бы в собственную землю:
Многие сюда приходят,
Но немногие уходят.»
Калевала
Парижское метро ей не понравилось. Узкие проходы, давящие своды, плохое освещение. Среди исписанных граффити стен сновали жеманные француженки в изящных шляпках и чванливые мужчины в костюмах. Они ходили с высоко задранными носами, как будто не замечая грязь под ногами. Но Вера знала: сколько не делай вид, что проблемы не существует, она все равно даст о себе знать. Час расплаты близился. Просто пока еще люди этого не понимают. Другое дело что когда поймут — будет поздно.
Впрочем, все это не особо волновало Веру. Она приехала сюда не за красивыми видами, и не за тем, чтобы осуждать. Ее миссия выше мирской суеты.
Вера пешком прошла по улице Ришелье, игнорируя назойливых таксистов, и остановилась перед входом в старинное здание. Она поднялась по каменной лестнице и вошла внутрь. На входе ей сдержанно улыбнулся изысканно одетый француз.
— Добро пожаловать в кабинет медалей и манускриптов! Меня зовут Пьер, а как ваше имя, мадам?
— Вера.
— О, Вероника! У нас, французов, тоже есть такое имя, очень красивое! Оно означает истинную веру, служение Богу. Вы верите в Бога, мадам?
Пьер обожал туристов. И по первому же взгляду он сразу определил, что Вероника — турист. Несмотря на скромную должность — а в его обязанности входила встреча гостей библиотеки и выдача книг — Пьер очень гордился ей. Почти интимная близость с чем-то таким глубоко древним и духовным, как старинные книги и фолианты, придавала жизни потаенный смысл. А еще Пьер мнил себя великим детективом, отлично сведущим в людской натуре — он мог за пару минут разговорить немого и узнать о нем все, вплоть до клички кошки его давно почившей прабабушки.
Пьер вслед за Верой окинул взглядом стены, заставленные книгами, которые уходили под потолок, откуда из круглых окон лился приглушенный свет.
— Восхитительно, не правда ли? — заливался Пьер. — Это ансамбль зданий семнадцатого века, ранее личная библиотека французских королей. Здесь хранятся мировые шедевры, например — каталонский атлас четырнадцатого века — первая карта мира! — горделиво поведал Пьер. — Так что к нам не приходят за обычной литературой! А что ищете вы, Вероника?
— Оригиналы Нострадамуса, — коротко ответила Вера, глядя ему в глаза.
— О, вы увлекаетесь предсказаниями! Работаете над диссертацией? В нашей библиотеке хранятся издания разных годов, какие вы предпочитаете?
— Самые ранние. Какие у вас есть?
Пьер усадил ее за отдаленный стол, зажег небольшую лампу над головой и удалился. Он вернулся через десять минут с пухлой папкой бумаг и положил ее на край стола.
— Это самое первое издание, опубликованное в Лионе в 1555 году. Оно написано на старофранцузском языке с примесью латыни. Вы справитесь?
Вера открыла папку, не обращая внимания на Пьера. В ней были отсканированные страницы «Предсказаний Мишеля Нострадамуса» — три полных центурии и пятьдесят три катрена. Справится ли она? Больше десяти лет работы переводчицей, а последние годы — изучение французского и латыни с единственной целью: подготовиться к чтению этой книги.
— Люди до сих пор верят в его предсказания. Но, скажу вам по секрету, я считаю их полнейшей выдумкой, — Пьер позволил себе заговорщески улыбнуться. — Людям надо во что-то верить, будь то бог, дьявол или предсказатель.
Пьер смотрел на молчаливую Веру, которая слушала его явно без интереса. Он не привык к таким посетителям, хотя в библиотеку обычно приходили именно такие молчуны. Несмотря на это Пьер привык считать себя эдаким учтивым швейцаром при королевском дворе, отлично разбирающимся в людях и, при желании, способным вызвать улыбку даже у бревна. Впервые ему попалась женщина, которая не реагировала на него, не выдавала ни единой эмоции. Пьер вдруг осознал, что эта Вероника — первый человек, которого он — смотритель кабинета медалей на Ришелье — не может раскусить. Он почувствовал себя побежденным.
— Если что-нибудь понадобится — дайте знать, — услужливо сказал Пьер, все еще пытаясь сохранить лицо. Странная женщина даже не кивнула в ответ. Он уже хотел было уйти, но в последний момент почему-то остановился и повернулся к Вере:
— Вероника! А во что верите вы?
На этот раз она подняла на него глаза, и они вдруг показались Пьеру мертвенно-ледяными, отчего его передернуло. Смотритель заспешил по своим делам.
Вера опустила глаза в книгу.
Король ужаса спустится с неба. Осталось только понять — когда.
* * *
— Ань, проснись!
Глаза открывать не хотелось. Зачем вообще просыпаться? Кто это придумал? Почему нельзя, как медведь, проспать холодное время года и открыть глаза уже с пришествием весны, когда тепло и светит солнце? Зачем снова окунаться в этот безнадёжный осенний мрак?
— Аня, вставай!
Что-то в голосе Светы было такое, что сон как рукой сняло. Анна открыла глаза и села.
Окно было распахнуто и сквозь него доносился шелест дождя. В городе вяло зажигалось серое утро. Анна взглянула на Свету и поежилась, но не от холода, а от Светиных глаз.
— Что случилось?
— Эта игра… — Света с трудом подбирала слова. В ее глазах застыла смесь безумия и отвращения. — Тот кто ее создал — больной ублюдок!
Анна впервые слышала от Светы такие слова.
— Это ты про ту игру, где все розовое и школьницы едят кексы?
Света молча кивнула.
Смолина укутала мелко трясущуюся Свету пледом, заварила чай и почти насильно влила его в психолога. После этого та смогла более-менее внятно объяснить что же не так с таинственной игрой.
Игра подсаживала на себя, как на наркотик. Она была ориентирована на детей с нестабильной психикой, все эти розово-голубые цвета, приятная музыка, милые девочки — все это расслабляло и притупляло защитные механизмы. Казалось, что это что-то дружелюбное и безопасное.
Игра постепенно захватывала все твое внимание. Проводя аналогии между игроком и игровыми персонажами, она создавала эмоциональную связь.
— Ты так говоришь, как будто игра живая, — заметила Смолина. Света хмуро смотрела на нее поверх чашки с чаем.
Нет, конечно игра не была живой. Но она начисто рушила
