- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
2.
Лавейкина что-то скулила себе под нос. При приближении следователя песнь акына оборвалась.
- Тренируемся по классу вокала? - Андрей распахнул дверь, пропустил мимо себя съежившуюся, пугливо кивающую обвиняемую. - И правильно - участие в тюремной самодеятельности зачтется.
Лавейкина привычно всплакнула.
- И советов не слушаете. Снова в рубище. Нет, чтоб в замше да коже.
- Господи, Андрей Иванович! Да откудова?
- Хотя бы из собственных излишков.
- Ой, да говорила уж. Ну, не знаю я...
- А в квартире при обыске полрулона замши нашли. Один в один с магазинной.
- За деньги на барахолке купила. Последнее, можно сказать...
- Что ж, дружки без денег не могли одарить?
- Какие еще дружки? Что-то вы, Андрей Иванович, сегодня загадками... Даст кто за так, как же! Держи карман.
- Ваша правда, за так нет. А если за фиктивную накладную?
- Какую такую?.. - лицо Лавейкиной покрылось пятнами. Она заметалась окольцованной волчицей, пытаясь сообразить, загнали ее или наскочили так, случайно.
- Накладную, по которой торговали в Знаменском. За вашей подписью. Догадываетесь, чем торговали?
- Да ну, - Лавейкина отшатнулась от интимно склонившегося к ней следователя. - Окститесь, Андрей Иванович!
- И, главное, кто торговал. Подсказать вам восточное имя?
- Да что ж это такое-то? Опять оговорили! И когда только муки мои кончатся? Обещали ж под суд. Чего заново-то? Господи! Но ведь вся ж до донышка перед вами! - она набрала было воздуха, но, усовестившись, а скорее, утомившись выступать всякий раз в одной тональности, без выражения закончила:
- В общем, не знаю я ничего. Накладную, если и была у кого, подделали.
- Это называется говорить, не приходя в сознание. Послушайте, Лавейкина, я от вас устал. Всякий раз вы просите о снисхождении и тут же, преданно глядя в глаза, нагло врете. Вот что я о вас должен думать?
- Ну, не знаю! Хоть сажайте... - еще не договорив, Лавейкина испугалась сказанного и даже сделала движение губами, будто пыталась вылетевшие слова всосать обратно.
- Не мучьте вы меня! - пролепетала она. - Грех вам. Ведь взаправду больная. Умру, на совести будет. Нельзя мне говорить. Если что - конец. Не простят. Ну, вы уж сами, а? Без меня как-нибудь. Вон ведь сколько узнали.
- Вам бы, Лавейкина, на сцену. Такой талант по подсобкам истаскался. Сейчас мы с вами сыграем в игру. Я сам расскажу вам, с кем и каким образом вы воровали.
- Да Андрей же Иванович!
- Тихо. Вы молча выслушаете и в конце скажете одно из двух коротких слов: "да" - и тогда мы продолжим дружескую беседу, или "нет" - и тогда отсюда вы поедете прямиком в ИВС. И пусть мне потом прокурор попробует не дать санкцию на ваш арест.
Лавейкина сникла. Она и без того видела: следователь "встал на след".
- Итак, излишки, вскрытые у вас при инвентаризации, и товары, продававшиеся до того в Знаменском по вашей фиктивной накладной...
- Не подписывала ничего!
- Суть - из одного источника. Полагаю, и то, и другое было не первой партией, а частью общего, установившегося потока. Поток этот под вашей "крышей" реализовывал на "развалах"... некий кооператив. Назовем его "Ветеран" или, чтоб красивше, - "Пан спортсмен".
Тальвинский с удовлетворением заметил, как безвольно обмякла обвиняемая.
- Вижу - словцо знакомое. Потом, естественно, накладные уничтожались, а вырученные деньги делились меж организаторами акции. Возникает вопрос, почему пресловутый этот кооператив не мог торговать от собственного имени. Так?... А все просто: на кооператив оформлялись товары списанные, то есть утиль. И если б он вздумал торговать от своего имени дефицитом и его на этом бы "прихватили", то вскрылась бы вся цепочка. Поэтому сбывали через бездонную яму - а что бездонней огромного горпромторга? Но вот незадача. Как-то произошла накладка: при попытке очередной фиктивной уценки в организации, где из сырья изготавливают изделия, некий бдительный главбух поднял хай и продукцию пришлось срочно вывести на нейтральную территорию. В запарке же ничего умней не придумали, как сгрузить их к вам в подсобку. Кто ж мог подумать, что на другой день магазин прикроют? Пока так?
Он нахмурился, вновь не дождавшись очевидного ответа.
- А общались вы, надо думать, непосредственно с ... Вам такая звучное сочетание - Аристарх Богун - знакомо? Так что?
Голова, не поднимаясь, утвердительно кивнула.
- Кто давал указание подписывать накладные? Кто дал указание принять в магазин товар? Ну?!
Лавейкина подрагивала непрестанно, но молчала.
