Дальнейший путь проходил некоторое время под писк моего хронометра. Подорожник все жал и жал на кнопочки, заставляя хитроумный иностранный прибор проигрывать то одну мелодию, то вторую, то говорить на родном японском языке. Я не стал обучать погонщика, как пользоваться встроенными термометром, дальномером и глубиномером. Это были недоступные, да и ненужные ему категории.
Однако я стал героем дня. Мой авторитет сегодня вырос ровно на один иглострел.
Наконец Подорожнику надоели часы.
– Ты так и не ответил, – сказал он. – Можешь ли ты толковать и другие старые вещи?
– Ты сначала скажи, что за вещь, а там посмотрим.
– Да что ж ты все крутишь вокруг да около, – вздохнул Подорожник. – Не можешь прямо сказать – ты толкователь? А то строил, строил из себя дурачка, а оказалось…
– Отвечаю прямо – нет!
– Жаль. Мы, пожалуй, могли бы собрать денег и купить тебе имя. Будь у нас свой толкователь, нам и работать не надо было бы. Ты б нас всех прокормил…
Он явно говорил не то, что думал. Как я понял, просто чтобы оправдаться за свою настойчивость. Его интерес к старым вещам скорее всего объяснялся чем‑то иным.
– А у меня вот есть один знакомый, – с наигранной небрежностью продолжал погонщик, – который купил задешево одну старую вещь. Хорошую такую вещь, но… Хотя все и считают, что она наверняка полезная, но никто не может ее истолковать. Я вот и спрашивал…
– Что за вещь?
– А вот, такая штука, – он выдернул из‑под себя несколько соломин и согнул из них уголок. – И тут еще такое кольцо, а в нем крючок. А вот тут…
Я уже понял, что за вещь он пытался мне изобразить. Мой пистолет.
– Нет, не знаю, – я с сожалением развел руками. – Наверняка какая‑нибудь ерунда.
С задней повозки раздался тихий свист. Свистун, оправдывая свое имя, подавал нам сигнал тревоги.
– Посмотрите туда, – проговорил он, указывая глазами на верхушку скалы. – Только не дергайтесь.
Я начал обводить взглядом окрестности и вскоре заметил человека, который, не очень‑то скрываясь, следил за нами с высоты метров двадцать‑тридцать.. Подорожник пробормотал какое‑то ругательство.
– Кто это? – поинтересовался я.
– Пес его знает… Может, просто так шатается, а может, сейчас помчится к своим и доложит, что мы идем прямо в их лапы. Слышал, что толкователь‑то говорил? Вот бы сейчас иглострел не помешал…
– Может, попробуем догнать этого козла горного? – подал голос Медвежатник.
Человек уже карабкался по скале, обходя ее, и через несколько секунд она должна была скрыть его от наших глаз. Будь он раза в два ближе, я смог бы метнуть в него нож. При необходимости.
– Попробуй, догони! – огрызнулся Подорожник. – Он по камням прыгает, между прочим, получше тебя, кривоногого.
Медвежатник обиженно замолчал.
– Гоним! – скомандовал Подорожник, и вожжи сплясали на спине лошади незамысловатый танец.
Наша бедная лошадка старалась изо всех сил. Позади кое‑как поспевала вторая повозка. Расчет у нас был единственный – проскочить засаду раньше, чем вероятный наблюдатель успеет о нас предупредить.
Но вышло совсем иначе. Дорога уходила в сосновый лес. Прямо на въезде в него шла драка.
Вернее, бойня. Когда мы несколько приблизились, я смог рассмотреть, что ватага зло кричащих людей гоняет по опушке двоих несчастных, одетых в одинаковые коричневые одежды, изодранные и окровавленные.
– Это ополченцы с заставы! – крикнул Подорожник. – Гоним быстрей!
Кто ополченцы? Где свои, где чужие? Мы стремительно приближались, а я все еще не мог понять, кого следует остерегаться, а кого по возможности защищать. Когда мне говорили о банде, я представлял себе эдаких опереточных разбойников с циничными желтозубыми улыбками и перевязанными глазами. С кривыми саблями на боку. Здесь же наблюдались самые обычные мужики‑работяги. Точно таких же я много дней кряду видел в своем овощном дворе. Правда, лица у этих были не унылые, как там, а злые, но это мало что меняло. Да и оружие этих людей больше напоминало садово‑огородный инвентарь: какие‑то тяпки, крюки на длинных палках, изогнутые заостренные гребни с рукоятками.
Подорожник первым соскочил с повозки и едва ли не на лету рубанул своим тесаком по спине одному из разбойников. Тот кулем отвалился в сторону, успев только растерянно обернуться. Остальные, оставив без внимания людей в коричневой одежде, бросились было бежать, но успели не все. Некоторые, чтобы так же не получить тесаком в спину, развернулись и ввязались в Драку.
