В ее манере держаться было что-то властное, повелительное. Проезжая мимо Дёлера, она вдруг пробудилась от своих грез и окинула его быстрым, почти окаменелым на мгновение взглядом.
Странное чувство пробудил в Дёлере этот взгляд, проникший в самые глубокие, затаенные уголки его души, взволновавший и напрягший его нервы, словно инструмент для настройки, натягивающий струны рояля, – и в первый раз в жизни опустил он глаза под взглядом женских глаз и прошел ускоренным шагом, как будто ему надо было бежать от опасности.
Он не видел, как она придержала лошадь и, опершись левой рукой сзади о седло, обернулась и смотрела ему вслед.
Потом ему было стыдно того, что он повел себя как мальчик, и он упрекал себя за то, что позволил себе так взволноваться, даже оробеть под взглядом женщины. Ему не хотелось никому рассказывать об этой встрече, и меньше всего Цецилии; ему казалось, что она посмеялась бы над ним.
Как будто ничего не случилось, он приходил ежедневно на дачу советника, давал ей урок музыки и потом болтал с ней в саду или они отправлялись вместе кататься на озере.
Однажды вечером, когда они снова тихо плыли по озаренным луною волнам озера, Цецилия заговорила:
– Вы не откровенны, герр Дёлер.
– Я? В чем?
– Вы встретились с принцессой и не рассказали нам об этом.
– Я не нашел это настолько важным, чтобы стоило рассказывать.
– Однако она, по-видимому, придает важность этой встрече. Она осведомлялась о вас.
– У вас?
– Да, косвенно – через посредство одной старухи, которая является ее поверенной, по-видимому. Берегитесь же, смотрите. Теперь начнется неистовая охота за вами, а так как прекрасная охотница привыкла овладевать всякой дичью, за которой ей приходил каприз гоняться, то у вас все основания остерегаться беды.
Советник заявил со своей стороны, лукаво усмехаясь:
– Вы имеете успех у дам.
– В первый раз слышу!
– Вы обратили на себя внимание принцессы. Это обещает интересное приключение.
– Я не ищу приключений.
– Ну! Как бы то ни было, она очень красивая женщина и высокопоставленная дама. Она видела у своих ног всех знаменитых мужчин нашего времени, даже Наполеона Третьего.
– Меня такие дамы не интересуют.
– Быть может, это к счастью для вас, – заметил советник, пожимая плечами, и, понизив голос до шепота, прибавил: – Говорят, что принцесса убивает своих поклонников при малейшем поводе к ревности.
* * *
Когда Дёлер вернулся в этот вечер в свою остерию и взошел на увитую виноградом веранду, при его приближении поднялась высокая, гордая женская фигура и направилась к нему навстречу.
Это была принцесса. Он сразу узнал ее по посадке головы, а потом и луна осветила ее строгое, бледное лицо. Она остановилась перед ним и устремила на него свои темные глаза.
– Отчего вы не приходите ко мне? – заговорила она.
– С кем имею честь?..
– Вздор! Вы знаете меня так же, как я вас знаю, вы знаете также, что я люблю искусство и артистов. Пойдемте!
Она взяла Дёлера под руку и увела его с собой, словно пленника. Он безвольно пошел с ней, как во сне, покорившись всецело этой властной и деспотической женщине. Оба молчали, но сердце у него стучало, и рука дрожала под легкой тяжестью ее руки.
– Вы как будто боитесь меня, – чуть слышно проговорила принцесса и засмеялась.
Дёлер ничего не ответил.
Так подошли они к берегу, где ждала их богато разукрашенная гондола принцессы. Гондольер, одетый в цвета своей госпожи, помог им войти и потом отчалил.
– Вы не очень любезны, маэстро! – заговорила принцесса, когда они уселись оба на роскошной обивке сиденья. – Вы настоящий немецкий медведь!
– Простите, принцесса… – смущенно ответил Дёлер. – В чем я провинился?
– Посадить меня в гондолу была ваша обязанность.
– Я не осмелился…
– Ну, погодите, вы мне за это поплатитесь. Теперь вы в моей власти, и я начну с того, что подвергну вас дрессировке.
Дёлер безмолвствовал. Все в этой женщине импонировало ему. Она обращалась с ним, как с игрушкой, а он не находил в себе сил противиться этому и находил даже своеобразную прелесть в том, что чувствовал себя в изящных когтях этого сфинкса.
Наконец они причалили к берегу у небольшого мраморного дворца принцессы, высившегося из-за темной листвы деревьев, словно храм волшебницы; он казался сотканным из серебра волн, из лунного света или из облаков, как те сказочные замки, в которые стихийные женские руки запирают заблудившихся рыцарей или певцов.
На этот раз медведь обнаружил первый признак начавшейся дрессировки: он высадил принцессу из гондолы и даже предложил ей руку. Она улыбнулась.
