сверху. В этот момент звонок задёргали с такой силой, что поневоле заподозришь за этими рывками человеческую руку. Себастиан даже узнал эту руку, бегом пересёк комнату, кубарем скатился по лестнице, но внизу снова встал на ноги и распахнул дверь.
Господин Сеземан коротко поздоровался и без промедления поднялся наверх, в комнату своей дочери. Клара встретила папу громким криком радости, и, когда он увидел, что она нисколько не изменилась, лоб его, перед тем озабоченный, начал разглаживаться и разглаживался всё больше по мере того, как он слышал от неё, что у неё всё по-прежнему хорошо, и как она рада, что он приехал, и очень кстати, что по дому шастает привидение, потому что благодаря ему папа снова дома.
– И как продолжает вести себя привидение, фройляйн Роттенмайер? – спросил господин Сеземан, пряча улыбку в уголках губ.
– Нет, господин Сеземан, – строго ответила дама, – это не шутки. Я не сомневаюсь в том, что завтра господину Сеземану будет не до смеха, ибо то, что творится в доме, указывает на нечто ужасное, что здесь, должно быть, творилось в прежние времена и долго утаивалось.
– Так, об этом я ничего не знаю, – заметил господин Сеземан, – но вынужден просить вас не навлекать подозрение на моих достойных предков. А сейчас позовите мне в столовую Себастиана, я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.
Господин Сеземан направился в столовую, и туда же пришёл Себастиан. Для господина Сеземана не было тайной, что Себастиан и фройляйн Роттенмайер не питают друг к другу особой симпатии; на этот счёт у него были свои соображения.
– Поди-ка сюда, парень, – поманил он вошедшего, – и скажи-ка мне честно: не сам ли ты разыгрывал привидение, чтобы немного развлечь фройляйн Роттенмайер, а?
– Нет, поверьте мне, милостивый государь не должен так думать: мне и самому не по себе от этого всего, – ответил Себастиан с несомненной искренностью.
– Ну, если так, то завтра я покажу тебе и храброму Иоганну, как привидения выглядят при свете дня. Стыдись, Себастиан: такой молодой, крепкий парень, как ты, бегает от привидений! А сейчас без промедления ступай к моему старому другу, доктору Классену: кланяйся и проси его непременно быть сегодня вечером в девять часов у меня, скажи, что я специально приехал из Парижа, чтобы проконсультироваться с ним. Ему придётся провести у меня целую ночь не смыкая глаз – так плохо обстоят дела. Пусть настроится! Понял, Себастиан?
– Так точно, так точно! Милостивый государь может быть уверен, я всё исполню. – С этими словами Себастиан удалился, а господин Сеземан вернулся к своей дочке, чтобы развеять у неё всякий страх перед тем явлением, которое он собирался сегодня же представить в истинном свете.
Ровно в девять часов, когда дети отправились на покой, а фройляйн Роттенмайер удалилась к себе, появился доктор, из-под седых волос которого выглядывали живые, доброжелательные глаза на вполне ещё молодом лице. Вид у него был слегка встревоженный, но сразу после приветствия он разразился смехом и сказал, хлопая своего друга по плечу:
– Ну-ну, для человека, у постели которого я должен провести всю ночь, ты выглядишь ещё довольно сносно, старина.
– Потерпи, старик, – ответил господин Сеземан, – тот, ради кого тебе придётся бодрствовать, будет выглядеть гораздо хуже, когда мы его изловим.
– Итак, в доме больной, да к тому же такой, которого следует ещё изловить?
– Гораздо хуже, доктор, гораздо хуже. В доме привидение, пошаливает у меня тут!
Доктор громко рассмеялся.
– Таково ваше сострадание, доктор! – продолжал господин Сеземан. – Жаль, что фройляйн Роттенмайер не может его разделить. Она твёрдо убеждена, что тут слоняется мой древний предок, искупая свои нераскаянные грехи.
– Но как она с ним познакомилась? – спросил доктор, всё ещё веселясь.
