– А где, кстати, крёстная?
Янка, наконец, наелась, и сидела в старом кресле, вполне довольная жизнью. Сытая, на свободе и рядом с друзьями. Пусть и ночью, в лесу, в окружении злобных шустрых игрушек. Но по сравнению с банкой из-под кофе – просто рай.
– Уехала, – Машка пальцами босой ноги шевелила уши валявшейся на паркете заячьей шкуры. – Сказала, что займётся планом номер два, велела найти тебя и уехала на последнем поезде. Потом Марк приказал рельсы завалить и поезда с гномами не пускать. Сказал, что объявляет карантин.
– А станционный смотритель? Он же не пускает фей из квартиры на поезд?
– Ну, ты же знаешь, что в таких случаях говорит крёстная.
– Что вырвет ноги?
– Ага. Его как вентилятором сдуло, только фуражка осталась. Что за план-то? Ты же наверняка знаешь? – Машка вопросительно посмотрела на Янку.
Янка рассказала.
– И ты в это веришь?
– Нет, – Янка покачала головой, – не верю.
– И что делать будем? – Фёдор сел на пол, подоткнул под себя заячий мех – он, кажется, собрался ложиться спать.
– Постараемся поверить, что нам остаётся.
– А плана номер три у крёстной нет? – Фёдор зевнул, – Не припасла, случайно? Давайте ложитесь, что вы глаза пучите. Завтра вставать рано.
– Не знаю, мне она про третий план не рассказывала.
Янка обвела взглядом домик крёстной, прикидывая, где можно лечь, и решила спать в том же кресле, где сидела.
– Слушайте, а как Марк игрушки оживляет? – Она сползла пониже, вытянув ноги. – Это ведь, получается, он их оживляет, раз ими командует, – сонно поинтересовалась Янка. – Не знаете?
– Ну, крёстная что-то говорила… – Степан, лежащий на диванчике, потёр глаза. – Что, когда дети с ними играют, в игрушках что-то от детей остаётся. Марк что-то с этим что-то делает, и вот они ходят. Я не до конца понял.
Машка, лёгшая на кровать крёстной поверх покрывала, ничего не добавила, она уже спала.
Что может в игрушках оставаться от детей, кроме грязи и царапин, Янка не знала. Ей приснилось, что она кукла, огромный ребёнок распарывает ей живот и ложкой засовывает внутрь горячую гречневую кашу. И говорит: «Это останется в тебе от меня». А каша булькает, хотя гречневая булькать не может, толкает её изнутри, и говорит: вставай, пора, вставай, пора.
Янка открыла глаза.
– Вставай, пора, – ещё раз дёрнула её за плечо Машка. – Сегодня крёстная должна вернуться.
– План номер два? – просыпаясь, уточнила Янка.
– План номер два. Если хоть что-нибудь получится.
* * *
Утро они встретили в плафоне люстры. Если бы люстру включили, они бы зажарились на лампочках. Но большие уехали на дачу, включать свет было некому. Розовое пятно раннего солнечного света медленно сползало с потолка на стену. По гостиной маршировали феи.
– Шевелитесь! – кричал Марк, летавший над рядами феев на жёлтой часовой стрелке. – Бездельники! У нас остался всего день! К приезду больших всё должно быть готово!
Феи были разделены на десятки, за каждым десятком шла игрушка. Но всё-таки феев было гораздо больше, чем игрушек, пастухов не хватало даже при таком порядке. И кроме жирафов, коров и пластиковых пупсов, феев конвоировали фигуры, собранные из деталей конструктора, и даже просто из деревянных реек, линеек и кубиков и просто щепок. Вот что происходило прошлой ночью: игрушки мастерили игрушки. Впрочем, с тем, что у них получилось, не согласился бы играть ни один ребёнок. Плавать и икать от страха согласился бы, играть – нет. Стоило кому-то из феев остановиться, как он получал тычок в спину. От собранных ночью деревянных пугал в спинах оставались занозы.
Феи под присмотром игрушек разбирали свои домики. Это было несложно: фейские домики строились главным образом из упаковочного картона и бумаги. Они вытаскивали проволоку, скреплявшую детали, складывали их стопкой и относили под буфет. Там другие бригады строили что-то грандиозное. Картонные стены, сцепленные из множества кусочков, огораживали пространство под буфетом по всему периметру, а в высоту поднимались от пола до тёмных полированных панелей.
– Старайтесь! – кричал сверху Марк. – Помните: вы стараетесь для себя. Это наш новый дом. Общий дом. Теперь мы будем жить вместе. Никаких домиков. Никаких отдельных комнат. Нам нечего скрывать друг от друга. Вы будет жить на виду у меня и моих новых помощников. Это и ваши помощники тоже. Вам не придётся ни о чём беспокоиться. Они скажут вам, что и когда делать. Они вас разбудят и отправят на работу. Они вас встретят и накормят. Они постирают вашу одежду и заправят ваши постели. У вас начинается совсем другая жизнь. Жизнь без забот и раздумий.
Марк, очевидно от восторга, поднялся вверх и облетел вокруг люстры. Сидевшие в ней феи и Янка спрятались поглубже в плафон.
