— Нет, иди ты, — вздохнула подружка, и я, выбравшись из кустов, припустилась в сторону пансионата.
Я уже пересекла луг и вышла к перелеску, когда обратила внимание на мельницу. Вне всякого сомнения, в одном из окон мелькнул свет. Я замерла, таращась на еле приметный огонек, и пыталась сообразить, что делать дальше.
Выходит, Горемыкин нас провел, пока мы сидели в кустах, он незаметно выбрался из дома и занялся любимым делом: чертям служит на мельнице.
— Господи, прости, — торопливо перекрестилась я и побежала назад к Женьке.
Та сидела в кустах, наблюдая за домом, но видела ли что, еще вопрос.
— Горемыкин выходил? — зашептала я.
— Нет, — покачала головой Женька и тут же спросила:
— Ты что так быстро вернулась?
— Этот гад нас перехитрил, он давно на мельнице.
— Откуда знаешь? — насторожилась Женька.
— Огонь видела.
— Слушай, Анфиса, может, там не Горемыкин, может, еще кто? Дядька точно из дома не выходил.
— Ты уверена? — .накинулась я на нее. — У него дверь из сеней прямо в огород выходит, в темноте мы могли его и не заметить.
Женька подумала и кивнула.
— А если это отвлекающий маневр? Кто-то на мельнице свет зажег, чтоб мы туда кинулись, а Горемыкин ускользнул?
— Что ты предлагаешь? — спросила я.
— Кому-то надо здесь остаться, чтоб за домом следить.
— И ты одна пойдешь на мельницу? — не поверила я.
— Нет, — честно ответила Женька, — я здесь останусь. А ты иди.
— Ага, нашла дуру.
— Ты же в нечистую силу не веришь?
— Конечно, не верю. Но там может быть кто-то похуже нечистой силы. Не забывай, Василий и тот очень боится.
— И кто там, по-твоему?
— Сидя в кустах, этого не узнаешь. В конце концов, это твоя творческая командировка. Я сейчас вообще возьму и спать уйду, а завтра вплавь и домой, с Ромкой мириться.
— Ты же говорила, две недели…
— А ты говорила, надо разобраться, что здесь происходит. Говорила?
— Ладно, — поднялась с облюбованного ею пня Женька, — пошли вместе. Не худо бы проверить, в доме этот хмырь или удрал, — заметила она, когда мы уже удалились от дома.
— Думаю, удрал. Вчера со светом спал, а сегодня огонь потушил.
— Надо было разделиться и обе двери держать под наблюдением, теперь вот гадай…
— Если мы застукаем его на мельнице, то и гадать не придется.
Мы шли через луг, когда Женька пугливо прошептала:
— Светится…
— Конечно, светится, — согласилась я, изо всех сил стараясь быть храброй. Однако чем ближе мы подходили к мельнице, тем храбрости становилось меньше. В конце концов, она вообще куда-то улетучилась; а тут еще дождь разошелся, мелкий, надоедливый.
— Я подхвачу воспаление, — заныла Женька, но я не стала обращать на это внимание, потому что прекрасно понимала: если поддамся страху, то завтра буду чувствовать себя дура дурой. С этой черной мессой надо разобраться, и побыстрее, не то шутник, догадавшись о нашем к нему интересе, перестанет появляться здесь и тайна останется нераскрытой.
Когда мы, миновав перелесок, вышли к реке, все окна мельницы были черными.
— Опоздали, — с досадой сказала Женька, за минуту до того отчаянно трусившая.
— Это ничего не значит, вдруг мы перехватим его по дороге, — возразила я, выходя из кустов, и едва не столкнулась с человеком. Впрочем, не берусь утверждать, что это точно был человек. Нечто темное неожиданно явилось моему взору, я вскрикнула, а Женька заорала. Человек, или кто бы он ни был, резко повернулся, намереваясь сбежать, а я, должно быть, в припадке безумия, попыталась его схватить. Пальцы заскользили по чему-то мокрому, не в силах ни за что ухватиться, пока я не нащупала какую-то веревку, уцепилась за нее, и заорала:
— Женька, помоги, я его держу!
Надо отдать Женьке должное, продолжая голосить, она кинулась мне на помощь. Существо оказалось очень юрким, вывернулось из моих рук и бросилось в кусты. В руках у меня осталась то ли сумка, то ли рюкзак, сразу не разберешь.
Женька бросилась в погоню, но, оказавшись в кустах, споткнулась в темноте и упала мне под ноги, конечно, я тоже упала прямо на нее, и мы дружно заорали, потому что перепугались.
— Прекрати орать, — первой пришла в себя я и села. Стало ясно: преследовать неизвестного дело пустое: времени мы потеряли достаточно, к тому же в темноте он ориентируется гораздо лучше, чем мы. — Где у тебя фонарик? — вздохнула я. Женька ничего не ответила, но вскоре вспыхнул свет, и я могла лицезреть ее разнесчастную физиономию.
