Похлопав по спинам лошадей и коров, наглядевшись на ягнят и поцеловав деньги, он принял в придачу жену, не издав ни одного вздоха.
О любви между новобрачными не было и речи, об уважении – еще менее; таким образом, особенно счастливым брак не был с самого начала, тем более что вскоре после их свадьбы барон Андор привез из столицы молодую жену, и Теодора еще больше прежнего приуныла, понурив голову и опустив бессильно руки.
Никто не знал, как она страдала. Прежде всего она совсем отвыкла от тяжелой крестьянской работы, от трудной жизни и грубой крестьянской пищи.
Она переносила все молча и с гордым упорством, но заметно бледнела и худела с каждым днем. Всю зиму сплошь провела она просиживая целые дни перед печью, устремив неподвижный взгляд в огонь, погруженная в невольные думы.
Некоторое время Богулеско молча терпел это, но когда наступила весна, пора было начать пахать и сеять, а Теодора продолжала сидеть по-прежнему, засунув руки в рукава своей овчинной шубы, он потерял терпение и в один прекрасный день дал волю своему гневу на жену. Надо сказать, впрочем, что Богулеско призвал на помощь своему негодованию несколько рюмочек крепкого хлебного вина, иначе у него не хватило бы храбрости на объяснение с «баронессой», как называли в деревне его жену.
Однажды он зашел в комнату и сразу же начал с громкого крика:
– Перестанешь ты спать когда-нибудь? Возьмешься ты наконец за работу, лентяйка, или мне придется подогнать тебя, как ленивую скотину?
– Ты, верно, пьян, – отозвалась Теодора, не пошевельнувшись.
Тогда муж подошел к ней и хотел ее ударить, но это была мысль неудачная. Она вскочила и с пылающими глазами, со вздымающейся грудью и с сжатыми кулаками стала во весь рост перед ним. В это мгновение она была похожа на прекрасного хищного зверя и способна была бы внушить страх даже гораздо более храброму человеку, чем Богулеско.
Он попятился назад и, пробормотав несколько невнятных слов, вышел из комнаты, потерпев поражение.
С этого дня он больше не решался прекословить Теодоре, но втайне лелеял надежду, что смерть скоро избавит его от нее, потому что щеки у нее впали, и все говорили, что у нее чахотка.
Случилось, однако, иначе, чем ожидали в деревне.
* * *
В один осенний день Богулеско привезли из лесу на его повозке мертвым. Его убила гигантская ель, которую он подпиливал для барона.
Вмиг Теодора вся преобразилась. Куда девались неподвижное раздумье и мечтательность! Никчемная женщина, лентяйка, «баронесса» вдруг оказалась деятельной, трудолюбивой, рассудительной и предусмотрительной.
С этих пор она сама занялась хозяйством, всегда первая она являлась в поле, последняя возвращалась домой с работ и работала за троих. Вся деревня с изумлением смотрела на нее. Еще бы! Они были уверены, что все теперь прахом пойдет, а между тем, наоборот, все ожило и расцвело, поля приносили лучший доход, скот тучнел, и в доме и во дворе все стало глядеть веселее, приветливее, отраднее.
Но самая поразительная перемена произошла с самой Теодорой. Она не только стала быстро поправляться, но поздоровела, окрепла вскоре так, что по свежести и цвету щек могла поспорить с самыми молодыми из деревенских красавиц, и глаза ее засветились ярче прежнего.
Прошло немного времени, и молодая вдова начала считаться во всей округе самой прилежной и самой красивой женщиной, множество парней стали домогаться ее руки. Она принимала их очень приветливо, но всем объявляла, что свободой своей больше ни за что в мире не поступится и вторично замуж не выйдет. Наконец ее оставили в покое.
Но при всем том, что все молодые люди томились и вздыхали по ней, провожая ее страстными взглядами, когда она шла по воскресеньям в церковь в своей ярко вышитой барашковой шубке, с коралловыми и золотыми монетами вокруг шеи и красными сапожками на ногах, – в то же время они побаивались «красивого дьявола», как все теперь называли Теодору.
А она отлично умела и хозяйство вести, и людьми управлять. Горе тому, кто не послушается или сделает какой-нибудь промах. В таких случаях она шутить не любила.
В конце концов на службу у нее начали смотреть, как на своего рода исправительное заведение. Если какая-нибудь девка или молодой парень сбивались с пути и никакие меры их исправить не могли, родители отдавали такого субъекта на службу Теодоре Богулеско, – а она умела обуздать самого буйного и непокорного в короткое время.
