— Катись в Ад, Халиф. Баб я могу достать и без тебя. Работорговцев здесь достаточно.
Ливий остановился и посмотрел на главаря тюремной банды с легкой улыбкой.
— Поглядим, сынок. Обещаю: я сделаю все возможное для того, чтобы шлюх ты не получал. Халиф слов на ветер не бросает.
— Надеюсь, тебя поймают за задницу, когда ты будешь их толкать, и ты вернешься сюда. И тогда мы поговорим.
— И не только поговорим. У тебя еще остались кости, которые я не переломал. Это большое упущение.
Надзиратель схватил Ливия за локоть.
— Я сказал, не разговаривать! — Он посмотрел на Гасана. — А ты сегодня останешься без ужина, Хабиб. Лежи и мечтай о шлюхах.
— Ну у короля-то точно будет ужин, и королевский, — хохотнул тот, отходя от решетки. — Я слышал, у тебя нет ни гроша, Халиф. Вечером буду лежать, глядя в потолок, и думать о том, что ты тоже умираешь от голода.
— Дело твое, сынок. Но лучше умирать от голода на свободе, чем в тюрьме, не находишь?
Подойдя к телефонному аппарату, Ливий опустил в щель полученный от наздирателя жетон, снял трубку и, дождавшись ответа оператора центральной станции тюрьмы, назвал номер Аднана. Тот ответил после пятого гудка.
— Слушаю.
— Привет, это я. Свободный и счастливый.
— Тебя выпустили на полгода раньше? Я был уверен, что это сплетни.
— Это правда от первого до последнего слова. Я соскучился и хочу обнять старых друзей. А еще мне нужны деньги.
— Насчет денег распоряжусь. Как тебя найти?
— Я позвоню. — Халиф посмотрел на стоявшего в нескольких шагах надзирателя. — Может, через пару дней… или дня через три. У меня есть дела.
— Когда закончишь с делами, найди Сезара Ноймана. А потом возвращайся. И поскорее. Нужно кое-что обсудить.
— Послушай, Аднан. Я могу задержаться. Это личные дела. Сейчас я не объясню, но…
— Это ты меня послушай, дитя мое. Ты только что вышел из тюрьмы, у тебя нет ни машины, ни денег, ни крыши над головой. Ты не в том положении, чтобы ставить кому-то условия. Мне — так тем более.
— Все сложнее, чем ты думаешь.
— Выскажусь яснее. Я решил рискнуть и дать тебе шанс. Если все пройдет хорошо, ты получишь щедрую награду. Станешь королем. Заслужишь свою корону.
— Чего? — не понял Ливий. — Какую еще корону?
— Сделай то, что должен — а потом мы все обсудим.
***
Выйдя за ворота тюрьмы, Халиф зажмурился: полуденное солнце было нестерпимо ярким. На глазах тут же выступили слезы, и он в очередной раз вспомнил о безвременно почивших очках. Лучше бы его отпустили вечером или ранним утром. С другой стороны, жаловаться грех: он должен был просидеть в этих стенах еще полгода. Вытерев глаза тыльной стороной ладони, Ливий вышел на дорогу и побрел по обочине, то и дело оглядываясь назад в ожидании случайной машины. Спустя несколько минут ему улыбнулась удача: рядом притормозил ярко-красный кадиллак. Сидевшая за рулем женщина сняла солнцезащитные очки, и он узнал сестру Эоланты.
— О, кто это у нас здесь? — спросила она. — Неужто сам плохой мальчик-красавчик во плоти? Проезжаю случайно — и нате вам! Да шучу, шучу. Эо попросила тебя подвезти. Я в городе застряла, вот и припозднилась. Залезай, пока не испекся на чертовом солнце.
Повторять девице не пришлось — Ливий занял место пассажира и пристегнул ремень безопасности.
— Так как тебя зовут, солнышко — Китти или Кантара?
— «Солнышко» меня устроит. Есть хочешь?
— Очень. Но еще сильнее я хочу увидеть твою сестру.
Кантара вырулила на дорогу.
— Белое тебе к лицу. Я предпочитаю видеть плохих мальчиков-красавчиков без одежды, но, так уж и быть, этого оставлю Эо. Она трещит о тебе двадцать четыре часа в сутки. Не знаю, что за бес в нее вселился. На моей памяти она еще ни разу не вела себя так, когда дело касалось мужчин. Может, ты ее заколдовал?
— Уж скорее она меня, — помолчав, ответил Халиф.
— Это она умеет, — самодовольно улыбнулась Кантара. — Ишь как долго прихорашивался. Даже подстригся. Начнешь с амазонок — а потом перейдешь к сладенькому?
— Амазонки мне не нужны. — Уже в который раз вспомнив разговор с Эолантой, Ливий замер, пораженный внезапной догадкой. — Фамилия твоей сестры — Нойман?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, и моя тоже. А что такое, плохой мальчик-красавчик?
