Ничего не было, «яйцо» оказалось одиноко в этом уголке природы.
– Постой, – я взял погонщика за рукав, – давай остановимся. Я должен посмотреть поближе.
– Рехнулся? Здесь нельзя останавливаться.
– Что это?
– Посланник. Он уже много лет здесь. Сколько себя помню, он здесь торчит. И все крутится, крутится.
Я еще ни разу не видел аэроид так близко. И был так увлечен, что не обратил внимания на домишки, показавшиеся из‑за деревьев. Это и была деревня. Погонщик ткнул меня в бок ручкой кнута, чтобы я отвлекся наконец от бесполезного созерцания.
Я нащупал под соломой дротик и осмотрелся. Было грустно видеть по бокам дороги несколько десятков домов и при этом не слышать ни звука, кроме скрипа собственной тележки. Впрочем, любое заброшенное поселение может вызвать такие чувства. Эта деревня была давно покинута. Сквозь стены домов уже проросли деревья. Круглые крыши почти везде провалились.
Я заметил, что Подорожник принюхивается.
– Дымом не пахнет вроде, – сказал он.
– Не пахнет, – подтвердил я. – И что?
– Значит, никого нет… наверно.
– А вот? – произнес я и показал вперед на дорогу. Из‑за домов выезжала повозка. Почти такая же, как и наша. На ней сидело несколько человек в серых крестьянских одеждах. Нас заметили, и повозка остановилась. Вслед за ней из‑за поворота появилось еще две – пустые, не считая возниц.
Мы натянули вожжи. Медвежатник и Свистун нагнали нас и тоже остановились.
– Надо было другой дорогой… – проворчал кто‑то из них.
– Ничего, разберемся, – хладнокровно ответил Подорожник и сунул левую руку под солому. Правой он нащупал рукоятку своего тесака, проверяя, готов ли он к ратному труду.
На головной повозке произошло некое движение, затем один из пассажиров встал в полный рост. До них было метров семьдесят.
– Не трогайте нас! – услышал я протяжный крик. – У нас ничего нет! Ничего нет! Только мертвецы!
– Крестьяне, что ли? – с облегчением произнес Медвежатник. – Но откуда?..
– Пойдем‑ка к ним… помаленьку, – сказал Подорожник, сползая с телеги.
Слова адресовались мне, поскольку Свистун с Медвежатником не тронулись с места. Я потянул было за собой дротик, но, увидев, что напарник оставил свой, последовал его примеру.
Мы молча дошли до встречного обоза и остановились в нескольких шагах. Моя подозрительность наполовину убавилась. Люди, сидевшие на повозке, не могли быть разбойниками. Это были обычные крестьяне, пугливые, замотанные работой мужики с обветренными лицами и жилистыми, натруженными руками.
Я обратил внимание, что к головной тележке приделан довольно высокий шест, на котором болталась какая‑то ржавая железка.
– Откуда? – властно спросил Подорожник.
– Деревенские мы, – ответил за всех возница, опустив глаза к земле. – Ездили по старым огородам, думали, может, соберем чего.
– И много набрали?
– А вот, – мужик нахмурился и кивнул назад, где стояли еще две повозки.
Мы подошли. Возница откинул большую серую тряпку, и мы увидели пять мертвых тел, аккуратно сложенных на соломе. Все были черные, словно в мазуте.
– Посланники? – коротко спросил Подорожник.
– Один. Мы только‑только разошлись по сторонам, а тут он. Из рощи тихонько вышел, никто и не заметил сначала. Все поле поперек прополз, а кто ближе стоял, те и почернели. Вон, в другой телеге еще трое.
– Какой он из себя был?
– Такой… – крестьянин задумался и сделал несколько неопределенных жестов. – Словно рыбу пополам разрезали. Блестящий.
– Знаю таких, – кивнул Подорожник. – И куда делся потом?
– Не видали. Ушел за холмы. Мы сразу оттуда уехали.
– Ну а мы‑то проехать сможем?
– А почем нам знать? Езжайте. Может, он вас и не тронет.
Я молчал, украдкой рассматривая крестьян. У них были пыльные лица и наивные, немного виноватые глаза. На передней повозке стояло несколько корзин. Одна меньше чем на треть была заполнена какими‑то клубнями. Это все, что успели набрать несчастные люди, заплатив жизнями своих товарищей.
– Видал, что делается, – вызывающе сказал мне Подорожник, когда мы, простившись с людьми, двинулись дальше.
– Надо было спросить, нет ли здесь кого еще, – подчеркнуто спокойно ответил я.
– Разбойников, что ли? Они бы и так сказали, если б видели. Они их боятся еще больше, чем мы.
– Послушай, а что за железо висело у них на шесте?
– Наверно, какая‑то старая вещь. Глупые люди – они думают, что это их спасет. Как видишь, не спасло.
– Далеко еще до того места?
