более было не ясно, как их там примут, и вообще, найдут ли они для себя ночлег.
Разумеется, что после вчерашних возлияний, Элина много пила. В ожидании сервисной станции или какого-то кафе, где был бы туалет, она упустила время. Теперь, превозмогая себя и отбросив ложный стыд, попросила:
– Останови мне где-нибудь у лесочка.
– Зачем? – не понял Богдан. Потом, сообразив, спохватился: – Конечно!
Для того, чтобы подъехать к лесу, ему пришлось свернуть по указателю «Фонтенбло». Остановившись на обочине узкой дороги, он деликатно уткнулся в телефон.
Элина вышла из машины и зашагала по тропинке через мелколесье. Но чем дальше она углублялась в лес, тем больше он ее очаровывал. Здесь все деревья были могучими, а пространство между стволами пронизывали солнечные лучи.
Зеленая трава перемежалась каменной породой, вышедшей из глубин земли на поверхность. Повсюду лежали огромные, многометровые валуны, по большей части яйцеобразной формы.
Но то, что ожидало Элину, когда она возвращалась к машине, никак не попадало в ряд обычных событий. Из глубины леса показалась галопирующая кавалькада и на большой скорости помчалась на нее. Всадники, одетые в старинные одежды времен французских королей, стояли в стременах и в исступлении хлестали лошадей.
Опешив вначале, Элина что было мочи заорала от страха и юркнула в щель между валунами. В голове толчками пульсировала кровь, испуг не давал ей вздохнуть полной грудью.
Безумная кавалькада промчалась мимо, за ней на большой скорости пронесся автомобиль со съемочной группой и камерой.
И тут Элина заметила Богдана, бежавшего по тропинке к ней. Она бросилась навстречу ему.
– Я видел. Успокойся. В лесу Фонтенбло снимают кино. – Он обнял Элину, и они зашагали к машине.
Заметно стемнело. До Шато де Карматин осталось сто километров. Слабые фонари, едва освещавшие дорогу, подчеркивали наползавшую темноту, в которой исчезали дома и указатели с надписями. На небе сгустились облака, окончательно поглотив последние лучи заходящего солнца. В автомобиле царила тишина, пронизанная монотонным урчаньем двигателя и шорохом колес на асфальте.
Замок Карматин стоял на холме, и по огням был заметен издали. Дорога привела их к узорчатым чугунным воротам, рядом с которыми на столбе висела коробка с переговорным устройством.
Богдан, не выходя из машины нажал на кнопку звонка. Из переговорного устройства ответили по-французски:
– Bonsoir! Comment puis-je vous aider?[9]
Не возлагая больших надежд на положительный ответ, Богдан рассчитывал на удачу.
– Мы заблудились. Ночь застала нас в дороге. Ищем ночлег.
И в этот момент случилось настоящее чудо. Раздался громкий щелчок, и ворота начали открываться.
– Езжайте по дороге до замка, у нас имеются два свободных номера.
Замок оказался каменной постройкой квадратной планировки с остроконечной мансардой. Его окружал заполненный водой ров с переброшенным через него пешеходным мостом.
Богдан и Элина оставили машину на дороге у рва, прошли через в арку и оказались в мощеном булыжником внутреннем дворе. Там, войдя в освещенный подъезд, оказались в вестибюле заурядного отеля.
Вскоре, получив ключи, они разошлись по своим номерам.
Флешбэк № 5
Из дневника Александра Курбатова, поручика Лейб-гвардейского Семеновского полка
Август 1812 года
25 августа. Воскресенье. После полудня, каждый из нас готовился встретиться с врагом. По всему лагерю прошло шествие духовенства. В полном облачении, с зажженными свечами и хоругвями они пронесли икону чудотворной Смоленской Божией Матери, которую мы вынесли из горевшего Смоленска. Это событие укрепило веру и чувства каждого из нас. Икона медленно плыла над нашими головам, тысячи русских солдат падали на колени, и усердно молились.
Все смирились и со всею страстью обратились к Всевышней силе. Солдаты одевали белые рубахи, готовясь к славной и святой смерти за Родину.
В ночь на двадцать шестое августа над Бородинском полем царила глубокая тишина.
26 августа. Понедельник. С утра мы переменили позиции, и стояли напротив французов в полном бездействии. Местность была открытой, с холма хорошо просматривалась большая часть обеих армий. И мы, и французы стояли лицом к лицу, как будто замерли.
Перед рассветом прозвучал первый выстрел нашего орудия, который возвестил о приближении неприятеля. Бородинский бой начался!
Семеновцы встали в ружье в самом начале сражения и находились под огнем неприятеля, но до полудня активного участия в битве не принимали.
27 августа. Вторник. При первых лучах солнца прозвучали пушечные залпы. Сокрывшись в лесу, за густым кустарником, мы нашли там защиту в ожидании приказа выступить.
Мощные атаки нашей кавалерии заставили врага отступить. Пехоте удалось успешно отразить наступление неприятеля, но егеря, присоединившиеся к нам утром, проявили неосторожность на аванпостах, что принесло нам большой урон. Тем не менее наша бригада, в составе Семеновского и Преображенского полков, стояла под огнем вражеских батарей в продолжение четырнадцати часов. Суровые испытания не смогли сломать стойкость и хладнокровие русского солдата.
К вечеру выстрелы смолкли с обеих сторон. Наши войска стояли на прежних позициях, но в строю осталось две трети состава.
Непроницаемая тьма опустилась на поле боя, положив конец Бородинской битве. В полночь Кутузов приказал своему войску отступать на Можайск.
Флешбэк № 6
Письмо Мишеля Шарбонье, капитана La Grande Armée
Август 1812 года
Моя дорогая Эмилия! Вы просите в письмах, чтобы я рассказывал о своих лишениях, которые претерпеваю в походах. С неохотой, но выполняю ваше желание, поскольку считаю, что грубая военная правда никак не должна вас печалить.
Двадцать пятого августа весь день прошел в приготовлениях к большому сражению. Двадцать шестого августа, в шесть часов утра пушечный выстрел гвардейской артиллерии возвестил о начале боя. Был дан приказ атаковать деревню Бородино, занятую егерским полком русской гвардии.
Вы будете удивлены, дорогая Эмилия, насколько странен и нелеп современный бой. Вообразите себе, как две противоборствующие армии медленно подходят к полю сражения и открыто располагаются друг против друга. И все эти приготовления исполняются в спокойствии и порядке. В тишине каждый слышит громкие приказы неприятельских командиров.
И вот, по данному сигналу, вслед за зловещим молчанием, внезапно следует немыслимый грохот. В течение нескольких часов обе армии стоят неподвижно, и действует только артиллерия.
До конца своей жизни не забыть мне того возвышенного чувства от вида этого поля сечи, сверкающей на солнце амуниции пехотинцев и кавалеристов, два строя, марширующих навстречу друг другу.
Оба войска горели нетерпения сразиться, и бой скоро начался.
Наш батальон подвергся губительному огню Семеновского полка. Мы двинулись вперед и овладели укреплениями. Справа от дороги возвышался большой редут, откуда расстреливали всех, кто приближался. Добежав до редута, мы ворвались в него и перебили русских артиллеристов на их орудиях. При этом были убиты многие из моих солдат.
