– В вашем визоре врут часто, но здесь они не солгали. Многим сословиям чоругов присуще врожденное миролюбие, – спокойно сказал Шчи, восхищенный пятого ранга. – Но не эзошам… Однако ты не представился, человек. Назови себя.
– Константин Растов, майор бронетанковых войск Российской Директории. На правах полномочного представителя военных властей в системе Макран я заявляю вам решительный протест в связи с актом неспровоцированной агрессии против Российской Директории, Объединенных Наций и всей Великорасы!
– Протест принят. – Шчи меланхолично шевельнул правым усом.
После этого чоруг замолчал и принялся разглядывать Растова особенно пристально. Майору даже показалось, что его просветили насквозь какими-то лучами – на груди, на руках и даже в паху будто волоски зашевелились.
Растов занервничал. Он вдруг понял, в какой момент Малат начала колотить ботинками в стекло-монокристалл.
– Что вы намерены со мной делать?! – выкрикнул майор.
– Мы намерены содержать тебя по стандартам восхищенного четвертого ранга. Вода, кислород и необходимое человеческое питание будут предоставлены тебе в количествах, потребных для жизни.
Хотя новости были хорошими, Растов не почувствовал облегчения. Он знал, что «восхищенный четвертого ранга» – это очень много. Присваивая ему такой ранг, его, по чоругским меркам, необыкновенно возвеличивают. Необыкновенно для какого-то майора, пусть даже и бронетанкового, гвардейского.
«Неужели пронюхали, что я сын Председателя Совета Обороны? Но откуда?!»
Растов решил предпринять блиц-попытку подтвердить или развеять свои догадки.
– За что мне такая честь? Разве я тяну на восхищенного четвертого ранга? Откуда у меня столько мудрости?!
– Похоже, твое тело содержит больше мудрости, чем ты думаешь. Мне очевидно, что ты несешь имплант, вживленный Неорганическим Существом, которое вы, люди, именуете Стальным Лабиринтом.
– Имплант? Мое тело? – удивился Растов, озирая себя с ног до головы. Это было достаточно комично, учитывая, что повсюду его облегал гермокостюм танкиста.
Реакция майора, похоже, озадачила Шчи.
– А что, разве ты не посещал Стальной Лабиринт на планете, которую вы называете… – Шчи зыркнул на внутреннюю поверхность своей клешни, где, по-видимому, располагался экран, высвечивающий ему подсказки, – Навзар?
«Сказать правду? Или соврать?»
Растов колебался недолго. Вспомнил, как в академии его учили: если правда, сказанная врагу, помогает солдату сохранить жизнь и здоровье, значит, надо ее сказать.
– Да, я там был.
– Хорошо, что ты говоришь правду, – сказал Шчи. – Это подтверждает, что ты и впрямь восхищенный четвертого ранга. Им свойственно правдолюбие.
– А те, те другие, в других капсулах? На которых ты смотрел до меня? Они какого ранга? – спросил Растов.
Некоторое время Шчи думал. А потом сделал выметающий жест клешней. Как будто хотел сказать: «Эти? Просто мусор».
Конвейер тронулся. Это означало: аудиенция окончена.
Растов оглянулся на капсулу, которая следовала за ним.
Листов, похоже, был без сознания – он лежал на боку, беспорядочно свалив перед собой ноги и руки, как будто это были дрова.
Но даже будь капитан бодр и свеж, Растову едва ли удалось бы отмаячить ему, что надо громко кричать Верховному Раку: «Стальной Лабиринт! Я тоже был там!»
Временные апартаменты Растова по величине были чуть больше сельского нужника.
Ну то есть больше. Но всего лишь раза в два.
Растов мог лежать, вытянувшись в полный рост. Но вот уже бегать, прыгать или просто расхаживать, размахивая руками, – не мог.
Зато в камере имелся иллюминатор. Небывалая роскошь, если сравнивать с гауптвахтой боевого корабля землян!
Правда, иллюминатор этот еще требовалось обнаружить.
Пятиугольный фрагмент обшивки обладал управляемой прозрачностью. И когда на третьи – предположительно! – сутки пребывания на чоругском корабле майор отыскал иллюминатор, радость его не знала пределов!
Прикладывая ладонь к центру противоположной входу стены и удерживая ее там в течение минуты, Растов заставлял обшивку корабля, бывшую равномерно серой и, как казалось, тоже монокристаллической, обретать чаемую проницаемость для взора…
Там, за бортом, светились звезды.
Горел рукав Ориона.
То и дело проносились чоругские боевые планетолеты, похожие на реактивных жаб.