– До огородов? Вроде близко. Да не хватайся ты за свой ножичек. Случись такое, он тебе не помощник.
Мы двигались по наезженной просеке в реденькой дубовой роще. После рассказа крестьян дубы казались не спокойными великанами, а чудищами с кривыми руками‑ветками. Оси повозки скрипели предательски громко. Мне казалось, весь мир слышит, как мы здесь едем.
Неожиданно роща оборвалась. Мы увидели поле, разделенное неглубокими канавами на несколько бесформенных клоков, бурно заросших лопухами и крапивой.
– Вот огороды, – вкрадчиво проговорил погонщик. – А вон след, видишь?
Все открытое пространство пересекала глубокая свежая борозда, от которой кое‑где поднимались прозрачные дымки. Я почувствовал, как испуганы лошади. Они переступали медленно и невпопад, но Подорожник и не думал их торопить. Я услышал сзади тихий предостерегающий свист.
– Вон туда глядите! – тихо воскликнул Свистун. Мы обернулись. Я ничего не увидел, пока не посмотрел поверх деревьев. Над дубовыми верхушками скользил блестящий металлический треугольник, похожий на плавник акулы. Его основание скрывали заросли. Подорожник натянул поводья.
– Не дергаться! – процедил он.
Мы замерли. Даже лошади не издавали ни звука, хотя я видел, как они дрожат. Я следил глазами за аэроидом. Он двигался по кривой и, по моим расчетам, должен был вот‑вот показаться из‑за деревьев. Мне было слышно, как трещат ветки и кричат потревоженные птицы, тучей летая над «акульим плавником».
Через несколько секунд мы узрели аэроид в натуральную величину. Он перемещался по своему старому следу, перепахивая глинистую землю. Мне по‑прежнему казалось, что там, под слоем почвы, плывет огромная рыбина, выставившая на поверхность плавник.
Мы молчали и не шевелились. У меня с подбородка капал пот, но я и не думал вытирать его. Пальцы обеих рук вцепились в бока повозки – я словно сам себя сдерживал, чтобы не шевелиться. Если аэроид и дальше пойдет по своему следу, то вскоре окажется от нас всего в десятке метров – там, где борозда пересекала дорогу.
Одна лошадь со второй повозки не выдержала и фыркнула, начав топтаться на месте. Я готов был убить ее за это. Аэроид приближался. Когда он пересек дорогу, нас задела волна горячего воздуха. Тускло блестящая металлическая махина прошла мимо, дыша жаром. Она была гладкой, без стыков и сочленении, словно вырезанная из одного куска. Я скосил глаза на погонщика – жив ли он, не почернел ли. Он сидел неподвижным истуканом. Двигались лишь зрачки, а еще подрагивала щека.
– Уходит, – прошептал он. – Только бы не взлетел.
Аэроид не взлетел. Он скрылся в зарослях на другом конце поля, и некоторое время нам была видна его верхушка, затем и она пропала.
Погонщик от души прошелся кнутом по лошадиной спине. Повозка едва не развалилась, когда перепрыгнула через борозду на дороге. Мы неслись, как на ипподроме, и я боялся вылететь наружу. Уже давно позади остались и деревня, и огороды.
Наконец Подорожник дернул поводья, давая возможность лошади отдохнуть после бешеной гонки. Он посмотрел на меня и вдруг расхохотался. Подъехавшие следом Свистун с Медвежатником тоже начали смеяться, и мне ничего не оставалось, как поддержать компанию. Это было самое доступное сейчас средство снять напряжение.
Дальше мы ехали не спеша. И в мыслях, и в теле ощущалась тяжелая, почти болезненная усталость. Похоже, и наши лошадки чувствовали себя не лучше. Первое время я списывал все это на перенесенный стресс, но потом обеспокоился.
– Посланник ничего не сделал с нами? – спросил я.
– О чем ты? – удивился погонщик.
– Он не тронул нас?
– Ну, ты ведь жив? Значит, все в порядке.
– Да, но… Я как‑то странно себя чувствую.
– Это от усталости. Если бы он нас тронул, ты бы себя никак не чувствовал. Ничего. Скоро остановимся на ночь. Поешь, выпьешь – и успокоишься.
Но меня его слова не утешили. К тому времени я начал понимать, что аэроиды воздействуют на людей каким‑то необъяснимым способом – полем, излучением, химией или чем‑то подобным. Это же подтверждали мои грезы из прежней жизни. Никогда нельзя угадать, пощадил ли тебя аэроид или обрек. Я не мог быть уверенным, что уже к вечеру мы все не почернеем или не растрескаемся, как глиняные куклы.
– Сегодня остановимся у одного толкователя старых вещей, – насмешливо произнес погонщик. – Можешь хоть всю ночь болтать с ним про посланников, про чужаков. Он это любит. Никто в округе не знает столько о Пылающей прорве и всех тайнах мира, сколько он.
