— Вот был кошмар! — задрожал Ченда при одном воспоминании.
Мы бродили в окрестностях Карлштейна, вспоминали разные истории с Мирославой и спорили, какая из них забавнее всего. По мне, лучше всех рождественская, когда наша классная устроила нам, а главное Алешу, неприятность, хотя и не нарочно.
Все равно это интересно, тем более что своими неудачами мы обязаны прежде всего самим себе.
Началась эта история вполне невинно. Опрос был закончен, и учительница сказала:
«Рождество — праздник покоя и мира. Люди радуются и кладут под елочку подарки».
«Здорово! — воскликнул Ченда. — Мне положат под елочку пулемет, папа обещал».
«Тс!» — зашипел на Ченду весь класс.
Дело в том, что Мирослава рассказывала нам о рождественских обычаях и пообещала, если мы будем себя прилично вести, всю предрождественскую неделю не вызывать нас к доске.
«Пулемет — не подходящий подарок», — покачала она головой.
«А вот мне положат под елочку научный словарь», — заявил Богоушек.
«Это уже лучше, — обрадовалась учительница. — Дорогие мои, в знании сила».
«Ха-ха, — тихо засмеялся Мирек, — это у Драбицы здорово получилось! Хотел бы я после Рождества посмотреть, какая у Богоушека будет сила».
«А самое интересное, — размечталась учительница, — рождественские обычаи. Кто льет свинец, кто бросает туфельку, кто пускает по воде скорлупки. А елочки! Кто из вас помогает наряжать елку?»
«Я! — блаженно засопел Алеш и вскочил со скамейки. — Я помогаю бабушке развешивать конфеты и пряники».
Все рассмеялись, а Ченда заметил, что по Алешу это видно. Алеш обиделся и прошипел, что собирался пригласить нас к себе, потому что бабушка купила три набора шоколадных фигурок для елки, но елку достала маленькую, так что мы могли бы съесть лишний шоколад, но раз мы такие негодяи, Алеш все съест один. Но мы быстро его успокоили.
«Вот те на, — удивился Мирек, — ты что, станешь обижаться из-за такой глупости?»
Алеш ответил, что толщина ему не помеха, толстыми были очень многие знаменитые люди, просто ему надоела вся эта трепотня.
Ченда сказал, что Алеш знает ведь, о чем мы говорим, ничего дурного мы в виду не имели.
«Ну хорошо, тогда приходите после обеда к нам», — благосклонно разрешил Алеш.
Мы обрадовались и стали с нетерпением ждать.
Открыла нам бабушка, она была очень приветлива.
«Ага, это вы, — сказала она, — весьма приятно. Только переобуйтесь, на улице грязно».
Мы все равно разулись бы в прихожей, бабушка могла нам этого и не говорить, но она любит показать свою строгость.
Бабушка попросила вести себя прилично, она сейчас уходит и вернется поздно, так как идет в хоровое общество «Горн» петь какую-то рождественскую колядку.
«Рождество, — заявила бабушка уже в дверях, — праздник покоя и мира. Поэтому ничего тут не разбейте, играйте тихо или лейте свинец. Впрочем, не уверена, что вы знаете этот рождественский обычай», — добавила она, уходя, и мы с облегчением услышали, как она спускается по лестнице.
Сами понимаете, нет ничего проще, как съесть два шоколадных набора. Особенно если вас четверо. Мы ели молча и сосредоточенно, только Алеш время от времени сопел, потому что обгонял нас.
«Ну, вот и все», — сказал Ченда, схватив последнюю шоколадку — лиловую лягушку.
«Ага, — согласился Мирек. — Тогда, может, мы пойдем?»
«Куда?» — коротко спросил я, потому что сидел напротив окна и видел, что на улице начинается дождь.
«В самом деле, — отозвался Алеш, — куда вам идти? Давайте займемся чем-нибудь».
«А чем? — поинтересовался Мирек — Будем петь колядки или лить свинец, да?»
«Вы с этими рождественскими обычаями, того и гляди, свихнетесь», — усмехнулся Ченда.
«Давайте бросать ботинок, — предложил я здраво, — это ведь тоже рождественский обычай, так, по крайней мере, утверждала учительница».
«Я не очень уверен, что бросаться ботинками — это рождественский обычай», — задумчиво произнес Алеш.
«Мирослава так говорила», — настойчиво повторял я.
Вообще-то о рождественских обычаях нам мало что известно. Но если тебе что-то нужно узнать, можно справиться по телефону в специальной информационной службе. Алеш позвонил туда. Дежурная, молодая девушка, долго смеялась, и мы с трудом ее поняли.
Но все же уразумели, что в старину девушки, гадая, бросали башмаки через голову, и если он указывал носком наружу, значит, девушка в будущем году выйдет замуж, а если носком внутрь, значит, ей не светит. Все это с отвращением сообщил нам Алеш со слов дежурной информационной службы.
