трактористам», слегка похожую на ускоренную версию гимна СССР.
«Пожалуй, это была самая живая сессия, когда все охотно музицировали, — отмечал Сева Гаккель, вдохновенно спевший в “Двух трактористах”. — Во время записи “Начальника фарфоровой башни” передо мной на корточках сидел Женька Степанов и скрипучим голосом издавал странные звуки в микрофон, через который я играл. Он корчил такие рожи, что я еле сдерживал смех и с трудом мог сосредоточиться на игре на инструменте».
А дирижировал этим хаосом новичок «Аквариума» Сергей «Капитан» Курёхин, который, по воспоминаниям музыкантов, «навёл тогда в студии клавишного блеска». Исторически Боб и Капитан были знакомы ещё по театру Горошевского, но внятно нашлись только в Доме юного техника. Момент первой встречи оба помнили плохо, неоднократно выдавая в интервью взаимоисключающие версии. Возможно — заметали следы будущих преступлений.
«Когда мы начали писать “Треугольник”, мне захотелось осветить смутную палитру “Аквариума” каким-нибудь настоящим музыкантом, — отмечал впоследствии Гребенщиков. — И организатор джазовых концертов Алик Кан спросил меня: “Что же ты Курёхина не позовёшь?” Мы встретились с Сергеем, и с его появлением всё сразу же пошло по-другому. Стало понятно, что будет интересно. Когда он начинал что-то делать — это очаровывало, это был фейерверк. Он с ходу предложил сделать другие аранжировки. Получилось… В итоге Капитан сыграл в “Треугольнике” гениально, а я спел под то, что он сыграл».
Давайте вспомним, что до этого момента великих инструменталистов в составе «Аквариума» не было. И тут появляется Сергей Курёхин, в активе которого уже существовала выпущенная в Лондоне пластинка фортепианных импровизаций The Ways of Freedom. На этот провокационный альбом вышло множество противоречивых рецензий — начиная с Daily Telegraph и New York Times и заканчивая авторитетным джазовым журналом Down Beat. Уже тогда было очевидно, что для неугомонного Капитана никакого «железного занавеса» не существовало по определению. Также у него не было проблем с «пианизмом» — фактуру «Треугольника» цементировали ёрнические фортепианные партии, особенно в «Мочалкином блюзе» и «Поручике Иванове». Стилизованные ретро-пассажи исполнялись им с нездешним изяществом, и неслучайно на задней обложке красовалось лаконичное пояснение: «“Аквариум” + С. Курёхин». И сразу всё становилось ясно.
Правда, поначалу не обошлось без локальных конфликтов. Крепкий профессионал, не знакомый со спецификой отношений между «детьми цветов», Курёхин пришёл в негодование, увидев творческую кухню «Аквариума» изнутри. На первой же сессии он возмущённо заявил Гребенщикову: “Слушай, Боб, где ты нашёл этих олухов? Они, конечно, ребята классные, но — с третьего дубля ничего сыграть не могут! Их надо разогнать! Давай я сам сыграю всё, что нужно”». И часть инструментальных партий — от клавишных инструментов до экзотических колокольчиков и казу — Курёхин исполнил самостоятельно.
Когда спустя много лет я брал интервью у Капитана, один из вопросов коснулся его знакомства с «Аквариумом». Надо сказать, что время не сильно изменило отношение Маэстро к группе.
«“Аквариум” был неизвестным затрапезным ансамблем, — со снисходительной улыбкой рассказывал Курёхин. — Были Боб и Сева Гаккель, им иногда подыгрывали Дюша и Файнштейн. Не группа, а просто идея… На запись первого серьёзного альбома, сделанного у Тропилло, они позвали меня. Тогда я основное время уделял фри-джазу, а “Аквариум” был для меня чем-то незначительным. Но поскольку времени свободного было много, я согласился поизгаляться. Помню, что атмосфера была очень дружеская, и многое нас в то время объединяло».
