— Ну, если вы такие умные, так что это за окно?
— Это… — начал Ченда.
— Тайная комната Карла IV! — выпалил я.
— Тайная комната? Как так?
— Карл IV после обеда всегда там запирался и давил ухом комара.
— Что? Какого еще комара?
Мирек, понятно, всего лишь имел в виду, что Карл IV ходил туда вздремнуть, и, разумеется, все это мы выдумали, но у учительницы был такой вид, что Мирек невинно добавил:
— Ну конечно. Карл IV ежедневно давил их там от десяти до пятнадцати штук.
— Да, — добавил я, — дворцовый садовник обязан был приносить их в двух коробках.
— И как он их давил?
— По-разному, — разъяснил Ченда, — сначала молотком, а потом…
— Довольно! Довольно! Вы грубияны! — раскричалась учительница, а ребята готовы были накинуться на нас. — Вы бессовестные лгуны! Я вам покажу, как высмеивать историю!
При таком перевесе сил мы предпочли дать деру.
— Ха-ха! — хохотал Ченда. — Во была потеха.
— Карл IV определенно нас простил бы, — сказал я.
— Он-то да, — кивнул Мирек, — а вот учительница не простит никогда. Надеюсь, мы ее видели первый и последний раз в жизни. Да здравствует наша Драбица!
Здесь, в замке Карлштейн, мы с любовью вспоминали нашу классную и ее наказания, а когда Мирек припомнил, как нам не повезло на концерте популярной музыки, я очень жалел, что не рассказал об этом Руженке.
Дело было так. Мирослава просила нас на следующий день одеться поприличней, потому что пойдем на концерт популярной музыки. Мы обрадовались и завопили на весь класс.
«Музыка будет красивая и серьезная», — строго сказала учительница, не разделяя нашего веселья, поскольку, как она добавила, концерт предназначен не для павианов, а для чутких и восприимчивых слушателей.
Мне лично музыка не мешает. Я думаю, что, допустим, арифметика или диктант на твердые окончания гораздо хуже. И так думаю не только я. Так думают все ребята, за исключением Богоушека, разумеется.
Богоушек очень старателен и знает все на свете. Когда классный руководитель спросила, какие мы знаем оперы Смéтаны[18] или Дворжака[19], Богоушек тут же вскочил и затараторил, что знает все их произведения. По-видимому, так оно и есть. На пении мы изучаем творчество разных композиторов, а поскольку Богоушек поет фальшиво, его выручают обширные теоретические познания. Я, правда, тоже пою фальшиво, но чувствую, что вряд ли мне поможет, если я буду знать, в каком году дедушка Сметаны купил себе трубку. Это меня петь не научит. Так что ясно, почему у Богоушека сплошь пятерки и почему сплошных пятерок нет у меня.
«Отлично, Богоушек», — похвалила нашего гения учительница, а он от радости покраснел, как помидор.
Спорю, что, будь к тому интерес, Богоушек тут же с удовольствием пропел бы какую-нибудь арию. Он так прилежен, что, прикажи ему выучить всю оперу Сметаны «Проданная невеста», он не только сделает это, целый месяц тренируясь в ванной, но и попытается овладеть уникальной способностью петь сразу на два голоса, дуэтом, как назвала пение вдвоем учительница.
«На концерт пойдем на втором уроке, к десяти часам, — сказала учительница, — так что занятия, как всегда, начнутся в восемь, но не беспокойтесь, я вам кое-что расскажу о программе, а если останется время, то мы и попоем, чтобы вы больше вошли в атмосферу концерта».
Мирослава до мельчайших подробностей выполнила обещанное. Правда, программы концерта она не знала, так что рассказывала содержание оперы Сметаны «Поцелуй», и девчонки сразу захихикали. Девчонки вечно хихикают, они еще глупые и не смотрят по телевизору фильмы, которые детям смотреть не разрешается. Ну, а поскольку осталось время, мы спели народные песни «Вставай, Ян!» и «На святую Катерину», у нас сразу появилось нужное настроение, и мы пошли на концерт.
«Главное, ведите себя прилично, — умоляла учительница, — на вас будут устремлены взоры общественности и трех школьных инспекторов. Я не хотела бы, чтобы наше посещение концерта окончилось, как всегда, не лучшим образом».
Учительница желала нам добра. Она всегда желает нам добра.
Дорога прошла сравнительно спокойно, если не считать, что полкласса по ошибке вышло на остановку раньше, так что потом ребята бежали по рельсам за трамваем, а мы, в трамвае, мощно их подбадривали.
Перед концертным залом мы построились парами, и я шел рядом с Чендой.
«Глянь-ка», — Ченда вытащил из кармана сумочку, расшитую блестками.
