Но еще две машины, увы, не выказывали явных признаков нокаута.
Раскачиваясь влево-вправо размашистыми маятниками, чтобы сбить наводку русским танкистам, шагоходы заливали их огневой рубеж смертоносной плазмой.
И, увы, они побеждали…
Взметнулась ввысь над огненным валом оторванная внутренним взрывом башня «тэ четырнадцатого» – и, страшно размахивая ушами раскрытых люков, рухнула на белый песок пляжа.
Другой танк – кажется, то была машина Ченцова – умелым маневром проскользнул между зубьев частой плазменной гребенки, но, не протянув и пятидесяти метров, остановился, весь в дыму.
Растов негодовал:
«Проклятье! Вывести роту из-под клонских бомб в первый день войны… Пройти всю войну героями, малой кровью, набить под сотню клонских танков… Лидировать наступление от плацдарма высадки до самого Стального Лабиринта… И потерять все, всю роту, за несколько минут в бою с какими-то бессмысленными раками!»
Ноги больше не держали майора, и он сел на землю.
Самым страшным было ощущение тотального бессилия.
Будь сейчас у майора хоть «тэ десятый», хоть колесная бронемашина, да пусть даже пращурский «Т-34» – он бы слился сейчас с тагильской броней в единое целое и осыпал бы чужаков снарядами, пока не переломал бы их проклятые механические ноги!.. А дальше – смерть? Что ж, пусть смерть!
Майор уже полностью свыкся с отсутствием связи. И потому, когда в его наушниках зазвучали напрочь лишенные интонации из-за скупого цифрового кодирования слова, он поначалу принял их за слуховую галлюцинацию:
– Здесь фрегат «Неустрашимый», Российская Директория. Здесь фрегат «Неустрашимый», повторяю: «Неустрашимый»! Вызываю наземные силы на пятьдесят втором километре Дошанской дороги! Вызываю…
При словах «наземные силы» Растов издал сдавленный смешок.
Фрегат тем временем продолжал:
– Наношу удар по группе шагающих чоругских танков ракетами «Хром». Прогнозируемый эквивалент импакта – двадцать килотонн!
Растов присвистнул. «Тяжело в учении – легко в очаге поражения», как шутили у них в Харьковской академии бронетанковых войск.
– Отводите технику. Занимайте укрытия. Даю отсчет по подлету… – продолжал «Неустрашимый».
– Капитан! – крикнул Растов. – Родной! Ты меня слышишь? Капитан!
На борту «Неустрашимого» его, конечно же, никто не слышал.
Вся радиопередающая аппаратура погибла вместе с танком, а мощности передатчика гермокостюма Растова для связи с орбитой не хватало.
В ответ неслись только цифры отсчета:
– Одиннадцать… десять… девять…
Помор, стоявший радом с Растовым и слышавший то же, что и он, крикнул:
– Товарищ майор, падаем!
Но Растов стоял, окаменев точно статуя Командора, и Помору пришлось неделикатно повалить майора на землю скверно проведенным приемом дзюдо.
Стоило им упасть, как в море выросли белые грибы взрывов.
– Ну что, дождались, сраные раки?! – в самозабвенном восторге хохотал Помор.
А через полминуты их накрыло волной девятибалльного шторма.
Глава 15
Верховный Рак
Август, 2622 г. Дошанское шоссе – звездолет «Гибель и разрушение теплокровным» Планета Тэрта, система Макран
Насколько хватал глаз – билась и умирала обваренная взрывами рыба.
Дымились огромные лужи, наполненные горькой морской водой, мохнатыми водорослями и все той же обреченной рыбой.
Неистово рыдали раненые чайки.
В нескольких местах от шоссе остались только пышущие жаром смрадные ямы, наполненные расплавленным металлом. Бронетехника мобильной пехоты объезжала их по правой обочине.
Сумерки, отчаяние, горечь потерь…
После всего пережитого Растов имел полное право уехать в Синандж на первом же бэтээре.
Но он дал себе зарок, что сперва найдет всех уцелевших разведчиков из экипажей «ПТ-50», потом соберет своих танкистов из сожженных чоругами «Т-14» и лишь после этого двинет на Синандж в арьергарде колонны.
Капитан Листов нашелся среди закопченных кустов местного барбариса, в двадцати метрах от обочины.
Он сидел на земле и пил коньяк из потайной фляжки, что было в боевых условиях категорически запрещено и на что Растову было категорически наплевать.
Майор был так рад видеть Листова, что едва не обнял, с трудом сдержался.
