Джейми и мама проходят за нами в крохотное пространство за сценой, где пол подозрительно липкий. Мама желает мне ни пуха ни пера, Джейми подмигивает, а потом мы с Анджело и Стеф внезапно оказываемся перед зрителями. Я успела только мельком взглянуть на них прежде, чем включились прожекторы, и я стала видеть только на полтора метра перед собой. Но теперь зрители кажутся мне чудовищными, словно хотят сожрать нас, крича друг на друга и глотая свои напитки. Я несколько раз моргаю, пытаясь привыкнуть к ослепительно белому свету. Парень, отвечающий за звук, объявляет нас в громкоговоритель, и после обратного отсчета Анджело мы начинаем. Я не должна ничего говорить публике, пока мы не закончим — у нас всего три песни, чтобы произвести впечатление.}
Сейчас что-то идет не так. Со сцены на меня смотрят мониторы, но я не слышу в них себя — только бас-гитару Энджело и свою гитару. Почему-то от ударных Стеф меня бросает в дрожь. Вся моя энергия уходит на старания поддерживать ритм, и я лажаю на гитарных партиях больше раз, чем могу сосчитать. Я даже не двигаюсь на сцене как обычно, потому что из-за танцев еще труднее слушать, что я делаю. Я знаю, что смотрюсь скучно — Энджело выставляет вперед подбородок каждый раз, когда я на него смотрю, как бы говоря мне шевелить задницей, но я, в основном, стою неподвижно. Между второй и третьей песней он кричит звуковому парню за сценой, чтобы он включил меня на мониторах — мне надо было раньше об этом думать — но насколько я могу сказать, ничего не меняется.}
Мы в середине нашей последней песни, когда я совсем теряюсь. Энджело называет несколько аккордов, чтобы привести меня в чувство, и я вижу смертельный ужас в его глазах. Потом я понимаю, что вижу еще и публику — прожекторы больше меня не слепят. Я смущенно оглядываюсь и вижу Стеф, которая поет во весь голос и играет на ударных, как профи. Человек, управляющий освещением, убрал свет с солистки и перевел его на бэк-вокалистку, потому что она реально выступает, в отличие от потерянной солистки. Стеф ловит мой взгляд и хмурит брови в недоумении — она понятия не имеет, что происходит. Я снова поворачиваюсь к микрофону.}
Все расплывается, и вот мы уже в гримерке, а я понимаю, что забыла сказать свои слова в конце выступления. Люди из других групп ждут чтобы поздравить нас, но я знаю, что Энджело хочет схватить }меня за горло и придушить. Вместо этого он берет меня за плечи и говорит, с трудом стараясь сохранять спокойствие: — Какого хрена, Свитер?}
}Мама в другом конце комнаты вздрагивает.}
}— Энджело, — говорит Джейми.}
}Энджело смотрит на Джейми, который движением головы указывает на маму, стоящую рядом с ним. Энджело краснеет.}
}— Извините, миссис Це, — говорит он, а потом поворачивается ко мне. — Но какого Х?}
}— Я себя не слышала! — звучит так, словно я защищаюсь, но это правда — я не слышала себя.}
}— Ну, блин, зато я уверен, что меня слышала. Почему ты не шевелилась? И ты забыла аккорды на проигрыше, ты хоть занималась? Ты обещала, что будешь заниматься!}
}— Я все время занималась, — лгу я. — Но если я не слышу себя, я не могу держать ритм. А если я не держу ритм, как я должна играть и делать все остальное?}
}— Если ты не слышишь себя, ты должна еще больше танцевать!}
}Ты должна скрыть эту фиготень!}
}— Откуда мне это знать, Энджело? Это мое второе выступление!}
}Энджело злится так, что начинает брызгать слюной и махать руками.}
}— Как… ты… если бы ты занималась, Свитер, как я тебя просил…
Джейми в ту же секунду оказывается рядом с нами.
— Полегче, чувак.
Энджело уже готов начать выяснять отношения с Джейми, когда в комнату входит парень из студии звукозаписи. Он высокий, с идеально растрепанными волосами, одет в пиджак, винтажную футболку и темные джинсы без единой складки. Энджело неожиданно расплывается в улыбке.
— Чувак, спасибо, что пришел. Рад тебя видеть, чувак.
— Да, чувак, да. Звук здесь отстойный, как всегда в таких местах, — он оглядывает комнату, будто боится к чему-нибудь прикоснуться. Мне нравятся твои песни, чувак. Ты хороший автор. Привет, я Дэн, говорит он Стеф и тянется через меня, чтобы пожать ей руку, а его взгляд скользит по всей длине ее стройного тела.
Я смотрю на Энджело — замечает ли он, но после комплимента от этого парня он просто вне себя от радости и не понимает, что происходит.
— Хорошая работа на ударных.
— Спасибо, — по-деловому говорит Стеф. — Это Рози, — добавляет она.
Дэн не жмет мне руку, едва кивая мне, а потом поворачивается к Энджело. Меня тошнит, я могу целый сценарий написать о том, что происходит. Думаю, и Энджело тоже.
Я чувствую на себе взгляд Джейми, но не могу сейчас посмотреть на него, даже если мне за это заплатят.
— Так, слушай, чувак, я думаю, нам стоит вместе поработать. И мы сможем достать денег на демо-запись, если вы кое-что поменяете.
Энджело бледнеет. В прошлый раз он проходил через это в позиции проигравшего.
— Поменяем, — осторожно повторяет он.
Дэн поворачивается ко мне:
— Слушай, кис, тебе сколько лет? Пятнадцать? Шестнадцать?
— В мае будет семнадцать, — отвечаю я.
— Да ты еще молодая. Все у тебя сложится отлично. Могу сказать, что петь ты умеешь, но ты не гитаристка. Этот проект не для тебя.
На сцене начинается выступление следующей группы, их музыка грохочет из мониторов в гримерке. Дэн раздраженно на них смотрит, а потом тянется к мониторам и выключает их.
— Рози — моя солистка, — настаивает Энджело. — Мы можем взять другого гитариста.
Взгляд Дэна устремляется к Стеф, охватывая ее всю, от рыжих волос до длинных ног — у меня такое ощущение, что стоит сказать ее маме. Его улыбка становится практически хищной, когда он говорит:
— Чувак, твой счастливый билет — ваша местная «Florence + TheMachine».
— Но… но… — запинается Стеф.
— У нее есть свой образ. Она поет и играет на ударных. Она привлечет к вам намного больше внимания, чем эта, больше внимания, чем вы сможете выдержать.
Он говорит так, будто мы — собственность Энджело, и он может поступать с нами, как пожелает.
Мне не хочется сдаваться, но, судя по моему сегодняшнему выступлению, этот тупой парень прав. Из Стеф получится артистка лучше, чем из меня. Она яркая и харизматичная. Людям хочется на нее смотреть.
Мне тут нечего делать.
Я чувствую теплую и знакомую руку Джейми в своей, его голос напоминает мне, что я все еще существую, хоть тупица меня и не замечает.
— Идем.
Мама подает мое пальто Джейми, и говорит мне: «Увидимся дома», а потом Джейми уводит меня от всего этого. Мы выходим на стоянку через заднюю дверь. Февральский ветер бьет мне в лицо — ледяной, обжигающий — и наполняет мои легкие истинным духом Дня Святого Валентина. Джейми набрасывает пальто мне на плечи и как обычно открывает мне дверь машины. А потом мы просто уезжаем.