- Для справки: как раз сейчас опечатываются склады Центрального КБО. И прежде всего - Первый склад. То есть склад Богуна. Как вы думаете, срастется у нас дебит с кредитом? И кто из вас двоих меньше получит? Я так полагаю: тот, кто успеет первым дать показания... В последний раз повторяю вопросительный вопрос: по чьему указанию?..
- Слободян.
- То есть лично директор Горпромторга Слободян? Или через посредников?
- Сам.
- Ну, что ж, - Андрей чуть откинулся на стуле: свершилось. Достал свежий бланк протокола допроса обвиняемого, вставил в машинку: - А теперь, благословясь, начнем по порядку.
Прошло полтора часа.
... - Ну что, Таисия Павловна, грустно все это, конечно. Зато - душу облегчили. Может, в первый раз в жизни, - Тальвинский выдернул из каретки последний лист протокола, протянул сгорбившейся Лавейкиной.
- Кончилась Таисия Павловна.
- Да полно себя хоронить, - равнодушно подбодрил следователь. - Человек вы, извините за бестактность, пожилой. В болезнях, как в орденах. А, учитывая ваши связи, глядишь, и минимальным сроком отделаетесь.
- И связи кончились, - Лавейкина, не читая, механически подписывала подкладываемые листы.
- В конце "С моих слов записано верно и ..."
- Да написала уж. Изучила вашу канцелярию.
Поставила последнюю подпись:
- Вот они теперь где, связи мои бывшие.
- Что так убиваться? - победившему следователю хотелось быть великодушным. - Не в первый раз.
- Так - в первый. Меня оттого и вытаскивали, что никого за собой не тянула.
- Вы и в этот раз геройски держались. Нервы мне от души потрепали. Если б мы сами на Богуна не вышли, в жизни бы от вас ничего не добились.
Лавейкина с виноватым видом промолчала.
- А хотите, справку дам? - Тальвинский развеселился. - "Дана гражданке Лавейкиной Т.П., что на следствии держалась героически и сдалась лишь под тяжестью неопровержимых улик". Какова идейка, а? А то ведь в вашей конторе без такой справки и впрямь...
Он осекся. Женщина напротив устало разглядывала его незнакомым, прямым взглядом.
- Да что вы о нашей работе-то знаете?
- Достаточно. За десять лет насмотрелся.
- Может, и насмотрелись. Только ничего не разглядели.
Она говорила просто, без злобы, но и без привычного заискивания. Казалось, теперь, когда все, что от нее требовали, было сказано и зафиксировано, она освободилась и от вечного, давящего страха.
- Знание мое и впрямь несколько однобокое - в клетке за растраты не сидел. Что так разглядываете?
- Только - не обижайтесь: жалко мне вас. Вижу, что всерьез стараетесь. А к чему? Вот пробуритесь вы наверх. А там на том конце люди не нам с вами, извините, чета. Они-то и меня, и вас главней. Думаете, орден получите?
- Вряд ли.
- И так оно вам надо?
- Надо. Потому что другая эпоха начинается. Как теперь говорят, свободный дух предпринимательства. Наверху должны быть не те, кто ворует, а те, кто зарабатывает.
Он оборвался, смутившись напыщенной речи: взгляд собеседницы разочарованно потух, как бывает с нами, когда начинаем откровенничать с человеком, приняв его поначалу за более умного, чем оказалось на деле.
- Что ж, на сегодня свободны. Отдыхайте.
- Какой там отдых! - она брезгливо приподняла со стула затасканный ватник. - Пойду к отсидке готовиться. А может, и самое время теперь на операцию лечь.
- Это лишь бы на пользу. Единственно -вынужден напомнить, учитывая ваши твердые жизненные принципы, что мера пресечения будет зависить от того, подтвердите ли вы свои показания на очной ставке с Богуном и Слободяном.
- Что я, дура совсем? Сама понимаю.
- Кстати, насчет тех, которые наверху. Забыл дописать, как фамилия директора этого КБО?
- С ней-то я дел не имела. Упаси бог! Это уже Слободяновские дела.
- Фамилию хотя бы знаете?
- Кто ж не знает? Маргарита Ильинична Панина.
3.
Андрей Тальвинский отупело разглядывал шершавую стену перед собой. Он ощущал себя жокеем, стремительно рванувшим к победному финишу и на последнем, пустяковом препятствии внезапно вылетевшим из седла. Он любил повторять, что жизнь порой устраивает человеку ловушки, бросая спокойную ровненькую трассу во внезапный крутой зигзаг с раздваивающейся дорогой, когда тебе, еще долю секунды назад умиротворенному, ни в чем не сомневающемуся, надо мгновенно вертануть руль. И выбор этот определит, куда понесет тебя дальше. Да и вынесет ли или попросту сбросит в пропасть. Только инстинктивное вроде это решение на самом деле определяется накопленной в тебе системой ценностей. Не тех, о которых все знают и в которых порой сам ты уверен. А тех, что накопились в тебе исподволь. Они-то и крутнут твой руль в ту или другую сторону. Решаясь, Андрей потер уши так, что кровь прилила к вискам, набрал номер телефона.