— Сезар Нойман — ваш брат?
Китти бросила на него заинтересованный взгляд, на мгновение оторвавшись от дороги.
— Старший, единственный и любимый. А ты с ним знаком?
— Когда-то мы работали вместе. И, возможно, еще будем работать. Боги милосердные. Эоланта — сестра Сезара Ноймана?.. Он рассказывал, что у него есть сестры, но я никогда бы не подумал, что одна из них служит старшим надзирателем в тюрьме.
— Интересно, кто в кого втрескался сильнее — ты в нее или она в тебя? К слову, Сезар об этом не знает. Вроде бы. И советую быть поосторожнее. Он может прирезать ухажера Эо, если тот ему не нравится. Мы едем обедать, плохой мальчик-красавчик. Я умираю от голода. Заплачу и за тебя, и за себя. Вернешь потом. — Она соблазнительно улыбнулась. — Или сразу после. Могу взять плату натурой.
***
Вилла Эоланты дремала в лучах полуденного солнца. Возле пруда-бассейна было тихо, об амазонках напоминали только брошенные на траву полотенца и купальные халаты.
— Похоже, у всех сиеста? — спросил Ливий у Кантары, оглядывая ухоженный сад.
— Кое-кто спит, это верно. Остальные уехали в город. Кто по делам, кто по мужикам, кто к родителям.
— Кто они вообще такие, эти амазонки?
Девица взбежала по ступеням главного входа и обернулась, дожидаясь гостя.
— Ну, Эо их всюду собирала. Одну за границей встретила, другую у приятелей Сезара, третью в ночном клубе. Почти все голодали и зарабатывали на жизнь собственным телом. Она их приютила, накормила, дала денег. Большая часть девушек рассталась с прошлым, но кое-кто до сих пор тайком уезжает из дома и занимается всякими мерзостями. Эо злится, но понимает, что привычка — вторая натура. Если женщина десять лет работала проституткой, то проститутку из нее не достать. Лестница здесь, плохой мальчик-красавчик. Следуй за мной.
Ливий начал подниматься по устланной зеленоватым ковром лестнице, изучая убранство гостиной. Она, как и увиденная им в прошлый раз часть виллы, была обставлена в европейском стиле. Теперь он понимал, почему. Сезар родился во Франции, и они с сестрами провели детство среди подобных интерьеров.
— Откуда у Эоланты деньги для того, чтобы содержать такую толпу сожителей?
— Любопытство сгубило кошку, ты в курсе, плохой мальчик-красавчик?
— У меня есть имя.
— Мне не нравится твое имя, и я буду звать тебя так, как захочу. И не выпендривайся сверх меры, ты не у себя дома.
Сказав это, наглая девица даже не удосужилась обернуться и посмотреть на реакцию собеседника. Она продолжала подниматься по лестнице, соблазнительно покачивая бедрами. Халиф честно пытался отвести взгляд и смотреть себе под ноги, но ничего не вышло. И он был готов поспорить на что угодно — Кантара получала удовольствие от этого спектакля.
— Так откуда у твоей сестры деньги? Не думаю, что надзиратели могут позволить себе жизнь на такой вилле, да еще в компании стольких подруг. Вы живете на средства вашего почтенного отца?
— Наш почтенный отец нищий, как церковная крыса. Деньги зарабатывать он никогда не умел. Пределом его мечтаний было выдать меня и Эо за богатых мужиков, и мама с ним соглашалась. Да и Сезар тоже. Но когда дошло до дела, он внезапно встал на дыбы. Поссорился с отцом, довел мать до слез. Они говорили ему, что в древности девочек выдавали замуж сразу же после того, как они становились способными к деторождению, что мужей нам подыскали отличных, и все такое. Но Сезар проявил удивительное упорство. Ни я, ни Эо от него такого не ожидали. Он всегда был самым тихим и стеснительным в двух мирах юношей, и вот нате вам. Сказал, что женился не по любви, последовав родительской воле, но жизнь сестер ломать не позволит. И это при том, что отца он до сих пор считает чуть ли не богом. Так мы уехали из дома. Сюда, на восток. У Сезара здесь были друзья, они нас приютили. Ну, а потом он начал работать с наркоторговцами. Купил для Эо виллу. Когда-то мы жили здесь втроем: я, она и Ниэнна, первая жена Сезара. Забавно, что я даже ее лица не вспомню, если не взгляну на фото. Помню только, что она часами сидела у окна за вышиванием и плакала, ожидая своего муженька. Любила его больше жизни, дура эдакая. Так и не поняла, что у мужиков работа всегда на первом месте, если это настоящие мужики. Думаю, она покончила с собой вовсе не из-за послеродовой депрессии, а из-за того, что дети отвлекали бы ее от страданий по Сезару. И не уверена, что она хотела этих детей. Словом, мы живем на деньги нашего братца, плохой мальчик-красавчик. А у тебя есть семья? Сестры? Братья?