гипнотически убедив бабушку-вахтёршу в том, что мы — пионеры, ввёл нас в Дом юного техника, — улыбался Гребенщиков. — Играли фанфары, пел хор нелегальных ангелов — начиналась Новая Эпоха».
***********************************************
Когда после нескольких лет бродяжничества у «Аквариума» наконец-то появилась возможность вменяемо записаться, то в качестве разминки они заиграли регги Эдди Гранта Do You Feel My Love.
«Поскольку нам удалось сочинить несколько регги-номеров, мы приняли решение не записывать программу тбилисского фестиваля, — вспоминал Гребенщиков. — Попытка зафиксировать “Марину” и “Минус 30” в электрическом варианте у нас провалилась. То ли мы ещё не умели записываться, то ли время этих песен прошло, но это было похоже на эксперимент по оживлению трупа. Поэтому с помощью Тропилло мы принялись писать новые композиции — “Река”, “Рутман” и “Джа даст нам всё”, сочинённые прямо в студии. Записывали, как бог на душу положит, и всё получилось очень мило и свежо».
Первый номерной альбом «Аквариума» был сделан в усечённом составе, поскольку Сева почти всю сессию сильно болел, а Губерман с Фаготом растворились в пространстве. Каждый вечер «растаманы из глубинки» двигались вперёд наощупь — Дюша иногда играл на гитаре, а Фан дебютировал в роли перкуссиониста. В какой-то момент в студии материализовался блюзмен Дима «Рыжий Чёрт» Гусев, который выступал с «Аквариумом» на историческом концерте в Гори. Своим неожиданным появлением он всех сильно взбодрил и подыграл Гребенщикову на губной гармошке. Особенно выразительно его недорогой инструмент прозвучал в «Железнодорожной воде», текст которой был написан в декабре 1980 года, незадолго до начала сессии.
Фантасмагоричный образ «железнодорожной воды» как инородной жидкости, состоявшей из элементов, не предусмотренных таблицей Менделеева, Гребенщиков подсмотрел в тускловатом мерцании фонарей на рельсах Финляндского вокзала. Сама же песня, начинавшаяся с привокзальных шумов, стала продолжением акустических экспериментов периода альбома «Все братья — сёстры». В целом вся подборка, записанная зимой 1981 года, напоминала, по рассказам поэта, «смесь обломков старого и наступившего нового».
«Песню “Молодая шпана” я написал мрачной осенью, когда у меня семейная жизнь разлетелась, да и вообще всё разлетелось, — признавался мне Борис. — “Электрический пёс” родился под впечатлением от ностальгических кухонных разговоров, и это было просто чудовищно. Представьте себе — на дворе 1980 год, ещё ничего в жизни не произошло, а меня уже достали эти воспоминания на тему “как же раньше всё было хорошо”. И прорвалась злобная тирада в адрес людей, которые всё время живут прошлым».
Показательно, что на этой сессии «пионеры ленинградского регги» музицировали при минимальном вмешательстве своего звукорежиссёра, отпустившего пиратский корабль «Аквариума» свободно плыть по течению. Проглотив таблетку аспирина и запив её чаем из термоса, Тропилло обязательно наливал стопарик водки «для злых духов», после чего нажимал на магнитофоне «Тембр» вожделенную кнопку «запись».
«Я успел сыграть лишь в “Плоскости”, — с сожалением вспоминал Гаккель. — У Тропилло образовалась цифровая “динаккордовская” примочка, которой никто не умел пользоваться. И когда я играл в этой песне, Боб самозабвенно крутил ручки — и получилась чистая психоделия. Он в то время находился — и все это видели — в фантастической форме. Из него било фонтаном, он мог один эти альбомы строгать и строчить сколько угодно. Свои песни он всегда пел безупречно точно, и каждая из них была им хорошо написана, сделана и сыграна».
На волне общего вдохновения музыканты сумели изобрести минималистский саунд «Аквариума»: практически без клавиш (кроме композиции «Джа даст нам всё»), с простенькими гитарами, булькающей перкуссией, «митьковской» гармошкой, псевдо-индийскими стилизациями и плейбэками в духе The Beatles. Последним был зафиксирован номер «Странные объекты между светом и звуком», на котором Дюша пытался импровизировать на гитаре в духе Фрэнка Заппы. По легенде, за этим невинным занятием его случайно застукал Борис и… незаметно включил магнитофон. Словно почувствовал, что этот инструментальный набросок жизненно необходим и создаст ощущение законченности всей работы.
«Для меня это был очень важный альбом, поскольку впервые в жизни мы получили возможность сделать именно то, что хотели, — уверял Гребенщиков. — Сделать естественный, натуральный альбом, как оно и положено. Ты включаешь его, и начинается экспириенс длиной в сорок минут. Нам хотелось сделать его очень насыщенным — поэтому тут есть и фонограмма поезда, и Дюшкин инструментал, и многое другое. То есть пластинка должна была быть атмосферной — как открытка из осени в зиму. В ней все композиции оказались связаны с теми событиями, которые с нами тогда происходили».
Для общей завершённости этому циклу песен не хватало высокохудожественного оформления. Как и в случае с альбомом «Все братья — сёстры», фотосессией для обложки с огромным энтузиазмом занялся Вилли Усов.
«Когда я увидел “Аквариум” в действии, то понял, что это нужно как-то задержать в памяти и красиво оформить, — объяснял мне Андрей много лет назад. — Так, чтобы оформление являлось продолжением всего, что находится внутри. Ещё я придумал название лейбла — Los Pills Records, которое было использовано в дизайне обратной стороны».
Усов вспоминает, что съёмки происходили в гостеприимном доме сестёр Липовских, где музыканты любили тусоваться, а Боб вместе с Арменом «Маратом» Айрапетяном сочинили цикл куплетов про Иннокентия.
В тот вечер Вилли решил запечатлеть рок-группу прямо в подъезде — с характерной питерской лестницей и мрачным пролётом. Дюше на грудь был повешен детский барабан — как хочешь, так и понимай этот искромётный юмор…
К сожалению, и на этот раз не обошлось без мистики, связанной с очередной несчастной любовью Липовской, которая к этому времени развелась с Маратом.
«Через несколько дней Ольга упала в пролёт с третьего этажа, прямо на то место, где была фотосессия, — рассказывал Сева Гаккель. — По счастью, наша боевая подруга осталась жива, только повредила позвоночник, в результате чего несколько месяцев провела в больнице».
Гребенщиков с утра и до вечера клеил фотографии «Аквариума» на картонные коробочки с магнитной плёнкой. Торцы он оформлял синей бумагой, взятой из детских наборов для художественного творчества. Поэтому альбом и получился — «Синим».
Стуча зубами от холода на съёмной даче в посёлке Солнечное, Борис бродил по сырой комнате, кутаясь в старую дублёнку и время от времени пробуя растопить печку. Рядом с ним под двумя одеялами тщетно пытался уснуть Дима Гусев. Но, несмотря на пустой холодильник и дикие морозы, на душе у приятелей царил праздник.
«Я хотел тогда, чтобы у нас всё было как у людей, — вспоминал Боб. — Мы логично рассудили, что, если государство не выпускает нашу музыку, значит, нам это надо сделать самим. Я хорошо помню реакцию “Машины времени”, когда привёз “Синий альбом” в Москву. Макаревич и Саша Кутиков выскочили из-за ресторанных столиков и обступили эту коробку. Они практически не дышали, и общее впечатление
