С иконоскопом дело обстояло похуже. Мы долго искали способ перевода изображения в электрический сигнал. Добиться однородности фотомозаики никак не удавалось. На разных участках мишени светочувствительность и электроёмкость были различны. Чтобы не откладывать испытание других компонентов электронной системы, был сконструирован временный механический передатчик – сканирующий диск. Поскольку передавать планировалось в основном кинофильмы, мы оснастили диск вибрирующим зеркальцем, разработанным специально для этой цели. Пользуясь этим приспособлением вместо иконоскопа, мы начали транслировать кинофильмы на расстояние в тестовом режиме. Первый собранный в лаборатории телевизионный приёмник я установил у себя дома, в восьми километрах от лаборатории.
Приблизительно тогда же произошёл эпизод, который, хоть и не имел прямого отношения к моим исследования, надолго оставил крайне неприятный осадок. Как-то вечером в моём доме раздался междугородный телефонный звонок. Неизвестный на другом конце провода назвался мистером Расселом и пояснил, что звонит из Вашингтона. Он только что прибыл из Лондона в США по поручению крупного частного фонда, собирающего сведения об открытиях в области телевидения.
Фонд учредил премию наподобие Нобелевской и планирует вручать её за важнейшие телевизионные изобретения. Единственное условие: представитель фонда должен лично ознакомиться с функционированием и техническими характеристиками изобретения.
Помню, я сказал, что исследования носят конфиденциальный характер и мне нечего ему сообщить. Он начал настаивать, говоря, что второго такого случая может не представиться и что я горько пожалею, если упущу этот шанс. «Не спешите с ответом, подумайте, обсудите с начальством, – тарахтел мистер Рассел. – Я перезвоню через два дня». Чтобы хоть как-то отделаться от него, я согласился.
Наутро я пересказал этот разговор мистеру Кинтнеру, добавив, что не верю ни единому слову этого самозванца. Мне было очевидно, что меня пытаются надуть. Кинтнер же предположил, что это происки конкурентов, которые жаждут выяснить, как далеко мы продвинулись в своих исследованиях. «Давайте их немного подразним, – предложил он. – Приёмник же у вас дома, а не в лаборатории. Вот и пригласите этого мистера Рассела к себе на «просмотр» – пусть у него глаза на лоб вылезут».
Через два дня означенный господин явился ко мне домой и посмотрел по моему телевизору переданный из лаборатории короткий диснеевский мультфильм с развёрткой в 60 строк. Эффект превзошёл все ожидания: гость впал в состояние шока. Оправившись, он долго тряс мою руку, поздравлял и уверял, что награда мне практически обеспечена. Только тут я сообразил поинтересоваться, о какой сумме идёт речь, и мистер Рассел назвал цифру, в несколько раз превышавшую размер Нобелевской премии. Это окончательно убедило меня, что всё происходящее либо надувательство, либо розыгрыш, и я потребовал, чтобы он назвал истинную цель своего визита. «Уверяю вас, мистер Зворыкин, – затараторил он, – я представляю независимый фонд, который скоро сделает вас миллионером». С этими словами мистер Рассел откланялся. Надо ли говорить, что больше я никогда его не видел.
Через несколько лет мне напомнил о нём Фило Фарнсворт[94] во время моего визита в его лабораторию в Сан-Франциско. Оказалось, что Фарнсворт слышал об этой истории от редактора Отдела науки газеты San Francisco Chronicle. История, что называется, «пошла в народ», обросла нелестными для меня подробностями. Это больно кольнуло.
Вообще, «предложение» загадочного мистера Рассела попортило мне немало крови. Во-первых, «бриллиантовый дым», замаячивший было на горизонте в виде баснословной премии, необычайно взбудоражил воображение моей жены. Она успела нарисовать себе безоблачную картину нашего грядущего благоденствия. Когда «дым» рассеялся, наши и без того непростые отношения ещё более осложнились. Во-вторых, я сделался предметом постоянных подтруниваний коллег по лаборатории, которые не видели в происшедшем ничего обидного. Скорее наоборот: в свете недавнего «триумфа» моего изобретения в отделе бытовой техники главного питтсбургского универмага, им казалось, что это ещё одно свидетельство моей растущей славы. Я же был в бешенстве от того, что за какой-то дешёвый трюк с дистанционным включением и выключением стиральной машины нашу лабораторию вознесли до небес, а когда мы действительно оказались на пороге грандиознейшего открытия, никому до нас дела не было, кроме какого-то проходимца.
Сейчас это кажется невероятным, но в ту пору руководство компании Westinghouse (за вычетом нескольких человек, включая мистера Кинтнера) не видело коммерческого будущего за телевидением, считало его чуть ли не моей блажью. Денег на разработки выделялось недостаточно, обнародовать наши открытия нам запрещалось, и в итоге мы упустили шанс настоящего прорыва. За четыре года работы в компании я получил патенты на тридцать различных изобретений (не считая ещё дюжины заявок, лежавших в патентном бюро в ожидании рассмотрения) и всё чаще задавал себе вопрос: стоит ли продолжать мою постоянную борьбу за электронное телевидение, учитывая полнейшее отсутствие интереса у вкладчиков? Но и отступиться, не доведя свою систему до конца, я не мог. Мы принялись за усовершенствование иконоскопа.
Как я уже писал выше, добиться стабильного воспроизведения чёткой картинки не удавалось. Мне было очевидно, что решить проблему можно, лишь разработав новое светочувствительное покрытие (мозаичный фотокатод), которое позволяло бы не только «считывать» световые сигналы, но, что ещё важнее, «накапливать» заряд. Именно это свойство накопления заряда и позволило иконоскопу превзойти все предыдущие модели сканирующих устройств, сделав его в итоге почти таким же чувствительным, как человеческий глаз.
После серии экспериментов нам удалось найти довольно простой способ получения необходимого покрытия. Оказалось, что обычное напыление серебра на слюдяную пластину с её последующим нагреванием в вакууме до определённой температуры создаёт прекрасную фотоэлектрическую мозаику из нескольких тысяч мельчайших серебряных капелек. Другая сторона пластины покрывается тонким сплошным металлическим слоем. Серебряные капельки образуют мельчайший растр (каждая капелька – фотоэлемент). Общим анодом для всех служит слой металла, покрывающий внутреннюю стенку стеклянной колбы так, что прозрачным остаётся только окно, через которое на растр отбрасывается передаваемое изображение.
Мозаичный фотокатод стал последним «недостающим» звеном на пути к созданию современного электронного телевидения. Первые «опытные» образцы иконоскопа, созданные в лаборатории по нашему методу, доказали свою надёжность и впоследствии служили годами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