– У вас, я вижу, есть способности, маэстро, – сказала она.
Они прошли садом мимо дворца и очутились перед другим маленьким озером.
Глазам пораженного музыканта здесь представилась восхитительная картина, полная своеобразной странной поэзии.
Из самой середины серебристой водной поверхности высился маленький островок, весь поросший дивными южными растениями и деревьями, и среди этого прелестного запущенного уголка был выстроен из белого мрамора маленький греческий храм, к которому вели белые мраморные ступени. Словно обломок эллинского языческого мира, вкрапленный в поэзию современности.
По знаку принцессы Дёлер вошел с нею в маленькую лодку, которую она отцепила от берега, – несколько взмахов весла, и она подвезла его к волшебному острову.
Сквозь чащу лавров, померанцев и кипарисов они быстро пробрались к храму, с фриза которого их приветствовал Аполлон, окруженный музами, и, взойдя по ступеням, вошли внутрь. Внутренность храма представляла одну-единственную большую комнату, разделенную на две части колоннами, увешанными персидскими коврами.
Середину первой половины комнаты занимал рояль. По широкой стене расположен был камин, в котором пылал, потрескивая, цельный древесный ствол, а перед камином сгруппированы были несколько кресел и оттоманка. Все освещение составляли красные языки пламени в камине и лунный свет, падавший сверху и обливавший все – мебель, вещи, ковры и людей – голубоватым сумеречным светом, в котором было что-то призрачное, туманившее голову.
Принцесса сбросила с себя плащ и вуаль, растянулась на оттоманке и повелительно бросила Дёлеру:
– Играйте!
И артист сел за рояль и начал играть.
* * *
На другой день Дёлер показался своей милой ученице очень странным. То он казался рассеянным, то погруженным в глубокое раздумье. Когда урок был кончен, он сел за рояль – полубессознательно, как будто во сне, – и начал фантазировать. Цецилия, усевшаяся в уголке, с все возрастающим волнением безмолвно слушала его игру.
Ей вспоминался дивный рассказ Гейне об игре Паганини, о той веренице образов, которую порождали в душе творца «Книги песен» звуки, извлекаемые гениальным скрипачом из своего инструмента. В игре Дёлера ей рисовалась целая исповедь, целый эпос исстрадавшейся, измученной человеческой души, мечущейся между небом и адом.
Одинокое странствие по непроходимым горам и по райским долинам. Прелестная идиллия в тихом уголке земли, прелестная пастораль… Вдруг из бездны встает демон, под огненными стопами которого блекнут нежные цветы… Еще борется несчастный, которого он хочет увлечь с собой в водоворот бурных страстей… но побеждает рок – и мощная рука увлекает сомневающегося, колеблющегося в кипящее море пламени…
Долго молчали оба, когда Дёлер кончил, затем Цецилия робко заговорила:
– Вы были у принцессы…
Дёлер ничего не ответил.
– Не отрицайте. Она увлекла вас в свою сеть. Вы еще боретесь, но силы ваши иссякают.
Он покачал головой.
– Да, это так, мой друг, – сказала она тихо и грустно. – Вы погибли – погибли для нас.
Дёлер вскочил, схватил шляпу и трость и стремительно убежал. Бедная девушка долго смотрела ему вслед, потом вдруг закрыла руками лицо и тихо заплакала.
* * *
Когда в золотистые сумерки осеннего вечера Дёлер пришел к принцессе, она ждала его на каменной скамье, перед своим мраморным дворцом.
– Вы были у немецкой девушки, – заговорила она, устремив на него свои жгучие черные глаза.
– Да.
– Вы к ней больше не пойдете.
– Почему?
– Потому что я этого не хочу, потому что я вам это запрещаю.
Дёлер молчал. Все в нем возмущалось против этой беспощадной тирании, которая даже не считала нужным маскироваться. Всеми силами боролся он внутренне против этой демонической женщины, но она была сильнее его и привыкла к победе.
– Вы еще закусываете удила, – сказала она через несколько мгновений с насмешливой улыбкой, – но это бесполезно. Вы теперь в моей власти – и я, конечно, не потороплюсь вернуть вам свободу.
– Вам еще не приходилось иметь дела с мужчиной, принцесса! – воскликнул он.
Это была последняя попытка мятежного протеста.
– Напротив! – ответила принцесса. – Подчинять себе людей слабохарактерных мне никогда не доставляло удовольствия – как не доставляет удовольствия кататься в лодке по тихому озеру или ездить верхом на смирной лошади. Я люблю опасность, бурю, борьбу. Я чувствую себя в своей стихии, когда мне приходится бороться с натурой мятежной. Пожалуйста, не сдавайтесь, боритесь, – если вы покоритесь мне слишком скоро, вы только испортите мне наслаждение победой.
