Айдабелл помогла Рамелль выйти из кабины и принялась ворковать над ребенком. Рамелль сияла, она стала еще краше, если это вообще было возможно.
- Дружно - не грузно, а врозь - хоть брось, - Кора вскарабкалась в кузов и стала помогать мужчинам выгрузить пианино. Джулия подхватила другой конец.
Селеста так и осталась сидеть, закинув ногу на ногу.
- Эй, красавица, брату своему помоги! - окликнула ее Фанни.
- Давай, и ты впрягайся!
Фанни с Селестой присоединились к компании, и через пять минут пианино уже стояло на краю крыльца. Умаявшиеся работники освежились пуншем.
- Луиза, я помню, ты как-то его просила, - Селеста приобняла Луизу за плечи.
- Спасибо же вам, мисс Чальфонте!
Сияющая Кора не знала, что и сказать. А вот Фанни никогда за словом в карман не лезла.
- Ну, Луиза, давай! Песню!
Луиза изящно двинулась к пианино, желая впечатлить Перли, но могла бы этого и не делать - он и так уже был полностью сражен. Обернувшись к аудитории, Луиза произнесла голосом конферансье:
- Сейчас я сыграю отрывок из балета "Сифилида".
Селеста чуть не рухнула от смеха и спрятала лицо в ладони.
- Сильфида, Луиза, Сильфида!
- Вот что у Лисси Хансмайер на уме! - влезла ехидная Джулия.
- Заткнись!.. то есть, угомонись, Джулия Эллен! Здесь тебе крестины, а не сборище грубиянов. Позвольте мне сыграть "Святый Боже милосердный".
Джулия не удержалась и подпустила шпильку в ответ:
- Ой, хорош уже кудахтать, давай, снеси нам яичко!
Луиза расправила юбку, чтобы походить на леди, плюхнулась на табурет и приступила к исполнению обязательной религиозной программы.
Фанни была не в настроении для душеспасительных мелодий.
- Луиза, веселее!
Гимн обрел более живой темп, но Луиза по-прежнему возводила очи к небесам и супила брови, чтобы казаться одухотворенной, ведь Перли считал ее возвышенным созданием. Орри тем временем что-то шептала ему на ухо - для усиления эффекта. Ив, которую тоже пригласили, пропустила еще стаканчик и почувствовала, что ей стало совсем хорошо.
Кора придержала Луизу за плечо.
- Погоди, солнышко.
Она повернулась к собравшимся.
- Мы пришли сюда отпраздновать рождение мисс Споттисвуд Чальфонте Боумен. И вот какие у нас правила: все по очереди танцуют с ребеночком. Для мамы - первый танец, для папы - последний, а мы втиснемся посередине. Все с собой музыку принесли?
Перли прижал свою скрипочку подбородком и встал рядом с Фейри, которая натирала смычок канифолью. Они подстроились друг под друга. Фанни выхватила губную гармошку, Джулия зазвенела бубном. У Ив была флейта, и она умела здорово на ней играть. Айдабелл уже была наготове со своим аккордеоном. Как она умудрялась играть на нем, не цепляя собственное пузо, было одной из загадок природы. Только у Орри и у Селесты не было инструментов.
- Селеста, у Кертиса цитра, а ты как же?
- Я подпою.
- Нет, не подпоешь. Вы с Орри сядете рядышком со мной, и я научу вас как играть на собственных ляжках.
Селеста уселась справа от Коры, а Орри слева, и Кора быстренько показала им несколько приемов. Увидеть, как Селеста хлопает себя по бедрам - это было редкостное зрелище.
- А давай я сыграю "У моря", чтобы понять, как мы все звучим вместе? - справилась Луиза у матери.
- Конечно.
Звучали они весьма неплохо.
- Молодая мамочка, ты готова? - окликнула Рамелль Кора.
- Готова.
- А мисс Споттисвуд Боумен готова? - улыбнулась Кора.
Маленькие голубые глазки под черными кудряшками широко распахнулись. Волосы она унаследовала от Чальфонте, а вот подбородок и глаза - от матери. Потрясающая комбинация! Даже в возрасте шести недель мисс Спотс была сногсшибательна.
- Мисс Споттисвуд полностью готова, - Рамеллль встала с ребенком на руках.
- Ида, Лисси, Перли и Фейри, вы знаете "Эй, пастух"?
Все кивнули. Кора отбила ритм ногой, и все разом грянули песню, которой было больше лет, чем всем собравшимся, вместе взятым.
Рамелль медленно танцевала под оживленную музыку. Дитя смеялось и тянуло маленькие ручки в воздух. Джулия бодро колотила в бубен, а Селеста заходилась от смеха и отбивала ритм на собственных коленях.