– Отныне должности главных феев отменяются. – Марк нырнул вниз и пронёсся над паркетом. – Все феи равны. И я такой же, как все. Моя корона – это не знак превосходства, это символ безустанной заботы о вас, мои подданные! Это не привилегия, а тяжкий груз, который я несу со смирением и гордостью…
На голове у Марка действительно что-то блестело. Янка присмотрелась. Похоже, колпачок от пузырька с лекарством, оклеенный конфетной фольгой. Ни капли смирения на его довольном лице не замечалось. А когда поправлял корону, что он делал раз в полминуты, лицо его вспыхивало таким счастьем, что можно волноваться, как бы не загорелись шторы.
«Вот, значит, как он вывернулся», – подумала Янка.
– А что они ему подчиняются, а? – возмутился Фёдор. Их же больше. Пихнули бы эти игрушки и бежать!
– Вот возьми и пихни, я на тебя посмотрю, – предложил Степан. – Нашёлся пихатель. Смелый такой, на люстре сидеть.
– Они же сильнее, – добавила Машка. – И куда бежать-то?
– Игрушки всех так по ночам напугали, что днём их ещё больше боятся. Мне вот страшно, – призналась Янка.
– А леталки-то у них отобрали, – добавил Степан, – все пешком ходят.
* * *
В дальнем углу гостиной из отверстия в стене показался дымок.
– Смотрите, смотрите, – Янка с друзьями толкали друг друга локтями, – поезд.
Вслед за дымом из тоннеля, медленней чем обычно, выехал паровоз. Они напряжённо за ним следили.
Поезд остановился, едва въехав в квартиру. Там, у дальней стены, на рельсы феи навалили плоскогубцы, отвёртки, молоток и напильник, инструменты большого мужчины. Послышался лязг. Гномы никак не слабее фей, а в обращении с железными инструментами куда как ловчее. Завал, сооружённый по приказу Марка, они разобрали минут за пять. Поезд, чухнув и гуднув, медленно двинулся дальше.
– Ну и что? Поезд как поезд, пять вагонов… – Машка от волнения грызла ногти.
– Что поезд как поезд? Подожди, он ещё подходит, – пыталась успокоить её Янка.
Перрон из деревянных кубиков успели разобрать не больше чем на четверть, это почти незаметно, только вместо феев на нём стояли игрушки. Фуражку станционного смотрителя нацепил щенок.
Паровоз, подъезжая, дал гудок. Игрушки подошли поближе. Поезд остановился где обычно, паровоз выпустил весь лишний пар, накрыв перрон густым молочным туманом.
– Ну, пора, пора? – теребили Янку феи.
– Сейчас, сейчас.
Она пыталась увидеть что-нибудь сквозь пар. Ветра в квартире никогда водилось, белые клубы рассеивались медленно. Квартирный воздух разбавлял их, как вода разбавляет молоко. Проступили тёмные фигуры. Вдруг несколько клубов пара рванулись вверх. Не сами по себе, из них, как из киселя, выскочили…
– Феи! – закричала Янка, – лесные феи!
Крылья лесных феев разогнали остатки тумана. На перроне обнаружились гномы в шерстяных куртках. Только в одном месте туман сохранился – в ступе феи-крёстной, откуда он вытекал через края, как пена из кастрюли. Крёстная взлетела выше всех, и махала руками, отдавая команды.
– Пора! Вперёд! – крикнула Янка.
Она выбросила из плафона люстры зубную щётку, прыгнула следом, оседлала её на лету и спикировала к паркету.
– К поезду, бегите к поезду! – кричала она, пролетая над рядами квартирных феев.
Те ошеломлённо задирали головы. Не все сторожащие их игрушки могли смотреть вверх, их головы назад не загибались. Утёнок, две куклы и акула упали на спины, чтобы увидеть – что происходило над ними. И ничего не увидели. Пока они соображали, что делать, Янка уже улетела.
– К поезду, не стойте, быстрее!
Но феи стояли, оглядываясь на своих конвоиров. Игрушки тоже стояли, они подчинялись приказам Марка. А Марк, беснуясь, орал что-то нечленораздельное. Он то бросался в погоню за Янкой, то сворачивал к вокзалу, выписывая в воздухе петли. Степан, Фёдор и Машка перелетали от одной группы гномов к другой, крича то же, что она:
– Бегите к вокзалу!
Вот один из феев сделал шаг в сторону, но его тут же прижал лапой к паркету большой плюшевый рыжий кот. Последний приказ, отданный игрушкам – не позволять феям расходиться – никто не отменял. В дело вступили гномы и лесные феи. Тех, кому приходилось иметь дело с настоящими медведями, волками и великанами – игрушечными котами, даже большими, не напугать. Гномы по трое, по четверо бросались на игрушки, валили их на паркет и связывали лапы травяными верёвками. Лесные феи хватали игрушки за уши, хвосты, загривки, и затаскивали на книжные полки. Те жалобно мяукали, гавкали или рычали, что кому свойственно, но прыгать вниз боялись. Кое-где гномы разбирали собранных этой ночью деревянных и пластиковых уродцев на запчасти, деловито запихивая отломанные детали себе в рюкзаки. Квартирные феи, глядя на этот кавардак, испуганно жались друг к другу.