Я не считал нужным задерживать людей, которые просто хотели убежать. Но погонщики думали по‑другому, и пришлось встать с ними рядом. Я спрыгнул на землю и закрыл путь двоим разбойникам, которые пробовали обежать Подорожника сзади. Всякие вопросы отпали сами собой, когда жердь с привязанным железным шипом устремилась мне в живот. Я отвел ее рукой, коротко замахнулся тесаком и перерубил пополам. Обрубок выпал из рук нападавшего. Он отскочил и бросился бежать, не оглядываясь.
Второй тоже начал пятиться к деревьям, размахивая железной палкой с острым крюком на конце. Он уходил бы вдвое быстрей, но боялся, что я ударю его в спину. Вышло немного по‑другому – за его спиной появился Свистун и с силой воткнул тесак ему в поясницу. Кончик лезвия вышел на животе, разорвав рубаху.
Люди, отбивавшиеся от нас, совершенно не умели драться. Мне трудно было убедить себя, что передо мной бандиты. Казалось, произошла ошибка, и мы случайно поцапались с крестьянами, возвращавшимися с работ.
У меня появилась секунда, чтобы оглядеться. Ни одному из моих товарищей помощь не требовалась. Я увидел Медвежатника – он весь был забрызган кровью – и лицо, и одежда. Он стоял на одном месте и махал своим тесаком, как лесоруб – мощно и размеренно. От его взмахов отбивался и уворачивался долговязый человек в изодранной рубашке. По тому, как суетливо и бестолково он двигался, можно было понять, что на победу в этой схватке он не надеется. Только на бегство или милость погонщика.
– Не пускай его! – крикнул вдруг Подорожник. – Добей!
Он кричал мне. Прямо на меня двигался скачками один из разбойников. Без оружия. Ему досталось тесаком в лицо – щека и часть подбородка буквально сползли вниз, открыв что‑то желто‑розовое, и он поддерживал обвисшую плоть рукой. Он даже не попытался обежать меня, и я тупой стороной лезвия рубанул ему под колени. Он всхлипнул и ткнулся прямо своим обезображенным лицом в землю. В ту же секунду Подорожник нагнал его, запрыгнул сверху и вонзил лезвие в затылок.
– Сам не мог, что ли? – рассерженно крикнул он мне.
Оказалось, все уже кончилось. В траве под деревьями валялись пятеро. Двоих еще били предсмертные судороги. Остальные разбежались. Я смотрел на это и думал: «Какого черта я тут делаю? Зачем вмешиваюсь в жизнь этих людей?» Пусть они сами решают свои дела, пусть убивают или милуют друг друга. Я здесь просто ни при чем. Я как старшеклассник, который залез в песочницу к малышам и теперь вынужден вести нечестную игру, используя силу и опыт старшего.
– Что с тобой? – проговорил Подорожник, становясь рядом.
Я посмотрел ему в глаза. В них не было ни самодовольства, ни гордости, ни удовлетворения. Хотя обычная холодная улыбочка играла на губах.
– Лучше бы я остался на повозке мешки стеречь, – ответил я. – Вы и без меня бы управились.
– Не любишь крови? Или драки боишься?
– Боюсь, – сказал я.
Свистун ходил по траве, поднимал жуткие орудия разбойников и подолгу разглядывал их, поджимая губы и сокрушенно качая головой.
– Эй! – крикнул ему Подорожник. – Башка цела?
Свистун отбросил очередной зазубренный «инструмент» и широко улыбнулся.
– Кажется, цела! – сказал он и повернулся затылком, сняв шляпу.
Я увидел, что кожа на макушке и части затылка у него свисает большими складками. И вообще, голова была какая‑то неровная.
– Цела! – повторил Свистун и тронул голову пальцами. Кожа промялась, как пустой мешок, – видимо, в черепе была заросшая дырка.
– Ничего, она не очень тебе нужна! – захохотал Подорожник.
Я перевел взгляд на Медвежатника. Он стоял на том же месте с пучком травы и стирал кровь: с лезвия, с волос, с лица, с одежды. Кожаная одежда – это очень удобно. Кровь не впитывается в нее и легко стирается.
– Там есть речушка, недалеко, – произнес Свистун, надевая шляпу. – Обмыться бы…
– На заставе обмоемся, – приказным тоном заявил Подорожник. – Нам надо спешить. Где эти‑то… ополченцы?
– Эй! – раздался робкий голос из леса. Из‑за сосны робко выглянул совсем молодой парень в коричневом халате.
– Эк его растрепали, – хмыкнул Свистун. У ополченца сочилась кровь, откуда только можно. Из ушей, изо рта, из‑под халата по голым ногам. Один глаз раздулся и почернел, став похожим на гнилую картофелину.
– Вылазь оттуда! – крикнул Медвежатник. – А другой где?
– Он здесь… Он не может ходить.