«Что это?»
«Бинокль», — сказал он таинственно и вытащил из сумочки крошечный бинокль.
«Ну и что с ним делать?»
«Смотреть на людей, умник. По крайней мере, не будет такой скучищи. Смотреть на людей вблизи, когда сам ты находишься далеко, ужасно потешно, — заверил меня Ченда. — Это уж точно интереснее, чем концерт».
14. УРА! АЙ! ОЙ!
Не прошло и двух недель со дня этого концерта, как к нам зашла поболтать пани Гостомская, которая знает все оперы и пишет о них книги. Я рассказал ей о нашем посещении концерта, и пани Гостомская, смеясь, объяснила, что это был не лучший из концертов популярной музыки — такими вещами следует заниматься людям, которые музыку любят и по-настоящему понимают. Мне было очень интересно ее слушать, и я потом прочитал книгу пани Гостомской, в которой изложена история всех опер. Мама даже испугалась, что эта книга мне понравилась, хотя что же тут удивительного — оперные либретто полны приключений, я вообще считаю, оперы нужно читать, а не слушать.
Но не будем забегать вперед. Весь наш класс отправился на балкон, а мы с Чендой, Алешем и Миреком протолкались вперед: Ченда утверждал, что, если удастся попасть в первые ряды, мы легко сможем наблюдать за всем залом. И это удалось.
«А нам дашь бинокль?» — поинтересовался Алеш.
Ченда великодушно решил, что мы все им попользуемся, он ведь понимает, что иначе нам будет скучно.
Пришли оркестранты, и все зааплодировали, а учительница шепнула, что концерт скоро начнется. Но ничего не началось, музыканты стали играть каждый свое, и Мирослава объяснила, что они настраивают инструменты.
Потом появился человек, про которого Богоушек заявил, что это известный дирижер и что концерт начинается, но это был не дирижер, а лектор, и он начал кашлять в микрофон, потом сосчитал до пяти и, наконец, принялся рассказывать про композитора Йозефа Сука.
Когда композитор был маленьким, его звали Пепой. Лектор потому говорит нам об этом, что из нас в один прекрасный день тоже могут вырасти композиторы, даже если мы не Пепы, а, скажем, Франтики или Вашеки. После чего он поклонился, и тут на сцену вышли двое мужчин и поздоровались друг с другом за руку.
«Глядите-ка, — сказал Ченда, — вон тот усач наверняка школьный инспектор».
«Который?» — спросил Мирек.
«В четвертом ряду, посередке», — сказал Ченда, но Мирек пожал плечами: на таком расстоянии ему не видно, пусть Ченда даст ему бинокль.
Алеш заявил, что хотел бы поближе посмотреть на мальчика, который сидит на противоположной стороне балкона, — ему кажется, что это тот самый негодяй, который год назад слямзил у него на спортплощадке теннисный мяч.
«Тс!» — шикнула учительница, а Мирек сказал, что он первый попросил бинокль. Тут классная вскочила, схватила Мирека за руку и приказала ему в наказание весь концерт стоять в коридоре.
Один из двух этих мужчин подошел к микрофону и сказал, что он дирижер и кое-что расскажет нам о музыке, которую исполнит оркестр.
Алеш тем временем ожесточенно боролся с Чендой за бинокль, а я сделал ребятам замечание, чтоб они успокоились, не то мы все кончим, как Мирек.
Тут учительница вскочила и, заявив, что хватит с нее нашей болтовни и недисциплинированности, схватила меня за руку, и я совершенно несправедливо последовал за Миреком.
Когда я покидал балкон, к микрофону подошел второй мужчина и, сосчитав до пяти, объявил, что споет нам песню, но сначала расскажет кое-что о пении.
Мирек встретил меня очень радостно, мы сели на красный плюшевый диванчик и, поскольку напротив висело большое зеркало, стали высовывать язык. И болтать о Ченде с Алешем, из-за которых нас постигла неудача.
Потом в зале что-то загрохотало, Мирек сказал, что это напоминает звук тамтама и что концерт, видать, начинается.
Но это был не тамтам, а Чендин бинокль: когда ребята вырывали его друг у друга, он упал с балкона в партер. Мы тотчас узнали об этом: учительница вывела из зала Алеша и Ченду.
Целых два часа мы вчетвером провели в коридоре, развлекаясь, как могли. Сначала попробовали играть в бой быков, потом в жмурки.
После концерта весь класс утверждал, что это была тоска зеленая, а нам казалось, что концерт прошел блестяще; правда, Чендиных родителей из-за этого проклятого бинокля вызвали в школу.
— Вот был кошмар! — задрожал Ченда при одном воспоминании.
