связан с этим явлением. В первые дни, когда с этим столкнулись, в испуге обыскали все комнаты и помещения, чтобы проверить, что похищено, поскольку сочли, что в доме укрылся грабитель, а ночью сбежал с награбленным; но никакой пропажи не обнаружили, все вещи в доме оставались на своих местах. Вечером дверь не только запирали на две задвижки, но и подпирали её деревянной балкой – не помогало: как бы рано утром ни спускалась прислуга в вестибюль, дверь уже стояла раскрытой, хотя всё вокруг ещё пребывало в глубоком сне, а окна и двери соседних домов были прочно закрыты ставнями. В конце концов Себастиан и Иоганн набрались храбрости и приготовились долго уговаривать даму Роттенмайер, чтобы позволила им провести ночь в комнате, примыкавшей к парадному залу, и посмотреть, что будет. Но уговаривать фройляйн Роттенмайер не пришлось: она собрала всё оружие господина Сеземана и вручила Себастиану для храбрости большую бутылку ликёра – на случай обороны.
В условленный вечер оба устроились в засаде и сразу начали подкрепляться, что сделало их поначалу очень разговорчивыми, а потом очень сонливыми, после чего оба откинулись на спинки своих стульев и смолкли. Когда старые башенные часы снаружи пробили полночь, Себастиан опомнился и стал окликать своего товарища, но разбудить того оказалось нелегко: он лишь перекладывал голову с одной стороны спинки стула на другую и продолжал крепко спать. Кругом царила полная тишина, с улицы тоже не доносилось ни звука. Себастиану уже не спалось, потому что в такой тишине ему было ещё страшнее, и он всё окликал Иоганна, время от времени слегка тряся его за плечо. Наконец, когда наверху пробило час, Иоганн проснулся и некоторое время соображал, почему он сидит на стуле, а не лежит в своей постели. Потом он вскочил и храбро крикнул:
– Ну, Себастиан, пойдём-ка посмотрим, что там творится. Не бойся, за мной!
Иоганн распахнул слегка притворённую дверь комнаты и вышел в вестибюль. В то же мгновение из открытой входной двери дома налетел резкий порыв ветра и погасил свечу, которую Иоганн держал в руке. Он метнулся назад, чуть не сбив с ног идущего за ним Себастиана, но успел подхватить его на лету, закрыл за собой дверь и в лихорадочной спешке повернул ключ на столько оборотов, сколько позволял замок. Потом дрожащими руками достал из кармана спички и снова зажёг свечу. Себастиан так и не понял, что же случилось, потому что за широкими плечами Иоганна не почувствовал сквозняка. Но теперь, взглянув на кучера при свете свечи, он издал крик ужаса, потому что Иоганн был бел как мел и дрожал как осиновый лист.
– Что, что стряслось? Что там было? – принялся выпытывать Себастиан.
– Дверь нараспашку, – прохрипел Иоганн, – а на лестнице белая фигура, понимаешь, Себастиан, взбежала вверх по лестнице, шмыг – и нету!
У Себастиана мурашки пробежали по спине. Тут оба сели, прижавшись друг к другу, и не шевелились, пока не забрезжило новое утро и улица не начала оживать. Тогда они вышли из комнаты, закрыли распахнутую наружную дверь и поднялись наверх, чтобы доложить фройляйн Роттенмайер о пережитом.
Дама уже была на ногах, поскольку ожидание новостей не давало ей спокойно спать. Теперь, услышав о том, что случилось, она тотчас села к столу и написала господину Сеземану такое письмо, каких ему ещё не доводилось получать. Он должен был без промедления вернуться домой, поскольку здесь творятся неслыханные вещи. Далее ему сообщалось о происшедшем, а также о том, что дверь дома стоит нараспашку каждое утро и что, таким образом, никто в доме больше не уверен в своей безопасности при такой двери, еженощно стоящей настежь, и что нельзя предугадать, какие тёмные последствия ещё повлечёт за собой это загадочное явление.
Господин Сеземан ответил немедленно, что не может так сразу всё бросить и приехать домой, что история с привидением его поражает, но он надеется, что она кратковременна; однако если за ближайшее время в доме не водворится покой, то пусть фройляйн Роттенмайер напишет письмо госпоже Сеземан и спросит, не будет ли та столь любезна, чтобы приехать во Франкфурт на подмогу: нет ни малейших сомнений, что его мать в кратчайшее время управится с привидениями и они после этого нескоро осмелятся вновь беспокоить его дом.
Фройляйн Роттенмайер осталась недовольна тоном этого письма: на её взгляд, хозяин не отнёсся к делу с должной серьёзностью. Она незамедлительно написала госпоже Сеземан, но и с этой стороны не последовало ничего удовлетворительного: ответ содержал несколько совершенно двусмысленных язвительных замечаний.
Госпожа Сеземан писала, что она и не подумает ехать из Гольштейна во Франкфурт специально из-за того, что Роттенмайер видит привидения. Дескать, в доме Сеземанов никогда не видели привидений, и, если теперь там завелось одно, Роттенмайер должна уметь найти с ним общий язык, а если нет, то пусть призовёт на помощь ночных сторожей.
Но фройляйн Роттенмайер была исполнена решимости больше не проводить свои дни в страхе, и она нашла выход. До сих пор она ничего не говорила детям о явлении призраков – из опасения, что дети в страхе больше не захотят оставаться одни ни днём ни ночью, а это могло иметь для неё неудобные последствия. Теперь же она направилась прямиком в учебную комнату, где сидели обе девочки, и приглушённым голосом рассказала о ночных визитах кого-то неизвестного.
Клара тотчас воскликнула, что больше ни на минуту не останется одна, что папа должен приехать домой, а фройляйн Роттенмайер должна перебраться ночевать в её комнату, а Хайди тоже нельзя больше оставаться одной, иначе привидение однажды заявится к ней и что-нибудь ей сделает; и пусть все они спят в одной комнате, а свет пусть горит всю ночь напролёт, и Тинетта должна ночевать поблизости, а Себастиан и Иоганн пусть идут вниз и спят в коридоре, чтобы они могли сразу же закричать и спугнуть привидение, как только оно ступит на лестницу, ведущую наверх.
Клара была очень взволнована, и от фройляйн Роттенмайер потребовались большие усилия, чтобы её немного успокоить. Она пообещала ей неотложно написать папе, поставить свою кровать в комнате Клары и больше никогда не оставлять её одну. Все они не могут спать в одной комнате, но если Адельхайд тоже боится, то Тинетте придётся устраиваться на ночлег рядом с ней.
Но Хайди боялась Тинетту больше, чем привидений, про которые ребёнок вообще ни разу не слыхал, и она тут же заявила, что не боится привидений и хочет оставаться в своей комнате одна. После этого фройляйн Роттенмайер устремилась к письменному столу и написала господину Сеземану, что таинственные явления в доме, которые повторяются каждую ночь, до того потрясли нежную конституцию его дочки, что можно опасаться худших последствий; мол, при таких условиях есть примеры внезапных эпилептических припадков, или «плясок святого Витта» [2], а его дочь подвержена всему, если это безобразие в доме не будет прекращено.
На сей раз письмо возымело действие. Через два дня господин Сеземан уже звонил в колокольчик так, что все сбежались на шум и переглядывались, не думая ни о чём другом, кроме как о том, что привидение на сей раз так обнаглело, что учиняет свои проделки, даже не дождавшись ночи. Себастиан очень осторожно выглянул через полуоткрытую ставню
