“Черт бы тебя подрал… — тоскливо думал Тесленко, с отвращением глядя на тройной подбородок заведующей, смоченный обильной слезой. — Надоело все, спасу нет. Сегодня вечером напьюсь вдрызг. Иначе чокнусь…”
— Гражданка Чердакова, спрашиваю вас в последний раз: чья это шуба? — Тесленко, не глядя, ткнул пальцем на стул у окна, где валялся небрежно скомканный “вещдок” — вещественное доказательство — черная мутоновая шуба с крупными серебристыми пуговицами.
— То есь как чья? — невинно глядя на капитана, шепотом спросила заведующая. — В каком смысле?
— Вот что, Чердакова, — сказал сквозь зубы, едва сдерживая себя, Тесленко, — мне этот цирк уже надоел. Хватит прикидываться дурочкой. Сейчас вас отведут в камеру, посидите там сутки на рыбьем супчике и черняшке, может, и память прояснится. Баста!
— Не имеете права! — неожиданно тонким голосом вскрикнула заведующая.
— Еще как имею, — зло сказал Тесленко. — Вы не задумывались, почему этой шубейкой вместо ОБХСС занимается уголовный розыск? Нет? Тогда я вам расскажу, для полноты картины. Шуба похищена из промтоварного магазина. При этом воры убили сторожа. Про кражу вы знаете. Ну и поскольку шуба сыскалась у вас в магазине и ее владелицей являетесь вы, вывод напрашивается однозначный: гражданка Чердакова — соучастница грабежа. Видите, как просто. Статья у вас крутая получается — от семи до десяти лет. Впечатляет?
— Г-ражданин… т-товарищ… — побледневшая заведующая начала заикаться. — Д-да вы что?!
— А то: или вы мне тут все расскажете, как на духу, или будете в изоляторе вшей кормить до конца следствия. И, между прочим, не как свидетель, а как преступница. Подчеркиваю.
— Все, вот вам крест! — истово перекрестилась Чердакова. — Как на исповеди, все скажу!
— Ну-ну… — с сомнением гладя на ее пухлые короткопалые руки, унизанные золотыми перстнями, сказал Тесленко. — Слушаю вас.
— Шубу мне привезла сестра Анюта. Из Ростова. На, говорит, Верка, продашь в своем магазине. А то на рынке могут цыгане своровать. Вещь дефицитная, денег немалых стоит. И мне, говорит, прибыль, и ты внакладе не останешься.
— Она не сказала, каким образом ей досталась эта шуба?
— А я и не спрашивала. Не мое это дело.
— Дайте мне точный адрес вашей сестры.
— Зачем?
— На всякий случай, — хмуро улыбнулся Тесленко. — Познакомиться хочу.
— Не знаю я, где она сейчас. Говорила, что завербуется на Камчатку на рыбный флот. А что ей — безмужняя, еще молодая. Деньжат подкопит…
— Ложь.
— Что… ложь? — опешила Чердакова.
— Все. От начала до конца. Не нужно больше креститься, гражданка Чердакова. Не берите грех на душу. — Тесленко потянулся к кнопке селектора. — Дежурный! Капитан Тесленко. Подошли ко мне конвоира…
— Ой, мамочки-и! — заголосила Чердакова. — Ой, не губи-ите!
— Перестаньте причитать! — рявкнул Тесленко. — Я с вами тут скоро душевнобольным стану. Или вы мне расскажете всю правду, или…
— Боюсь я, ой, боюсь… — простонала заведующая, закрыв лицо руками. — Убьют они меня, зарежут…
“Это точно, — подумал капитан. — Они могут. Как пить дать”, — он знал, кого имела в виду Чердакова…
Чердакова была в списке людей, которых опрашивал на Рябушовке Мишка Снегирев. Но если другие могли и не знать Баркалову или, по крайней мере, не узнать из-за погрешностей фоторобота, то Чердакова узнала сразу же — они были закадычными подружками, несмотря на разницу в возрасте. Узнала и не сказала об этом Снегиреву. Только сильно изменилась в лице, что и вспомнилось Мишке после смерти Баркаловой. Почему? Впрочем, и это было не главным. Основное заключалось в том, что дом Баркаловой загорелся ровно через три часа после встречи Снегирева с Чердаковой. Кто-то очень торопился… Значит, были веские причины.
Когда Чердакова попала в поле зрения угрозыска, решили проверить магазин, где она была заведующей. И тут, пожалуй, впервые за все время следствия, Тесленко крупно повезло: в подсобке, под ворохом старых халатов, была обнаружена муто-новая шуба, похищенная из магазина, где убили сторожа. Что это была именно та шуба, эксперты подтвердили, не колеблясь — несколько шуб, предназначенных на экспорт, но с незначительными дефектами, были забракованы и отправлены с базы в ограбленный магазин как раз накануне кражи. Чердаковой деваться было некуда, шубу она признала своей, но на допросе начала плести небылицы…
— Я вам помогу, Чердакова, — неторопливо молвил Тесленко, сурово глядя на заведующую. — Вы знакомы с Михеем Бузиным?
Чердакова молчала, по-прежнему не открывая лица. Только ее полное тело вдруг всколыхнулось крупной дрожью да пальцы скрючились, сжимаясь в кулаки.
— Бузин, Михей Севастьянович… — продолжал капитан, листая папку. — Или попросту — Михей. Барыга. Ваш бывший сожитель. Вот показания ваших соседей. Достаточно? Итак, шубу он вам принес?
— Д-да… — выдавила из себя Чердакова.
— Когда?
— В тот… тот день… Когда ушел ваш сотрудник…
— И вы ему рассказали, что узнали на фотографии Софью…
— О, Господи… Да, да! — И Чердакова заплакала навзрыд; но на этот раз искренне.
Отступление 10. Лялька и другие
Маленький транзисторный приемник тихо попискивал на туалетном столике, сплошь уставленном баночками, пузырьками и коробочками с яркими иностранными наклейками. Костя лежал на тахте, полуприкрыв глаза, и наблюдал за Лялькой, которая сновала по комнате, торопливо наводя порядок. В простеньком ситцевом халатике, не накрашенная, с волосами цвета старой меди, сплетенными в косу, она казалась совсем девчонкой. Полные смуглые руки Ляльки осторожно прикасались к разбросанным вчерашним вечером вещам, и они тут же бесшумно исчезали внутри полированного платьевого шкафа — она старалась не потревожить Костин сон. Лялька, Лялечка, любимая… Любимая?
Выйдя из последнего пристанища Фонаря, Костя долгое время бесцельно блуждал по улицам и переулкам окраины, пока не выбрался на привокзальную площадь. На подъездных путях устало вздыхал маневровый тепловоз, замусоренный перрон уже опустел, и только у торца неуклюжего здания вокзала, украшенного вычурной алебастровой лепниной, толпился хмельной и говорливый народ — привокзальный ресторан работал до полуночи. Огромные пыльные окна ресторана расчертили площадь на желтые квадраты, в которых изредка торопливыми видениями появлялись запоздалые прохожие, чтобы тут же растаять в темноте сквера. Костя словно сомнамбула подошел к массивной ресторанной двери, некоторое время постоял, глядя пустыми глазами на хмельных курильщиков, а затем, неожиданно для себя, прошел внутрь…