К счастью, центральное светило системы Макран было двухкомпонентным – оно состояло из красного гиганта и голубого карлика, – и даже несведущий в астрономии Растов благодаря этому обстоятельству точно знал: они по-прежнему находятся неподалеку от планеты Тэрта.
В общем, красно-голубой тандем навевал на Растова успокоение. «А то могли ведь и на свои рачьи кулички уволочь! Чисто из вредности!»
Мебели в его апартаментах не было никакой. Не считая биотуалета, конструкция которого тоже потребовала от Растова сообразительности восхищенного четвертого ранга.
Вода и еда стояли прямо на полу и происходили из источника вовсе не чоругского, а очень даже человеческого.
Маркировка на боку ящика с военными пайками свидетельствовала: еду произвели в таиландском городе Лампанг для солдат Директории Азия. А воду, как ни странно, разлили в Аргентине, Южноамериканская Директория.
Поначалу тайская еда вызывала у Растова страх. Какие-то печеные тараканы, диковинные блинчики, в которые завернуто что-то неизведанное, может даже, вообще неземное. Холодный суп на кокосовом молоке, в котором парят тщедушные креветки и дети-осьминожки. Хлеб, не похожий на хлеб…
Но затем Растов вспомнил счастливое детство, проведенное на островах Фиджи. И эти растянутые на долгие часы видения зеленого, золотого и аквамаринового в кружеве древесных теней примирили его с экзотическим рационом…
Вода оказалась абсолютно безвкусной и похожей на дистиллированную.
А кофе в пайки не положили вовсе. Пять пакетиков коричневой бурды с желудевым запахом – не в счет.
В целом паек можно было назвать бедным. Но не издевательским.
Помимо кофе, Растову мучительно хотелось пива.
Или водки.
Или в крайнем случае вина, которое он, как и его отец, не слишком жаловал.
Или уж в крайне-крайнем – какого-нибудь джин-тоника для подростков из малоимущих семей.
Он сам не понимал, в чем дело. Откуда столь внезапная тяга к алкоголю при отсутствии настроения, компании и повода?
Решение пришло в голову Растова само собой.
«В моей жизни было крайне мало досуга. И тот немногий досуг, что на мою долю все же выпадал, как правило, сопровождался алкоголем. А тут получается: досуг есть, хоть и вынужденный, а алкоголя – нет».
Поначалу он думал было попросить что-то высокоградусное у своих тюремщиков.
Но к нему никто не заходил.
Его пожеланий не спрашивал.
Жалоб не выслушивал.
Конечно, за ним наверняка велось неусыпное видеонаблюдение.
Но не станет же русский офицер унижать себя написанием слов «ДАЙТЕ ПИВА» при помощи тайского соуса на полу? На том же самом полу, где он, кстати, спит!
«Не слишком-то у них высокие стандарты для восхищенных четвертого ранга», – вздыхал Растов сердито.
Думать о том, по каким стандартам содержат Листова и Малат, ему было страшновато…
«Хорошо, если вообще за борт не выбросили».
Поскольку часы, планшет и оружие у него, конечно, отобрали, счет времени майор вел самостоятельно, как учила угрюмая академическая дисциплина «Выживание в экстремальных условиях и в плену».
Отмечал черточками промежутки времени, которые субъективно казались ему часами.
Условные часы складывались в условные сутки.
Сутки обозначались крестиками.
К началу четвертого крестика Растов в очередной раз включил иллюминатор.
– Доброе утро, макраны, – сказал он, чтобы не молчать (так тоже учило «Выживание»), хотя никаких макранов, ни голубого, ни красного, в иллюминаторе не было.
Вместо этого внизу коричневел аппетитной запеченной корочкой каравай некоего небесного тела.
За неделю, проведенную в системе Макран, Растов успел усвоить, что у Тэрты есть четыре луны – все безатмосферные, каменистые, стерильные, как хирургические перчатки.
Это, надо полагать, была одна из них. Вероятнее всего – спутник по имени Курд.
Но что, если нет? Мог ведь быть и крупный астероид наподобие Цереры из Солнечной системы?
Но рассуждения на отвлеченные астрономические темы быстро отступили на второй план, потому что в поле зрения майора появилось нечто.
Это «нечто» имело размеры, сопоставимые с тем самым аппетитным караваем гипотетического спутника Тэрты.
Впрочем, Растов быстро сообразил, что дело в разнице расстояний. Реально спутник Тэрты был, конечно, качественно больше. Но «нечто» все равно внушало: оно имело не то восемь, не то шесть километров в поперечнике, что сразу указывало на его вызывающе инопланетное происхождение. Ведь Растову было совершенно точно известно, что самый большой орбитальный объект Великорасы, завод «Абигайль», имеющий близкие габариты, находится не здесь, а в системе Лукреция. Да и выглядит он совершенно иначе.