По-видимому, у капитана был боевой шок. А может, винить следовало коньяк. По крайней мере, Листов явлению майора совершенно не удивился.
– Будете? – спросил он, буднично протягивая Растову фляжку. – Интересный, с Марса.
– Буду, буду… Вставай, пошли, – сказал Растов и, подхватив капитана под микитки, придал тому вертикальное положение.
– Это что? – спросил капитан с детской непосредственностью, когда в поле его зрения попали три искалеченные ходильные опоры, торчащие из моря.
– Все, что осталось от чоругского шагающего танка, – пожал плечами Растов, непреклонно увлекая капитана с дороги.
Сам он, как и Листов, непосредственно гибель чоругских исполинов не наблюдал. О том, чтобы поднять голову встречь взрывной волне, не могло быть и речи.
Возвышающиеся над заливом механические конечности указывали лишь на один взорванный шагоход. Об общем же числе уничтоженных супостатов свидетельствовал четырехугольник новообразованных рифов.
Вокруг утонувших обломков боевых шагоходов бурлили и пенились безразличные морские воды.
Итак, рота Растова и ракетчики фрегата набили четырех гадов.
Четырех.
Вокруг этой цифры блуждали спотыкающиеся мысли майора.
Он отчетливо помнил, что в карьере чоругских машин было пять.
В том числе – приметная, с эмблемой, которую Растов окрестил для себя «Три квадрата».
Попал ли этот «трехквадратный» под раздачу?
Растову очень хотелось верить, что попал. И что выхватил по полной. И что никогда больше…
Перед ними с Листовым пронеслись замыкающие тяжелые бэтээры второй роты мобильной пехоты.
За бронетранспортерами катили грузовики с пленными клонскими партизанами. А последними двумя машинами в колонне должны были стать два БТР «Зубр», на броне которых собирался путешествовать Растов вместе со спасенными танкистами Листова…
Увы, чоруги отрядили в десант куда больше, чем четыре шагающих танка.
С уже знакомыми Растову спецэффектами – видимость подводного взрыва, фонтаны брызг, вибрирующий рокот – над морем поднялся, покачиваясь на шести конечностях, пятый чоругский шагоход.
Тот самый, с тремя квадратами.
«Легок на помине, – вздохнул Растов. – Как себя ни обманывай, а правда все равно живет своей жизнью…»
Достойно встретить врага было уже нечем.
Фрегат «Неустрашимый» проскользил по орбите далеко за горизонт. Да и не факт, что на его борту оставалась хотя бы одна ракета «Хром».
Все свои уцелевшие «Т-14» Растов отдал в роты мобильной пехоты – хоть какое-то прикрытие, – и те успели уже уйти далеко, за тот самый злополучный мост, разведка которого стоила так дорого.
Вести огонь по чоругскому танку могли лишь несколько тяжелых бронетранспортеров «Т-14Б» из арьергарда второй мобильнопехотной роты. Но было совершенно очевидно, что их автоматические пушки и гранатометы его в лучшем случае лишь поцарапают.
«Три квадрата» чуть помедлил…
– Ну давай же, гадина, уходи, – процедил Растов с усталой мольбой. – Вали нахрен. Мы тебе не угрожаем, иди куда шел.
Нет, чоругский танк, чей экипаж составляли свирепые эзоши, не намеревался сыграть в благородство и «не заметить» вопиющую слабость противника.
Он развернулся всем корпусом вслед улепетывающей колонне, и – который уже раз за тот вечер – заревели в воздухе потоки плазмы.
Взорвался бэтээр.
Уклоняясь от его обломков, два грузовика резко вильнули и один за другим улетели в кювет.
«Прощай, отважная девчонка Малат! – подумал Растов. – Впрочем, черт с тобой. Главное, что там гибнут мои однополчане, русские люди… И я не могу смотреть на это безучастно, будто все происходит на экране визора!»
С тупой решимостью Растов выхватил пистолет и пошел к морю.
Твердо вышагивая вперед, наперерез чоругскому танку, майор выпустил в него, одиночный за одиночным, всю обойму.
Он стрелял прицельно. Надеялся попасть в лобовое бронестекло водительской кабины и тем самым переключить внимание водителя-эзоша на себя.
И чудо свершилось!
Танк с быстротой хищного паука развернулся на Растова. Осветил его изумрудным светом своего прожектора. Дескать, кто это у нас такой храбрец?
Растов хладнокровно перезарядил пистолет. Следующую обойму он послал в источник света.
Поверить в это было трудно, но что-то там наверху лопнуло, и сноп ненавистных зеленых лучей исчез.
