Вновь начались приготовления к отъезду. Как посланец колчаковского правительства я получил целый ворох рекомендательных писем в различные американские организации, имевшие связи с Россией. Но это не всё. Молва о том, что я сумел не только достичь США через Северный Ледовитый океан, но ещё и вернуться, создала мне репутацию «надёжного курьера», поэтому, прослышав про мой грядущий отъезд, весь город потянулся ко мне с поручениями. Кооперативы несли образцы своей продукции, простые омичи – письма и посылки знакомым, а архиепископ Сильвестр[81] – мирницу с освящённым миро для главы американской православной церкви.
На этот раз мой путь пролегал через Владивосток, куда я добрался поездом (к счастью, без приключений); затем морем до японского порта Цуруга; оттуда вновь поездом – до города Йокогама неподалёку от Токио. По пути в Омск я пробыл в Токио всего несколько дней и практически ничего не успел увидеть. Теперь же в ожидании американской визы решил устроить себе небольшую экскурсию по стране. Отправившись за билетами на вокзал, я обратил внимание, что за мной по пятам следует японец, который ещё в гостинице подозрительно на меня поглядывал. Стоило мне ускорить шаг – и он ускорял, стоило остановиться – и он останавливался. Прямо как в детективном романе! Решив, что мной заинтересовалась японская разведка, я направился к моему преследователю и обратился к нему по-русски. «Слушайте, – сказал я, – если вас всё равно ко мне приставили, почему бы вам не выступить в роли гида. Я даже готов оплачивать ваши услуги». Японец совершенно растерялся, попятился и растворился в толпе. Надо ли говорить, что когда я купил билет и подошёл к своему вагону, он уже меня ждал. Гид из него получился прекрасный. А по чьему поручению он за мной следил, я так и не выяснил.
В следующий раз мне довелось побывать в Японии лишь через сорок лет. За эти годы страна изменилась до неузнаваемости. Но в моей памяти она осталась такой, как я увидел её впервые: исконной, нетронутой европейской цивилизацией, насквозь пропитанной стариной. Последние несколько дней я провёл в городке Мияношита – одном из самых живописных мест на земле[82].
Наконец, американская виза была получена, и я поднялся на борт японского корабля, отбывавшего из Йокогамы в Сан-Франциско с заходом в порт Гонолулу. За время суточной стоянки у берегов Оаху я успел объехать на машине весь остров, поразивший меня своей самобытностью (ныне во многом утраченной). Уже возвращаясь в порт, я увидел у дороги огромную гору ананасов и решил купить два, чтобы съесть их на корабле. Дав торговцу доллар, я жестом объяснил ему, что сдачи не надо и что ананасы следует положить на заднее сиденье машины. После чего, вполне довольный собой, отошёл сделать несколько фотоснимков. Вернувшись назад, машины я не нашёл. Она была буквально погребена под ананасами. Оказалось, что за доллар я скупил практически всю гору. Раз уж так вышло, я решил взять несколько ананасов в Нью-Йорк в подарок друзьям. Но до друзей они не доехали. Таможенник в Сан-Франциско безжалостно выбросил их в большой алюминиевый бак с надписью «Отходы». С тех пор я твёрдо усвоил, что ввоз свежих фруктов в США категорически запрещён.
Из Сан-Франциско в Нью-Йорк я доехал на поезде. За время этой поездки я перебрал в памяти бурные события последних 18 месяцев, за которые успел дважды обогнуть земной шар. Пора было остепениться.
Новая жизнь 1919-1928
Вскоре после приезда Зворыкина в Нью-Йорк пришла весть о падении правительства Колчака[83]. Необходимость отправки товаров в Омск отпала, и американский координатор Министерства снабжения оказался не у дел. Зная, что российское посольство в Вашингтоне не признало большевистское правительство, Зворыкин отправился на встречу с послом России в США Борисом Бахметьевым[84] в надежде устроиться на службу в посольство. Единственное, что Бахметьев смог ему предложить, – место специалиста по работе на арифмометре в бухгалтерии Российской закупочной комиссии в Нью-Йорке. Поскольку финансовое положение Зворыкина в этот период было почти отчаянным, он согласился. Одновременно он начал усиленно заниматься английским языком и переехал в Бруклин, где жильё было значительно дешевле, чем на Манхэттене.
Окончательно осев в Нью-Йорке, Зворыкин по посольским каналам выяснил берлинский адрес жены и предложил ей переехать в Америку. Супруги сняли небольшой дом в городке Маунт-Вернон (штат Нью-Йорк), где жизнь постепенно вошла в спокойное и размеренное русло. Слегка подтянув английский и поправив денежные дела, Зворыкин приступил к поиску работы по специальности.
Я разослал множество писем в разные инженерные компании с предложением услуг, но поначалу никто не проявил заинтересованности. Наконец, пришло приглашение на собеседование из Питтсбурга, штат Пенсильвания. Компания Westinghouse Electric[85] искала специалиста для работы в исследовательской лаборатории. Я поехал знакомиться.
Лаборатория произвела на меня такое сильное впечатление, что я подписал контракт прямо на месте, несмотря на более чем скромное жалованье. (В Закупочной комиссии я получал ровно в два раза больше.) Друзья моего решения не одобрили: с их точки зрения, переезд в незнакомое место на неизвестную работу с ничтожной зарплатой выглядел полнейшим безумием. Да ещё Татьяна была на сносях. Но желание вернуться в профессию перевесило всё, и вскоре после рождения нашей старшей дочери Нины мы переехали.
Жизнь в Питтсбурге оказалась несравнимо дешевле нью-йоркской. Даже моего скромного жалованья с лихвой хватило на то, чтобы снять несколько просторных комнат в доме служащего телефонной компании, с которым мы вскоре сдружились. Работа захватила меня с головой. Наш отдел занимался разработкой новой усилительной радиолампы (впоследствии получившей название WD-11[86] ). С её помощью планировалось улучшить качество приёма передач, которые теперь регулярно транслировались с новой радиовещательной станции KDKA, построенной Франком Конрадом[87]. Работали мы напряжённо, иногда сутками напролёт. Но мне нравилось ощущать себя частью общего дела, нравилось, что мой вклад ценят.
У каждого из нас был свой участок работы, и я отвечал за подготовку катодов для радиоламп. Чтобы повысить эмиссию электронов, катод необходимо было подогреть, для чего платиновая нить накала (эмиттер) покрывалась тонким слоем бариево-стронциевой окиси. Производилось это вручную, и толщина покрытия всякий раз выходила разная. Постепенно я разработал и сконструировал полуавтоматическое устройство, позволявшее не только ускорить, но и унифицировать процесс напыления. Поскольку собрал я его вручную из доступных мне материалов, агрегат получился громоздкий. Он приводился в действие сжатым углекислым газом, поступавшим по резиновой трубке. Для активирования окисей я использовал жидкую канифоль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