— Ушел? — спросила она, нервно озираясь.
— Конечно, ушел.
— А это чего такое? — Луч света вырвал из темноты рюкзак. Взглянув на него, Женька принялась нервно хихикать. — Анфиса, а тебе не кажется, что мы до смерти напугали человека? Кто-то шел по своим делам и вдруг…
— Кто это здесь шел? — отмахнулась я. — Василия и Вову не напугаешь, а больше ходить здесь некому.
— А вдруг кто-то из приезжих? — не унималась Женька.
— Хватит гадать, лучше посмотрим, что в рюкзаке.
Не стоило нам этого делать, но кто же знал… Я развязала рюкзак, Женька исправно светила, и мы увидели в рюкзаке большой целлофановый пакет. Не вынимая его, попробовали разобраться с содержимым, стянули пакет и… В первое мгновение я даже не поняла, что там такое. Женька вдруг сделалась серой и со всего маха приложилась к земле затылком с подозрительным стуком, после чего признаков жизни уже не подавала.
— Женя, — охнула я, подобрала фонарь и на четвереньках приблизилась к ней, чтобы попытаться оказать подружке первую помощь. Потом перевела луч света на нашу находку, и до меня наконец дошло: в пакете лежала голова. Человеческая голова, принадлежавшая мужчине, темные волосы, усы, глаза плотно закрыты. — Ой, мамочка, — тихо сказала я и хлопнулась рядом с Женькой, В чувство меня привел дождь, он ни на шутку разошелся, холодные капли били мне по лицу. Я с неохотой приподнялась и огляделась: это не сон, я лежу в кустах, рядом Женька без чувств, и где-то здесь отрезанная голова. Господи, зачем я очнулась?
Однако, если очнулась, лежать под дождем глупо. Я попыталась отыскать фонарик, стараясь не думать ни о злополучной голове, ни о том, что Женька лежит рядом и упорно не подает признаков жизни. Фонарик нашелся, свет зажегся, и это было странно, потому что выходило, что, падая, я его как-то выключила. Борясь с искушением направить свет на рюкзак, я все-таки решила сначала привести в чувство подругу. Я приподняла ее голову, и Женька вдруг спросила:
— Ты жива?
— Как ты меня напугала, — охнула я.
— Она там? — не обращая внимания на мои слова, задала она еще вопрос.
— А куда ей деться, — вздохнула я.
— Это правда голова? — захныкала Женька. — Самая настоящая?
— Не очень-то я ее разглядывала. Давай приходи в чувство, пойдем в пансионат, возьмем сотовый и ментам позвоним. Голова — это уже не шутки. Это убийство. И о нем надо поскорее сообщить.
— Конечно, убийство, — неизвестно чему обрадовалась Женька. Она села, взяла у меня из рук фонарь и сказала:
— Анфиса, ты не могла бы ее… ну, прикрыть. Я вот что подумала, тащить ее в пансионат не имеет смысла, менты должны осмотреть на месте… Ее нет, — совершенно неожиданно закончила она. Я заставила себя повернуться, и в самом деле, ни головы, ни пакета, ни рюкзака рядом с нами не было.
— Куда же все делось? — растерялась я, шаря в кустах и при этом напрочь забыв о своем желании никогда не видеть проклятую голову. Теперь я так старательно ее искала, точно от этого зависела моя дальнейшая жизнь.
Надо отдать должное подружке: она присоединилась ко мне, и мы тщательно осмотрели кусты, близлежащую местность и даже дорогу, по которой шли сюда.
Никакого намека на рюкзак и голову. Следов, само собой, тоже не осталось, потому что шел дождь. Вывод напрашивался сам: либо хозяин головы вернулся за ней, когда мы лежали в беспамятстве, и забрал рюкзак, либо вовсе никакой головы и даже рюкзака не было, а все дам только привиделось.
— Такого быть не может, — подумав, заявила я. — И ты, и я отчетливо помним одно и то же. Выходит, нам одновременно приснился один и тот же сон, а так не бывает. Значит, рюкзак был…
— И голова была? — вздохнула Женька.
— Не знаю, — растерялась я. — Может, в самом деле привиделось?
— Знаешь, что я тебе скажу, Анфиса, — запечалилась подружка, — пойдем-ка спать. Что-то мне наше состояние не нравится. Галлюцинации — штука опасная, так и до психушки рукой подать.
Насчет психушки я была согласна, меня хоть сейчас туда отправляй на профилактическое лечение. Мы ходко затрусили в сторону пансионата. Когда уже достигли ограды, Женька вдруг спросила:
— Неужто правда померещилось? — Я пожала плечами, а она горячо зашептала:
— Анфиса, вдруг нас леший водил? То есть, я хотела сказать, может, такое и называется «водил»? Галлюцинации там и прочее…
— Может, — отмахнулась я и тут весьма некстати вспомнила страшилку о Зеленом охотнике, который носит свою голову не на плечах, а под мышкой, слабо пискнула, а Женька схватила меня за руку.
