Анна вошла в квартиру, первое, что она услышала — это музыка. Это было странно, потому что обычно Ленка слушала свои любимые группы в наушниках — Анна терпеть не могла этих ее так называемых «эмо». Ужасно грязный и агрессивный звук, никакой мелодии, вокалисты орут, как будто их черти дерут. А в слова лучше не вслушиваться — все сплошь про несчастную любовь и суицид. Да и выглядели музыканты не лучше (Анна видела несколько постеров в комнате Ленки) — длинные патлы, прилизанные челки, тату, серьги, кожа. Смолина не была ханжой и даже гордилась тем, что слушает разную музыку — от классики и джаза до попсы и рока, но такое она терпеть не могла. Поэтому с Ленкой был заключен договор: слушать слушай, но в наушниках.
То, что играло в квартире сейчас, никак не походило ни на одно Ленкино увлечение. Это была непривычная, с восточными мотивами, откровенно детская музыка. Веселая, простенькая. И доносилась она из комнаты Анны.
В общем, было понятно что там делает Ленка — после ссоры она решила показать, что гордая и независимая, и может сидеть за компьютером без разрешения. Смолина застыла в дверях, не понимая, как поступить. Надавить, поставить на место? Но это чревато еще большим скандалом, после которого и так скрытная Ленка окончательно замкнется. Сделать вид будто ничего не случилось? Но тогда она сядет на шею. Наверное, лучше выбрать золотую середину — поговорить, как взрослые люди и все обсудить. Все-таки Ленка ей не чужая, более того — Анна любила девочку. И сейчас она, хоть и со скрипом после утреннего скандала, но все же заставила себя разбудить в сердце любовь и нежность. С Ленкой нужно все-таки быть поласковее, вновь напомнила себе она. С этим решением Смолина разулась и направилась в комнату.
Когда она открыла дверь, в голове так и не оформился план разговора. Да что там план — было даже непонятно, с чего начать. Но, войдя в комнату, Анна увидела нечто, отчего все внутри вмиг заледенело от ужаса.
Ленка действительно сидела за компьютером. Ее спина закрывала от Анны монитор, и то, что происходило на нем, Смолина не видела. Но зато она увидела на столе диск с полуобнаженной скандинавской девочкой. Точнее — коробку от диска. Пустую. Сидиром компьютера жужжал и подмигивал зеленым огоньком, как бы говоря: «Угадай, что сейчас внутри меня?».
Смолина не успела ничего ни сказать, ни обдумать. Не помня себя она в один прыжок пересекла комнату, схватила монитор и рывком швырнула его в окно. Раздался звон разбитого стекла и испуганный крик Ленки.
— Ты что, больная? — закричала Лена.
— Не смей так говорить со мной! — взорвалась Анна и залепила девочке звонкую пощечину. Глаза Лены вмиг наполнились слезами и злостью.
— Ненавижу тебя! Чтоб ты сдохла! — закричала девочка и выскочила в подъезд.
Смолина пару секунд осознавала что именно она сейчас натворила, и только после этого ступор прошел. Она метнулась за Ленкой. На лестничной клетке никого не было, только громко всхлипнула рывком распахнутая подъездная дверь. Анна по лестнице сбежала вниз, выскочила на улицу как была, босиком, и огляделась.
Уже совсем стемнело, на мокром асфальте, словно брошенные дети, валялись грязные листья. Первые капли дождя упали на лицо Смолиной, смешиваясь с вдруг появившимися слезами. Улица была пуста.
— Лена! — закричала Анна, но ее крик потонул в налетевшем ливне.
Руна 11
«Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Так ответила старушке:
«Ничего о том не знаю,
Где твой сын запропастился;
Жеребца ему дала я,
Огневую лошадь в сани;
Может, в проруби погиб он,
Иль замерз на льдистом море,
Или волку в пасть попался,
Иль попал медведю в глотку?»
Калевала
Звонок в дверь в пустой квартире прозвучал словно тревожный колокол. Смолина третий час сидела, как на иголках, ожидая Свету. Ливень за окном не прекращался, и страшно было представить, что сейчас где-то там Ленка одна, без теплой одежды… и что виной тому сама Анна.
Милиция приняла заявку со скрипом. Смолина не первый раз работала с ними, и знала: пока нет тела, вряд ли кто-то будет заниматься поисками всерьез. В «AnnaSearh» грустно шутили на эту тему — приходите когда убьют. Сотрудник дежурной части в пропитанной потом синей форменной рубашке даже не скрывал безразличия когда принимал заявление.
— Нагуляется — вернется, — лениво протянул милиционер. Анна прожгла его взглядом. В такие моменты она понимала, почему Резнов говорил «Есть милиционеры, а есть менты».
— Я бы посмотрела чтобы ты сказал, если бы это была твоя дочь, — прошипела она. — Из-за халатности и бездействия таких как ты и появилась добровольческая организация по поискам пропавших. Потому что вам этим заниматься некогда!
Дежурный лениво взглянул на нее.
— Таких как ты у нас каждый день десятки. И у каждого самая важная на свете проблема! А у нас людей мало. На каждую бабскую истерику я не могу наряд вызывать!
— Ты знаешь, что по всему миру по статистике каждые две минуты поступает звонок о пропаже ребёнка? А теперь можешь посчитать сколько их пропало, пока ты со мной спорил!
Смолина в бессильной злобе стукнула кулаком по оргстеклу, отделяющую ее от дежурного, и под его недовольные выкрики вышла в дождь.
Впрочем, Анна на милицию особо не рассчитывала. Не первый год Смолина занималась розыском пропавших, и знала что государственный аппарат всегда был тяжелым на подъем. Когда нужно было действовать оперативно — обращались в «AnnaSearh».
Первые часы Анна, словно сумасшедшая, носилась по району, зовя Ленку и опрашивая редких прохожих. Постоянно названивала Света.
— По улицам города ходит маньяк, убивающий детей! — кричала Смолина в трубку, перекрикивая дождь. — Она там одна, понимаешь?
— Ань, это было три года назад!
— А его кто-то поймал? Нет! Откуда тебе знать, что прямо сейчас он не выбивает зубы очередной девочке?
В итоге Света уговорила ее отправиться домой. Волонтеры уже были подняты по тревоге, поисковые группы прочесывали город. Анна не могла усидеть на месте, но