«Лучше всего бросать ботинки друг в друга», — проворчал Мирек.
«Еще что-нибудь разобьем, — усмехнулся Алеш. — Знаете что? Плевать нам на этот девчачий обычай, давайте лучше соревноваться — каждый бросает ботинок пять раз, кому удастся больше всех бросить ботинок носком наружу, тот и победитель».
«Неплохая идея», — сказал я.
«Годится», — согласился Ченда.
Мы помчались в прихожую за обувью и выстроились в комнате рядком лицом к двери и спиной к окну.
«Внимание! Начали!» — крикнул Алеш.
Все бросили ботинки через голову.
Лучше всех оказался бросок Мирека — не каждому удастся сбить одним ударом сразу три цветочных горшка.
Наши с Чендой ботинки шваркнулись о стекло, Алсшев — попал в клетку с попугаем. Болтливая птица перепугалась и принялась нас невразумительно ругать.
Чистый «носок» удался только Миреку, и он удовлетворенно заявил: «Один ноль в мою пользу, я веду».
«Да, ведешь, — согласился Алеш, — только подбери и приведи в порядок эти бедные цветы».
К счастью, горшки не разбились, потому что под окном был толстый ковер, зато из них вывалилось немало земли и сломался один цветок, его склеили лентой, и Алеш заявил, что бабушка близорука и наверняка ничего не заметит.
«Все равно, — сказал Ченда, когда мы пропылесосили ковер и привели цветы в порядок, — в следующий раз нужно быть внимательнее и принять необходимые меры предосторожности, иначе наша игра затянется до самой полуночи».
И правда, последствия первого броска мы устраняли более получаса.
«Снимем цветы и откроем окно», — предложил Алеш.
«А зачем его открывать?» — удивился Ченда.
«Слышал, как стекло дребезжало? — спросил Алеш. — В другой раз оно наверняка не выдержит».
«А если ботинок вылетит на улицу?»
«Не вылетит, — уверенно заявил Алеш. — Когда знаешь, что окно открыто, будешь внимательнее и не больно-то станешь размахиваться. — И на всякий случай добавил: — Только ненормальный может выбросить ботинок на улицу, зная, что окно открыто».
Ченда замолчал, а у нас с Миреком не было никаких возражений против Алешевого предложения.
«Внимание! — провозгласил Мирек. — Начинается второй тур!»
Броски получились удачнее. У меня и Мирека оказались «носки», у Ченды и второй бросок не получился, а Алеш в изумлении воскликнул:
«Где мой ботинок?»
Честное слово, четвертого ботинка не было! Мы тут же кинулись к окну.
Под окном стоял прохожий, у ног его лежал зонтик, одной рукой человек схватился за голову, а в другой держал Алешев ботинок. Прохожий смотрел наверх и был погружен в глубокое раздумье: должно быть, размышлял, как получше с нами разделаться. Вроде людоеда, который долго решает, как ему съесть белого человека — с перцем или с чесноком?
Мы мигом отскочили от окна.
«Ну, Алеш, — сказал Ченда, — только ненормальный выбросил бы ботинок в окно, зная, что оно открыто».
Эта рождественская история снова напомнила нам Алеша, и на душе у нас стало мрачно. Между тем нас легонько, словно от ветерка, стало познабливать от страха.
С экскурсии в Карлштейн мы приехали значительно позже, чем предполагали, уже темнело. А все по милости Мирека, потому что на наш поезд мы опоздали. У Мирека после обеда остановились часы, он поставил их, как уверял, по солнцу с отклонением плюс-минус полчаса.
Но солнышко плевать хотело на то, что Мирек испытывал к нему доверие, так что на вокзал мы попали не на полчаса, а на час позже, и более двух часов пришлось ждать следующего поезда.
Но пока нас это не беспокоило, мы не ссорились и даже радовались, что целую ночь проведем в клубе и дадим «Барахолке» имя.
В привокзальном ресторане мы купили бутылку пепси и торжественно двинулись к трамваю. Правда, до этого Мирек осторожно огляделся:
— Ха, родные края. Надеюсь, родителям не взбредет в голову прогуляться вечерком. Вот будет номер.
Мы с Чендой заволновались, но уговаривали друг друга, что вряд ли родители сейчас выйдут из дому, это же глупо.
— Представляешь, если бы я сейчас встретил папу! — зашептал Ченда. — Он бы мне устроил допрос: ты почему не на экскурсии? Значит, ты мне лгал! Признавайся! Бац!
Это слово, напомнившее о возможных последствиях разоблачения нашей изощренной хитрости, прозвучало в Чендиных устах столь убедительно, что мы на всякий случай предпочли красться вдоль стен домов, словно шайка злодеев.