Господин Сеземан рассказал своему другу обо всём, что происходило в доме, о том, что дверь еженощно оказывается открытой, по показаниям всех жителей дома, и добавил, что распорядился положить в караульном помещении два заряженных револьвера, чтобы быть подготовленными на все случаи; поскольку дело является либо крайне нежелательной шуткой, которую, возможно, устраивает какой-нибудь знакомый прислуги, чтобы напугать людей в отсутствие хозяина, – и тогда хороший выстрел в воздух не станет для него большой бедой, – либо в деле замешаны воры, которые таким образом хотят приучить персонал к мысли о привидениях, чтобы впредь иметь уверенность, что никто не посмеет высунуться, – в таком случае хорошее оружие тоже не повредит.
Во время этого объяснения господа спустились по лестнице и вошли в ту самую комнату, где раньше несли ночную вахту Себастиан с Иоганном. На столе стояли несколько бутылок хорошего вина, ибо какое-никакое подкрепление нельзя было счесть нежелательным, когда приходится коротать ночь на дежурстве. Рядом лежали два револьвера, два подсвечника стояли посреди стола, поскольку ждать привидение в полутьме господин Сеземан не хотел.
Дверь они плотно закрыли, чтобы свет не просачивался в коридор – это могло отпугнуть привидение. Господа уютно устроились на стульях и предались беседе, время от времени делая по доброму глотку вина. И не успели они оглянуться, как пробило полночь.
– Привидение про нас прознало и сегодня, пожалуй, не придёт, – сказал доктор.
– Потерпи, оно является в час ночи, – ответил друг.
Разговор опять возобновился. Пробило час. Вокруг было тихо, на улице тоже смолкли все звуки. Но доктор вдруг насторожённо поднял палец:
– Тсс, Сеземан, ты ничего не слышишь?
Оба прислушались. Тихо, но совершенно отчётливо отодвигалась подпирающая балка, потом дважды повернулся ключ в замке, и вот стала раскрываться дверь. Господин Сеземан потянулся к своему револьверу.
– Ты не боишься? – сказал доктор и встал.
– Осторожность не повредит, – прошептал господин Сеземан, взял в левую руку подсвечник, в правую – револьвер и последовал за доктором, который, также вооружившись подсвечником и стрелковым оружием, двинулся вперёд. Они вышли в коридор.
Через широко распахнутую дверь втекал бледный лунный свет, освещая белую фигурку, неподвижно застывшую на пороге.
– Кто тут? – гаркнул доктор так, что прогремело на весь коридор, и оба господина кинулись к фигурке.
Она повернулась и тихо вскрикнула. Босая, в белой ночной рубашке, Хайди растерянным взглядом смотрела на яркое пламя и на оружие, она тряслась и трепетала как лист на ветру. Господа в великом изумлении посмотрели друг на друга.
– Похоже на то, Сеземан, что это твоя давешняя водоносица, – сказал доктор.
– Дитя моё, что это значит? – спросил Сеземан. – Что ты здесь делаешь? Для чего ты сюда пришла?
Побелев от испуга как снег, Хайди неподвижно стояла перед ним и почти беззвучно произнесла:
– Я не знаю.
Теперь вперёд выступил доктор:
– Сеземан, это случай из моей области. Иди, посиди пока что, а я отведу ребёнка туда, где ему положено быть.
С этими словами он положил револьвер на пол, по-отечески взял дрожащего ребёнка за руку и направился с ним к лестнице.
– Не бойся, не бойся, – ласково приговаривал он, поднимаясь по ступеням, – будь спокойна, ничего плохого не случилось, не волнуйся.
Войдя в комнату Хайди, доктор поставил свой подсвечник на стол, поднял Хайди на руки, уложил в постель и заботливо укрыл одеялом. Потом сел в кресло у кровати и ждал, когда Хайди успокоится и перестанет дрожать всем телом. Потом он взял ребёнка за руку и мягко сказал:
– Ну вот, всё в порядке. Теперь скажи мне,