Несколько туров вокруг крыльца - и Рамелль передала ребенка Селесте. Та обожала малышку и подняла ее повыше, чтобы все могли ею любоваться. Затем Селеста опустила девочку на руки Коре. Коре было тридцать семь, и морщины на ее лице уже становились более заметными, а на руках появилось несколько пигментных пятен. Но вместо того, чтобы уменьшить ее особенную красоту, эти возрастные признаки только улучшали ее, словно свидетельства выигранных и проигранных битв. А на ее живую натуру годы и вовсе не действовали. Она всегда повторяла: "Только вспомни о солнышке, и сразу светлее станет", но эти слова на самом деле можно было сказать и о самой Коре.
Пока она вприпрыжку приплясывала вокруг крыльца с ребенком на груди, Рамелль глядела на них и думала, что в жизни не видела более радостного зрелища.
В свою очередь Кора отдала младенца Перли, что для нее было способом сказать "Добро пожаловать в дом". Перли держал ребенка на вытянутых и чуть подрагивающих руках. У него было такое напряженное лицо, что легко было догадаться - он до смерти боится выронить свою драгоценную ношу. Быстрый короткий шажок - и он склонился к Луизе, чтобы положить дитя ей на руки. Луиза подумала, что сейчас упадет в обморок от нахлынувших чувств.
Джулия застучала в бубен и вскочила на ноги. Два круга у крыльца - и Луиза отдала ребенка сестре, а сама поспешила к пианино, бросая на терзавшего скрипку Перли сладкие взгляды. Джулия потряхивала бубном над малышкой и раскачивала ее. Бесстрашная маленькая Споттс ухватилась за блестящий металлический бубенчик. Все обрадованно зашумели, когда она коснулась бубна. Джулия вдохновенно завершила круг и отдала девочку Фанни. Миссис Крейгтон пошатнулась, и музыка на мгновение замерла вместе с ней.
- Играйте-играйте, я еще с ног не валюсь!
Поворот - и она оказалась весьма близка к тому, чтобы свалиться, так что благоразумно передала ребенка Фейри. А Фейри, пританцовывая под музыку, задумалась о том, почему это Маркс ни разу ничего не написал об эмоциях и чувствах.
Кора и ее порода все делали не так, как люди, подобные Фейри. Танцуя со Споттс, она не могла отделаться от немного тревожного чувства - ну почему она не одна из этих людей? В них была какая-то изюминка, живость, непосредственность. Из размышлений ее вытащил голос Айдабелл:
- А ну-ка, девочка, сейчас моя очередь заняться нашей почетной гостьей!
Выпутавшись из аккордеона, Айдабелл принялась ухать и ахать над новорожденной что-то пугающее, а потом вручила ее Ив Мост, на руках которой ребенок смотрелся инородным предметом. Следующей была Орри, и дитя молча уставилось на нее, наверное, из-за ее огненно-рыжих волос.
Орри передала ребенка Кертису.
На первых порах Кертису было неловко. Он повернулся, глубоко вдохнул и попытался проникнуться музыкой. Он чувствовал, что собравшимся здесь людям небезразлична его дочь, да и он сам, чувствовал, как его сердце раскрывается навстречу новому человечку. А дальше Кертис забыл обо всем и затанцевал, словно ангел. Споттисвуд ухватила и сжала в своей крохотной ладошке его указательный палец. Кертис смеялся. Может быть, в этом сбивающем с толку мире все-таки существовала радость? Может быть, основным человеческим инстинктом все же была любовь, а не ненависть? Он знал, что никогда не найдет ответа, но сейчас, здесь, у самого обычного крыльца Коры, наполненного смеющимися людьми, и со своим драгоценным ребенком на руках, он желал жить вечно. Он хотел любить и слышать, как его любовь эхом отзывается в вечности. Кертис не знал, что у него на глаза навернулись слезы. Рамелль поднялась и обняла его. Так они и танцевали вместе с мисс Споттисвуд Чальфонте Боумен.
14 февраля 1921 года
Рамелль согласилась каждый год проводить месяцы с января по март в Калифорнии, с Кертисом. Селеста чувствовала, что Споттисвуд нужно проводить время с отцом, а сама она была спокойна и уверена, что Рамелль вернется. Она даже шутила сама с собой на тему Персефоны, возвращающейся из подземного царства и приносящей с собой весну.
[Персефона— в древнегреческой м фологии богиня плодородия и царства мёртвых. Дочь Деметры и Зевса, супруга Аида, который похитил её и унёс в своё царство. Деметра искала дочь по всему миру, предаваясь безутешной скорби, и в это время земля была бесплодна, ничто не всходило на засеянных полях. Узнав о похищении, Деметра обратилась за помощью к Зевсу с требованием вернуть Персефону. Зевс решил, что Персефона будет проводить две трети года на Олимпе, треть — в царстве Аида. Общепризнанно с древности, что миф о Персефоне символизирует смену времён года.]
Днем она не так сильно скучала по Рамелль, но вот по ночам чувствовала, как растет ее одиночество. Она стала больше читать, но вместе с чтением пришла бессонница.