Также в этой сессии принял участие барабанщик Александр Кондрашкин, которого Борис увидел на джазовом концерте в ДК Ленсовета. Поскольку Женю Губермана и Майкла Кордюкова вычислить не удалось, то Кондрашкина тут же пригласили на запись.
«В разгар сессии Курёхин играл на фортепиано, Кондрашкин — на барабанах, Фан импровизировал на басу, находясь в другой комнате в наушниках, включенных прямо в пульт, — раскрывал детали записи “Мочалкиного блюза” Гребенщиков. — Я пел и вился ужом вокруг микрофона… Рядом стоял пухлый пионер с отвисшей челюстью и смотрел, как взрослый дядя ведет себя словно Мик Джаггер на кислоте. Зрелище было незабываемым, в особенности — в глазах школьника, который учился у Тропилло на звукорежиссёра. Звали его — Алёша Вишня».
***********************************************
Основная часть работы проходила в состоянии эйфории от неожиданных находок. Между разными по характеру композициями музыканты вставляли отбракованные инструментальные фрагменты или взятые с учебных пластинок пулемётные очереди, раскаты грома и голоса животных. Из раздробленных номеров складывался несколько странный, но идеальный в своей вычурности альбом. При прослушивании смысл песен иногда оставался красивой загадкой, но было в этом какое-то абсурдистское очарование.
«Понятие концептуальности присутствовало во всех ранних работах “Аквариума” — начиная с “Притч графа Диффузора”, — комментировал происходившее в студии Дюша Романов. — Именно в них зарыта природа “Треугольника” и более поздних альбомов. Именно оттуда это идёт и используется».
Говоря о многогранности «Треугольника», необходимо отметить два трека, красноречиво свидетельствующих об источниках вдохновения. Музыкальная фактура песни «Сергей Ильич» представляла собой переработку мелодии Марка Болана Cat Black, а сочинённая Дюшей и Фаготом композиция «Гиневер» была навеяна кельтским эпосом — в частности циклом легенд о Короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
«Перефразируя известную поговорку, мы использовали всё, что движется, — весело объяснял Дюша. — Как только в голову приходила идея, нам сразу же хотелось посмотреть, что из неё получится. Мы постоянно находились в состоянии эксперимента».
Так, в процессе работы над песней «Миша из города скрипящих статуй», посвящённой одиозному персонажу Мише Шишкову, музыканты изобрели оригинальный способ имитации ветра. Флейта направлялась внутрь рояля, у которого была нажата педаль и ослаблены струны. В результате возникала реверберация и струны начинали активно резонировать, создавая специфический гул.
«При мне записывался опус “Поэзия”, — рассказывал Андрей Усов. — Больше хохотали, чем работали. Просто надрывались от смеха. Гребенщиков что-то бряцал на рояле и торжественным голосом читал старое стихотворение Джорджа: “Финская баня, где ты сгоришь? / Глупый царевич, зря ты хрипишь, / Я ненавижу город Париж — скоро, о скоро ты, баня, сгоришь…” Потом плёнка переклеивалась задом наперед и финская баня “горела” наоборот. После чего все сидели и слушали: “арокс, штёр, арокс…” И это было здорово».
По духу это была самая лёгкая, свежая и непредсказуемая запись раннего «Аквариума». Она создавала ощущение отвязного театрального «капустника», психоделического мюзик-холла и весёлой мистики — когда и святые маршируют, и мёртвые с косами стоят. Неудивительно, что именно «Мочалкин блюз» и манерный «Старик Козлодоев» позднее впечатлили режиссёра Сергея Соловьёва и были перезаписаны на «Мосфильме» — для постмодернистского саундтрека к фильму «Асса». Любопытно, что вокальные партии в них исполнил скрипач «Последнего шанса» Сергей Рыженко, который, по слухам, являлся одним из прообразов героя песни «Сергей Ильич».
Вскоре после завершения сессии Гребенщиков задумался об оформлении альбома. Первоначально эту
