель снаружи.
- Ты предпочла бы неясную буколическую иллюзию? Селеста, ты и тебе подобные - вымирающая порода. Америку построили такие, как я. Ваше время вышло в Геттисберге, а теперь - моя очередь. То, что ты называешь коррупцией, это цена, которую мы платим за прогресс. Римляне тоже думали, что Цезарь был коррупционером, но он превратил республику в империю. Америка становится империей!
- Alea jacta est.
- Да, жребий брошен. Возврата нет. Почему бы тебе не наслаждаться своим богатством и своей женщиной, - на этом месте его голос зазвенел, - и не оставить бизнес мужчинам? Тебе все равно его не постичь.
- Ты, может быть, и прав, Брутус, но что я все же понимаю - так это обычную мораль и обычную ответственность. Возможно, это все тот же старый спор между Антигоной и Креоном. Возможно, и нет ничего нового под солнцем.
[Антигомна — героиня древнегреческой мифологии, старшая дочь фиванского царя Эдипа. Её братья Этеокл и Полиник соперничали между собой за власть в Фивах. Полиник выступил против брата, оба они погибли в сражении. Этеокл, как защитник Фив, удостоился подобающих похорон, тело Полиника, как изменника родины, осталось не погребённым по запрету нового властителя Фив царя Креона. Антигона тайно предала земле тело брата, и за нарушение закона Креон осудил Антигону на погребение заживо, она повесилась. Приговор этот привёл в отчаяние её жениха, сына Креона, и он умертвил себя; его мать, жена Креона, покончила с собой. В общем, все умерли)
Для современников Софокла в противостоянии Креона и Антигоны выразилась борьба двух парадигм общественного бытия. Старой — родовой, управляемой неписанными, но непреложными правилами Традиции, и новой — государственной, подчиненной Закону.
Софокл был на стороне Антигоны. В его трагедии любовь к родному человеку выше соображений политики.]
Раскат грома снаружи заставил Брутуса вздрогнуть. А когда он повернул голову от окна, Селеста уже направила на него свой красивый немецкий пистолет.
Наполовину изумленный, наполовину напуганный, он попытался бахвалиться.
- Ты что это такое затеяла? Убери эту штуку!
- Это дело чести. Я не думаю, что ты в состоянии это понять.
- Ты с ума сошла! - теперь он по-настоящему забеспокоился.
- Вот именно.
Вспышка изломанной молнии озарила комнату мертвенным желто-голубым светом. Прокатился оглушающий раскат грома, а когда он затих, Брутус обмяк на своем стуле, и между глаз у него красовалась аккуратная дыра от пули. Если не смотреть на его затылок, то он напоминал индийского брамина.
Селеста сунула пистолет во внутренний карман, подошла к окну, натянула перчатки и попыталась открыть фрамугу, выходившую на аллею. Окно было закрыто намертво. Ни минуты не колеблясь, она кулаком разбила стекло и ногой вышибла раму наружу. В пролом ворвался снег, на полу сразу намело небольшой сугроб. Селеста протиснулась в окно, спрыгнула на землю и побежала к площади. Вспышки белизны окутывали ее, пока она пробиралась домой. Она не испытывала ни страха, ни сожаления. То, что она совершила, ощущалось как гордость, запятнанная отвращением. Отвращением к человеческой расе, сумевшей породить таких монстров, как Брутус, и отвращением ко всем нам, позволяющим им безнаказанно процветать.
- Это ты, Селеста? - позвала Кора сверху.
- Да. Там буря!
Рамелль вышла из комнаты и выглянула из-за лестничных перил.
- Дорогая, ты просто лунатик - гулять в такую погоду!
- Я знаю, - она подняла голову и посмотрела на округлившуюся Рамелль. - Ярость шторма выгнала меня наружу.
На следующий день Раннимид криком кричал от новостей. Никто не скорбил о смерти Брутуса, в том числе и его жена, Фелиция. Что шериф Северного Раннимида, что шериф Южного не стали проводить особенно тщательное расследование.
Юлий Цезарь Райф, которому недавно исполнилось двадцать и который уже проявлял крутой норов своего отца, должен был принять бразды правления семейным бизнесом. Убийство отца стало для Юлия назиданием: давить можно только до определенного предела.
В дом Селесты новость принесла Фанни Джамп Крейгтон, влетевшая в парадную дверь. У Рамелль возникло нехорошее чувство, что это Селестиных рук дело, но она оставила свои мысли при себе. Кора, услыхав шум, неторопливо пришла в гостиную, где Фанни пересказывала свою историю.
- Они предполагают, что это совершил здоровый мужчина, потому что когда он убегал, то вырвал раму из окна, - соловьем разливалась Фанни. Она, как и все, ненавидела Брутуса.
- Это точно установленный факт? - Селеста выгнула бровь.
- Никаких улик? - спросила Рамелль.
- В таком буране? Кроме того, только уважение к Фелиции удерживает весь город от того, чтобы устроить праздник.
- Ну, нас-то никто не видит, так что, возможно, нам стоит пропустить стаканчик, - Селеста пошла к своим запасам.
- Селеста, милочка, а что ты будешь делать, когда у тебя спиртное закончится? - Фанни больше беспокоилась о сухом законе, чем об убийстве Брутуса Райфа.
- Буду покупать его нелегально, конечно же.
- Ты ведь не пьешь. Не особо пьешь. Если мои запасы выйдут раньше твоих, ты поделишься со мной выпивкой?
- Фанни Джамп, да неужели я оставлю тебя в беде? - Селеста подняла бокал для тоста. - Цивилизация означает, что мы научились оскорблять людей вместо того, чтобы убивать.
- Не поняла, - не дожидаясь ответа, Фанни проглотила содержимое своего бокала.
- Это означает, что нам еще расти и расти, - рассмеялась Селеста.
Кора всегда обладала развитым шестым чувством, и чувство это подсказывало ей, что именно Селеста отправила Брутуса к праотцам.
Рамелль внимательно посмотрела на молчаливую Кору.
- О чем ты задумалась?
- Я? О, я припомнила стишок, который когда-то любила повторять моя мама: "Добро от зла порой не отличить, поэтому не поспешай судить".
6 марта 1920 года
- Джулия Эллен, разводи огонь, - Кора возилась с масляной лампой.
Снаружи валил мокрый снег и ветер колотился в окна. Кора и Джатс ушли от Селесты пораньше, чтобы отпраздновать пятнадцатилетие Джулии. Луиза обещала вернуться домой сразу после работы, вместо того, чтобы шляться без дела и страдать по Перли Трамбуллу.
- Тебе понравился подарок Селесты и Рамелль?
- Еще бы! Они выписали этот свитер из самого Нью-Йорка! Лисси себе цистит заработает от зависти! - даже подумать о завидующей Луизе было приятно. - Мама?
- Что? Дай-ка мне плоскую лопатку, хочу фитилек подправить... Спасибо.
- Сегодня у меня день рождения, и я хочу бросить школу.
- Что?
- Ты говорила, что на мой день рождения мы сможем поговорить про то, чтоб я ушла из школы.