В эту пору барон Андор редко живал в своем имении. Зиму молодая чета проводила в Вене или в Париже, а лето – на каких-нибудь морских купаньях. Если же они и приезжали изредка на родину, то очень редко выходили куда-нибудь за пределы господского дома, окруженного большим парком. Так и случилось, что барон и Теодора не встречались несколько лет.
Вдруг разнесся слух, что, благодаря блестящей жизни барона за границей, он потерял значительную часть своего состояния и решил прожить несколько лет в имении, чтобы покрыть потерянное.
Теодора выслушала эту весть по-наружному совершенно спокойно, но, когда встретила однажды барона на проезжей дороге, она вся вспыхнула ярким румянцем и почувствовала, как сильно забилось у нее сердце. Она ехала в город, где в это время ярмарка была, верхом на коне, сидя в седле по-мужски и с кнутом в руке, а барон ехал навстречу на своей английской лошади. Он пристально смотрел на нее, но узнал ее только тогда, когда она проехала мимо.
– Теодора! – окликнул он ее, узнав.
Она остановилась и обернулась в седле.
– Что вам от меня угодно?
– Спросить тебя, как тебе живется.
– Это вам, наверное, мало интересно.
– Вид у тебя прелестный.
– Слава богу, я здорова.
Все это она проговорила через плечо с холодной усмешкой и, не дождавшись нового вопроса, хлестнула лошадь кнутом и ускакала.
* * *
Следующей весной началась революция. Румынские крестьяне уже несколько раз подымали мятеж против своих господ, но их каждый раз усмиряли силой оружия. Теперь они воспользовались всеобщим волнением, охватившим всю Европу, для новой попытки сбросить ненавистное иго.
Брожение вызывало кровавые распри, за ними следовало открытое восстание. Мужчины, способные владеть оружием, спешили в горы, где образовывали – большей частью под предводительством бывших разбойников – многочисленные шайки, и вскоре во всех долинах вспыхнула война. Нападали на дворянские поместья, избивали или убивали господ, их управляющих и служащих, расхищали движимое имущество и поджигали опустошенные здания.
Барон Андор только что успел отправить из имения жену и собирался уехать сам, когда разгром постиг и его имение. Тщетно пытался он искать спасения в парке – его нашли там, схватили и притащили во двор. Пока люди громили имущество, вожаки совещались между собой о том, пригвоздить ли барона к воротам или удовольствоваться чувствительным избиением его.
Вдруг среди них откуда-то появилась Теодора.
– Что вы хотите сделать с бароном? – спросила она.
– Отомстить, – ответили ей.
– Так отдайте мне его! – воскликнула она. – Никому он не сделал столько зла, сколько мне. Я накажу его по заслугам.
Деревенские крестьяне, которые также взялись за оружие и примкнули к мятежникам, со смехом выслушали ее и согласились.
– Да, пусть он в ее руки попадет! Это еще похуже будет, чем если бы мы его убили.
– Ну возьми его себе, он твой, – решил предводитель.
Теодора живо отвязала веревку и связала ею барону руки за спиной.
– Вот так… – бормотала она, – теперь будем свадьбу справлять.
Затем она толкнула его кулаком в спину и погнала впереди себя хворостиной, которую выдернула из плетня.
В немом отчаянии плелся барон, понуря голову. Он знал, что погиб, что во власти этой женщины ему не помогут ни мольбы, ни угрозы. Да и чем он мог ей грозить? В данный момент властителем страны был мятеж. И чем бы он мог ее тронуть?
Перед дверью ее дома он остановился и сказал:
– Если ты хочешь убить меня, убей сейчас, сразу!
– А ты меня сразу убил? – спросила она, насмешливо взглянув на него. – Нет, ты хотел замучить меня медленной смертью. И если я теперь еще жива, то это не твоя заслуга. Конечно, ты умрешь – но умирать будешь медленно, прежде испытаешь все мучения, которые ты уготовил мне, чудовище!
Она втолкнула его в курятник и заперла дверь на засов. Здесь он пролежал на соломе, пока не удалились мятежники. Затем Теодора отперла дверь и приказала ему выйти. Пока работник выводил вола, она сама вытащила плуг и впрягла в него Андора.
Он не оказывал никакого сопротивления, он знал, что этим только ухудшил бы свое положение. Важно было только выиграть время – тогда какая-нибудь случайность могла бы еще спасти его: могли подоспеть солдаты.
Она впрягла рядом с ним вола, потом взяла в руки вожжи и кнут, и плуг тронулся. Работник шел за ним.
Подъехав к полю, работник стал за плуг, и Теодора погнала оригинальную упряжку.
