— Ага, — кивнула Женька. — Ну что, возвращаемся? — И добавила с обидой:
— Ничего мы здесь не найдем.
Вообще-то я была с ней согласна.
По тропинке мы вскоре вышли к кустам, отчаянно воюя с комарами. Надо сказать, они здорово нас донимали, несмотря на то что мы с Женькой буквально с головы до ног вымазали себя средством, на тюбике которого было написано, что ни один комар к нам и близко не подлетит. К моменту нашего возвращения в пансионат руки у меня чесались от комариных укусов, да и лицу, как я подозревала, был нанесен кое-какой урон.
— Истинную красоту никакие комариные укусы не испортят, — порадовала Женька, наблюдая за моими попытками уберечься от кровососов.
Мы как раз сворачивали к пансионату, когда увидели Вову Татарина в неизменной шапке-ушанке и телогрейке, из-под которой выглядывала тельняшка, резиновых сапогах с заправленными в них штанами, он потрясал рукой и грозно выговаривал кому-то:
— Поллитру пожалел, гляди-ко, укорил. Должен я ему… Может, и должен… Да, должен. И что? Должен… А ты мне не должен? Подожди у меня, вот как заявлю куда следует, чем ты на острове занимаешься, тогда и узнаем, кто кому должен. Поллитра пожалел, сукин сын, — пробормотал Вова, извлек из кармана телогрейки початую поллитровку, взглянул на нее, как на врага, и, мотнув головой, сделал несколько глотков прямо из горлышка. Сунул бутылку в карман и, нетвердо ступая, пошел по тропинке вдоль берега, проговорив с обидой:
— Укорил…
Слова, произнесенные Вовой Татарином, чрезвычайно меня заинтересовали, особенно те, что касались острова. Но в настоящий момент меня еще больше интересовало, к кому Вова обращался. Переглянувшись с Женькой, мы бросились к ограде, но ни одной живой души обнаружить не смогли. Выходит, Вова высказывал наболевшее в пустоту.
Все еще не теряя надежды, мы проникли через пролом в стене, которым, скорее всего, воспользовался Вова Татарин, и оказались на хозяйственном дворе, тоже совершенно пустом. Слева, возле гаража, что-то скрипнуло, я резко повернулась и успела заметить какое-то движение, говоря просто, некто торопливо спрятался за угол. Мы с Женькой бросились в ту сторону и нос к носу столкнулись с Горемыкиным. Увидев нас, он здорово перепугался и принялся озираться с диким .видом.
— Возвращаетесь с прогулки? — с натужной улыбкой спросил он, сообразив, что исчезать, как дурной сон, мы не собираемся.
— Да… — кивнула Женька и в свою очередь поинтересовалась без особой любезности:
— Вы Вову Татарина видели?
— Я? Нет… А в чем дело?
— Просто нам показалось, что он с кем-то поссорился.
— Я ничего не слышал, — поспешно заверил Горемыкин и вдруг покраснел, что слегка меня удивило. С такой реакцией организма надо с враньем быть поосторожней.
— Ну-ну, — сверля его взглядом, покивала подружка, и мы направились к пансионату, а Горемыкин выбрался через дыру в заборе и вроде бы направился в деревню. Мы с Женькой вытянули шеи, пытаясь увидеть, куда он свернет, но старикан пошел вдоль забора и исчез из нашего поля зрения. Зато в кустах возле дороги что-то хрустнуло. — Там кто-то прячется, — заявила Женька, а я вздохнула, происходящее с нами все больше напоминало белую горячку. — Проверим?
— предложила подружка, пылая энтузиазмом.
Лезть в кусты, где наверняка полно комаров, мне не хотелось, и я решила с этим повременить, потому что мы как раз достигли гаража. Я вспомнила разговор с Мариной и решила взглянуть на машины наших соседей по пансионату.
Ворота были закрыты, но рядом в стене имелось небольшое окно, к нему я и направилась. В гараже я без труда разглядела два джипа и старенький «уазик», прозванный в народе «буханкой». За ним стояла легковушка, но она пребывала в таком состоянии, что определить, какая именно, возможным не представлялось.
— Запиши номера машин, — сказала я Женьке. Та покорно записала. Я отлепилась от окна и вслух подумала:
— Надо узнать, на чье имя зарегистрированы машины.
— Ты думаешь… — начала Женька, а я вздохнула:
— Ничего я не думаю. Просто хочу знать.
— Как скажешь, — шмыгнула носом подружка. — Комиссар Мегрэ у нас ты…
Больше нам здесь делать было нечего. Мы пошли к веранде, решив кое-что уточнить, но она пустовала. Мы заглянули в холл и увидели Марину, она листала журнал — А где все? — спросила Женька весело.
— Пошли отдыхать.
— Что-то рановато, — заметила я.
— Да…
— А Иван Иванович давно ушел?
— Где-то с полчаса.
Мы с Женькой вновь вышли на веранду, и она горячо зашептала:
— Все ясно: это Горемыкин. Вова Татарин ему разоблачением грозил.
