пробормотал он. — Если мне придется разбить сердце папе, я хочу, чтобы, по крайней мере, мои шансоны были безупречны.
Он коснулся пальцем ее подбородка и серьезно посмотрел ей в глаза.
— Что бы ты ни задумала, Малышка, знай: я не буду петь песни на слова Анри Конте.
— О! — встревожилась она, увидев это внезапно возникшее препятствие. Таких слов она не ожидала. — Я думала, вы друзья.
Ив покачал головой.
— С сегодняшнего дня — уже нет.
Да, он ревновал. Насчет его страстности она догадалась с самого начала. Конечно, это связано с его происхождением. Итальянцы все страстные. Именно они написали самые знаменитые драматические произведения, сочинили прекрасные оперы. Эдит крайне удручила собственная непредусмотрительность: ей ведь и в голову не пришло, что ее новый любовник может ревновать ее к прошлому возлюбленному. С одной стороны, ревность Ива была даже трогательной и лестной, но с другой — могла создать очевидные проблемы. Дело даже не в том, что Эдит еще не рассталась с Анри. В те тяжелые дни было практически невозможно найти таких же талантливых и безотказных авторов, как он. Анри был на данный момент единственным, кому она могла доверить карьеру Ива. Поэтому она должна следовать намеченным курсом, а это значит, надо противопоставлять свои решения своеволию Ива, даже если оно все еще огромно. Ласковым тоном она объявила:
— А теперь, дорогой, убирайся с глаз моих, чтобы я могла сесть и спокойно написать для тебя песню.
— Я буду мечтать о тебе, — прошептал он ей на ухо. — О твоих чудесных глазах и о любовных прикосновениях твоих рук.
Пока он целовал ее на прощание, она думала о закате на юге Франции. Она чувствовала тепло и сладость. Всем телом она ощутила, что его объятия окрашивают всю ее жизнь в розовый цвет, стирая оттенки серого. Как прекрасно быть влюбленной в человека, который называл себя Ивом Монтаном.
ГЛАВА 11
Посреди ночи зазвонил телефон.
Подобные звонки не были чем-то необычным при том образе жизни, который вела Эдит. Однако ее удивило, что на другом конце провода оказался Анри, а не Ив. После дня, так хорошо проведенного с Ивом, ей очень хотелось услышать голос старого друга. Момент для этого был идеальным, так как Эдит сидела у маленького секретера в гостиной и набрасывала кое-какие заметки.
«Я буду мечтать о твоих чудесных глазах и о любовных прикосновениях твоих рук», — слова, которые шепнул ей Ив на прощание, не шли у нее из головы. Она беззвучно повторяла их, словно мозг был граммофоном с заезженной пластинкой. «Чудесные глаза и любовные прикосновения рук» — это хорошие слова для шансона о любви, который будет петь человек, этой любовью живущий. Что может быть более правдивым?
Она писала при свете единственной слабой лампочки, чтобы сэкономить электроэнергию, зачеркивала одни строки и заменяла их другими:
Она обладательница
Чудесных глаз,
А руки…
И тут зазвонил телефон. Улыбаясь, Эдит подняла трубку и начала разговор не привычным образом: «Алло, кто это?», а лишь произнесла:
— Дорогой?
— Какое ласковое приветствие, — отозвался Анри. Он усмехнулся. Она могла слышать каждый звук.
У Эдит сжалось сердце. «Ой!» Она сглотнула слюну. Главное не показаться слишком растерянной.
— Это ты, — слабо отозвалась она.
— Да, это я. Кто же еще? — В его голосе прорезалась подозрительность.
Она заставила себя непринужденно рассмеяться.
— Есть несколько вариантов, вдруг бы мне позвонил генерал де Голль…
— Только попробуй обмануть меня… — мягко прервал он ее. — Это был глупый вопрос. Прости. Я просто хотел сказать, что уже несколько часов думаю о тебе. Я написал текст под названием «Моя малышка, моя маленькая девочка». А кто еще может быть «моей маленькой девочкой», кроме тебя?
— Дорис, — вырвалось у нее, хотя на самом деле она вовсе не хотела быть такой злой. Тем не менее она повторила: — Дорис, твоя жена.
— Ерунда! — возразил Анри. — Я люблю только тебя. Поэтому мне пришли в голову эти строки: «Моя малышка, моя маленькая, давай веселиться…» Может, я заеду за тобой и мы выпьем где-нибудь по бокалу вина?
На этом, конечно, ничего бы не закончилось. После бокала он захотел бы поехать с ней в отель и провести там ночь. В любое другое время она согласилась бы. но не сейчас, когда еще ощущала аромат юга и тепло чужою тела.
— Нет. Не сегодня, Анри. Мне еще нужно поработать.
Он просвистел коротенькую и простую мелодию, которую, вероятно, сам же и придумал. Несмотря на ее отказ, он, казалось, был в отличном настроении, когда повторил свой текст, напев его:
Моя малышка, моя маленькая девочка,
Мы собираемся на свадьбу,
Я увезу тебя в повозке…
— Как ты находишь эту строку про повозку? Она может показаться несколько архаичной, хотя мне нравится такая нарочитая театральность. В этом есть что-то от кабаре.
— Архаичным? Почему же? Раздобыть повозку в наши дни легче, чем автомобиль.
Внезапно она увидела картину: молодой человек, который пытается убедить свою возлюбленную воспользоваться тем единственным выходом, который он может себе позволить. В данном случае повозка, безусловно, подходит лучше, чем «роллс-ройс». В воображении Эдит возникла сцена, на которой эта песня могла бы быть правдиво исполнена. Публика посмеивалась бы над исполнителем, рассказывающим свою историю с сентиментальным юмором. Выходец из рабочих слоев, смешной, но все же желающий спеть свою песню о любви…
— Морис Шевалье прекрасно спел бы этот шансон, — прервал ее мысли Анри.
Прекрасная картина в голове Эдит растаяла еще не полностью. Разрываясь между мечтой и реальностью, она недоверчиво посмотрела на телефонную трубку, прежде чем снова прижать ее к уху и ответить:
— Нет. Так не пойдет. Только не Шевалье!
— А почему бы и нет? — с подозрением отозвался Анри. — Я, конечно, знаю, что он сейчас переехал в свой загородный дом, но такая звезда, как он, не уйдет со сцены навсегда. Времена меняются…
— Именно потому это не для Шевалье, — выпалила Эдит. Она отбросила те опасения, которые мучили ее в свете собственного неопределенного будущего, и полностью сосредоточилась на будущем своего ученика и нового любовника. Мечты были настолько живые, что она буквально увидела Ива Монтана в черной рубашке и черных брюках, стоящего на сцене и поющего: «Моя малышка, моя маленькая девочка…»
Она возбужденно прокричала в трубку:
— Это шансон для Ива! Ни для кого другого!
— Ива? Ты имеешь в виду Ива Монтана?
— Кого же еще? — Она повысила голос. — Забудь о Шевалье. Допиши этот текст для Ива!
— Но, Малышка! —
