А он? Он спит или как? А вдруг он ушел? Вдруг его нет уже рядом!!! Мамочка!
Сердце бешено начинает колотиться. Ну, спокойно, спокойно, без паники. Никуда он не ушел. А если ушел? Если он лежал и лежал, а потом о ней вспомнил, взял и передумал. С ней ему, наверное, лучше было чем со мной, ведь она его видимо так ублажала? Так ему давала!
Ой, отчего–то мне не спокойно на душе. А вдруг я не услышала и пока я спала, он встал и тихонечко вышел? Ну что если так? Что тогда? Все мне непременно надо увидеть его и убедиться, что он здесь, рядом. Я с ума сойду, если не удостоверюсь в этом сейчас.
Вот теперь я уже не сдерживаюсь и тихо, стараясь не скрипеть кроватью, привстаю. Сердце снова начинает учащенно биться.
Еще бы! Я, можно сказать впервые в своей жизни раздетая и сама иду к мужчине в объятия. Но мне, ни секундой не совестно и не стыдно, наоборот, меня всю тянет к нему и так, что я себя ели сдерживаю. Ну, все! Я у двери. Напоследок оборачиваюсь и смотрю. Мама по–прежнему спит.
Прости меня мамочка, но мне пора!
Дверь медленно поддалась и сквозь приоткрытую створку двери я, на трясущихся ногах протискиваюсь к нему. Да! Не в комнату, а к нему, моему мальчику любимому.
Полоска света от ночника из нашей комнаты ложится светлой дорожкой на пол и немного подсвечивает всю обстановку у него.
Я стою и трясусь, словно я в Антарктиде или на льдине. Но при этом я горю и меня все время почему–то обливает холодным потом. Смотрю, ищу глазами его.
Вот он! Он спит? Он не ушел!
Не пойму?
Внезапно я ощущаю, что я с ним одно целое и это мое стояние перед ним в ночной сорочке и почти обнаженной оно не нормальное, не правильное.
Ну! Что ты! Шагай, смелее, девочка!
Делаю маленький шажок и тут же замираю. Замираю от ужаса своего положения, своего неуемного, темного, сексуального желания быть с ним, рядом.
От охватившего меня напряжения и волнения чувствую, что мне нестерпимо надо в туалет. Сейчас же, немедленно!
Те несколько метров, что я, словно приведение проскальзываю босыми ногами по полу, немного отрезвляют меня и я, негнущимися руками, цепляю ручку двери и тяну ее к себе. А голова, глаза, все к нему обращены, на него. Его не вижу всего, а только большое, словно белый валун очертание его тела!
Мамочка! Милая, да что же это? Я должна пройти в туалет, но ноги словно приросли к полу, а руки не слушаются.
— Танюшка? Что случилось? Тебе помочь?
Его шепот, словно грохот от реактивного двигателя, запущенного на полную мощь оглушает меня и я, сама не знаю от чего так, столбенею и замираю, как заколдованная.
С трудом, нелепо и невнятно шевелю губами, пытаясь выдавить из себя что–то похожее на слова.
— Я, я, мне, я иду, иду… Мне надо…, надо в туалет. Проводи меня.
Что, что я несу? Почему я это говорю ему и тут же осекаюсь, так как он огромной массой своего тела вырастает совсем не слышно передо мной. И я чувствую его тепло, смутно вижу, что его тело почти нагое, и он только в трусах и от этого еще больше смущаюсь и уже совсем некстати шепчу.
— Мне страшно….
Он рядом, приблизился и положил мне на талию теплую, большую руку.
— Идем, родная. Ничего не бойся, я с тобой.
— Правда?
— Правда, правда. — Шепчет, но так, что мне кажется, как он будит весь дом.
— Ты, правда, со мной? Со мной на все время? — Почему–то мямлю я ужасаюсь секундной паузой, ожидая его ответа.
— Да! С тобой и только с тобой.
— Идем. — Говорю ему и зачем–то ухватила и тяну его за собой за руку.
Он, молча, ступает за мной следом и уже в коридоре, который так сблизил наши тела, насмешливо, как мне кажется, переспрашивает.
— Надеюсь, ты в туалете уже будешь сама?
А я. Я стою и не могу, словно прилипла к его руке и уже на цыпочках тянусь к нему, прижимаясь всем телом, ощущая его тепло, его крепкое, сильное тело.
— Нет, с тобой, не сама.
— Как это?
— Не спрашивай, я теперь только с тобой.
— Хорошо, хорошо. Заходи, я буду стоять у двери.
— Нет, ты со мной заходи.
Говорю, а у самой нервная, непонятная дрожь во всем теле. Голова кружится от напряжения и этих его пауз в ответах.
Два шага и я у двери.
— Не включай свет, хорошо?
— Хорошо, не буду. Куда ты меня тянешь, Танечка? Мне нельзя с тобой.
— Нет! Теперь везде ты со мной. Я не хочу тебя отпускать. Заходи и не разговаривай! Все, стой и молчи!
Я задираю ночнушку, стягиваю трусики и сажусь на кружок. Он стоит предо мной и я, наклоняясь, касаюсь волосами, головой его тела, где–то в районе его ног, выше коленей.
Струйка, затем несколько судорожных толчков и потом я шумно, как мне кажется, очень громко писаю. Водичка журчит.
Я все время чувствую его, уткнулась головой в его ноги, а потом… Потом я поднимаю лицо и …
Дальше все происходит, как в медленно, неправдоподобном сне. То, что я почувствовала, что унюхал мой нос, то врезается в память до сих пор.
Лицом уткнулась к нему между ног и тут же закрыла глаза от того, что сначала лоб, а потом нос наталкиваются на его вздыбленное естество. Руки, мои руки поднимаются и скользят слева и справа, по его ногам и я ощущаю, что они у него волосатые, просто шерстяные какие–то. Одновременно поднимаю лицо и уже со стоном, через трусы, открывая широко рот, хватаю и замираю с его тупым и горячим естеством.
— М…м…м. — Слышу.
А сама, пальцами нащупала резинку и потянула вниз, последнюю преграду между ним и собой. Голову откидываю, но ровно на секунду, потому что тут же, ловлю, направляю к себе это упругое и необыкновенное горячее чудо и… Уже ничто не может меня остановить на свете. Я хочу сделать, преподнести ему свой, горячий и нежный, от самого сердца, затягивающий куда–то вглубь меня, поцелуй. Все взрывается во мне от ощущений, крепкого мускатного запаха и горячего, теплого и живого, словно куска мяса на косточке, ощущения его естества. И я, языком, губами начинаю обводить, очерчивать этот необыкновенный, поражающий меня и заражающий навсегда, на всю мою оставшуюся жизнь, предмет вожделения и мечтаний всех женщин, девушек и жен, всех тех, кто хоть раз начала так же, как это делаю я и пропал.
Пропал, проникся желанием делать это ему, любимому и единственному и ощущать, что только ты, женщина, любимая его можешь дать ему это и заставить все его тело трепетать, ждать тебя, твоих ласк. Это ощущение необыкновенного повиновения мужчиной, повиновения тебе, женщине. Это потрясающее ощущение и осознание того, что ты можешь это, любимое и сильное тело заставить мучиться, трепетать, ждать твоих ласк и, что ты, женщина можешь его привести к финалу любовной игры, услаждая. Услаждать так и столько, сколько ты решила, а не он, сколько ты хочешь, сколько есть желания в тебе. Видимо, недаром его называют поцелуем, соединяющим тела.