Интересно, что любитель фольклора прячет на острове? Собаку, которой людей пугает, или кое-что похуже?
— Чего гадать, надо найти Вову и спросить.
— Думаешь, он ответит?
— Если будет в состоянии. А начнет упрямиться, пообещаем ящик водки.
Это должно подействовать.
— Ладно, пошли, — кивнула Женька.
— Пошли, — согласилась я, хотя у меня и были кое-какие сомнения: бутылку Вова наверняка уже допил, и сможет ли он воспринять наши вопросы, бабушка надвое сказала.
Однако найти в деревне Вову Татарина не удалось. Домой он, по словам жены, не возвращался. Как ушел после обеда за водой, так его и нет, одни ведра стоят у колодца. На вопрос: «Где он может быть?» — мы услышали: "Да где угодно.
В какой-нибудь канаве валяется. Или в луже. Очухается, придет. А не очухается сегодня, значит, придет завтра". Получив исчерпывающую информацию, мы побрели к дому Горемыкина, чтобы убедиться, что старикан в самом деле у себя. Так и оказалось: Иван Иванович в компании двух старушек сидел на скамейке возле соседского дома и с увлечением что-то говорил.
— Решили еще погулять? — крикнул он нам. Мы ответили, да, мол, решили, и он помахал нам рукой.
— А вот и Коля, — пробормотала Женька, стараясь особо не выказывать своего интереса, я осторожно огляделась, но Коли не увидела. — Он в огороде, — подсказала подружка.
И точно. В огороде, рядом с домом его бабки, я увидела шофера пансионата, он шел к калитке, глядя себе под ноги, и почему-то казался очень злым. Вдруг он увидел нас и притормозил, должно быть, надеясь остаться незамеченным, но сообразив, что мы его уже увидели, направился к крыльцу.
Хлопнула входная дверь, и женский голос спросил:
— Коля, это ты?
— Я.
Голоса стихли. Мы удалились от дома на приличное расстояние, дошли до конца деревни, тщетно разыскивая Вову.
— Надо было за ним сразу идти, — кусая губы, заметила я.
— Подумаешь, поговорим с ним завтра. Один день ничего не решает, — утешила меня Женька.
— До завтра он успеет забыть, что кричал сегодня, — расстроилась я.
— Вполне возможно, что и сегодня не вспомнит. — Женька пыталась смотреть на ситуацию философски, но я-то видела, что она огорчена не меньше меня.
Выждав немного, мы вновь вернулись к дому Вовы Татарина, но он так и не появился.
— Придется ждать до завтра, — вздохнула я.
— Девчонки, — услышали мы в этот момент, обернулись и увидели Августу Поликарповну, которая шла от колодца с двумя полными ведрами. Мы с Женькой торопливо направились к ней и взяли ведра из ее рук. — Ну как? — спросила она тяжело дыша, хотя шли мы довольно медленно. — Разобрались, что у нас тут за дела творятся?
— Пока нет, — покаялась Женька. — Однако уже убедились, что в самом деле творятся.
— Да? — вроде бы испугалась Августа Поликарповна. — А что случилось?
— На мельнице кто-то черную мессу служит.
— Это что такое? — заволновалась пенсионерка.
— Вроде церковной службы, но наоборот, то есть поклоняются отнюдь не господу.
— Святые угодники… — Августа Поликарповна перекрестилась. — И еще удивляемся, что у нас телевизор не кажет да мост смыло. Удивляться надо, как живы до сих пор. И кто ж ее служит, эту мессу?
— Пока не выяснили, дверь была заперта, а в окошко многого не разглядишь. Анфиса видела человека в чем-то черном. Августа Поликарповна, мы вот что узнать хотели, вы за Горемыкиным ничего странного не замечали?
— Так вы думаете?.. Нет, Иван Иваныч человек богобоязненный, в Троицу вместе в храм ездили, на коленях всю службу выстоял… Какая уж тут черная… забыла слово… Он чудак, конечно, но добрый.
— А почему чудак? — влезла я.
— А чего городскому человеку у нас делать? Скука. Добро бы запасливым был: грибы там, а ягоды, но ведь он всем этим не интересуется. Живет один, ест суп из пакетиков. Разве ж это дело? A теперь надумал на зиму остаться. Да здесь зимой и привычный человек волком воет.
— Ну… вдруг у него проблемы, семейные, к примеру, — хитро предположила Женька.
— Какие проблемы? Вдовец он, а сын с семьей за границей живут. У Иван Иваныча в Москве квартира и пенсия хорошая. Я так думаю, он решил зимой на остров идти. Чтоб, значит, взглянуть на Кукуя.
— Что значит взглянуть? — не выдержала я. — Неужто Иван Иванович всерьез полагает, что на острове сидит какой-то Кукуй… — Женька скорчила зверское лицо, и я замолчала, мы поднялись на крыльцо дома, где жила Августа Поликарповна. Хозяйка пожала плечами, пропуская нас вперед.
