— Умелец, сколько просишь за такой кинжал? — интересовался Казимир, зачарованно глядя на тёмный металл безупречной работы клинка.
Торговец смерил ведуна брезгливым взглядом, хмыкнув, но всё же ответил:
— А что у тебя есть? Уж явно не червонное злато.
Стоящие рядом люди засмеялись. Казимир совсем не обиделся, гордо достав из-за пояса начищенный до блеска сребреник. Рядом кто-то ахнул. Не каждый из толкущихся здесь людей мог похвастаться таким, однако же торговец не выглядел впечатлённым.
— Вижу, человек, ты приличный, но этого всё равно будет мало.
— Ну, что ж поделать, — беззаботно отозвался Казимир. — Буду копить!
Его не оскорбило ни отношение людей, увидевших оборванца в чужом, неумело перекроенном соболином полушубке, ни надменность в голосе торговца. Казимир и не собирался покупать его товар, даже на глаз определив, что тот кинжал сущая драгоценность достойная если не кнеса, то его воеводы. Он уже хотел было, как вдруг кто-то настойчиво подёргал его за рукав. Обернувшись, ведун с удивлением вновь увидел торговца оружием. Тот поманил его, отводя в сторону и поинтересовался:
— Не местный? — он скорее утверждал, чем спрашивал.
— Ага, — ответил Казимир. — Воевода ваш меня привёз, кой-какая работёнка имеется.
— Вот оно, что, — понимающе покивал мужчина. — Слушай, это, конечно, твоё дело, ходить в обносках… Но можно же подобрать и что-то получше. Деньги у тебя есть. Могу посоветовать к кому обратиться.
Ведуну очень не хотелось в первый же день в большом городе оказаться обманутым, но желание поскорее расстаться с сребреником оказалось куда сильнее. Он довольно закивал, с трудом скрывая всколыхнувшееся в душе волнение. Скоро его подвели к прилавку, за которым стояла упитанная женщина в цветастом кокошнике, инкрустированном резными цветами, очень тонкой работы. Бабонька была в летах, однако вела себя бойко, тотчас взяв ведуна в оборот.
— Одеть, обуть, да накормить, — резюмировала она, оглядев покупателя с ног до головы.
— Накормить не надо, — робко улыбнулся Казимир. — Я недавно ел.
— То не тебе решать, — отрезала женщина, с прищуром снимая мерки одежды. — Такой тощий, что на тебе всё будет мешком висеть. Не бабские же вещи мне тебе предлагать!
— Бабские не надо, — смущённо протянул ведун.
— Ладно, заходи за прилавок, да сымай это тряпьё, — решительно заявила купчиха.
— Прямо здесь? — изумился Казимир, робея.
— Нет, можно до леса сбегать, — грозно отрезала бабонька, игнорируя его сомнения.
Готовых рубах было немного и все оказались сильно велики, но подобрав ту, что более прочих пришлась покупателю по нраву, женщина тотчас отдала её на перешивку дочери. Тот и глазом не успел моргнуть, как натягивал на грудь новёхонькую по колено длинной коричневую робу с зелёными манжетами. За место старых сношенных до дыр и множество раз штопаных тканых штанов, у него теперь были кожаные, непривычно жёсткие, но очень плотные. Это качество Казимир тотчас оценил особенно, помятуя, как страдали от мелких ран ноги в его долгих походах по лесу. Вместо лаптей, ведун обзавёлся бобровыми сапогами, которые сидели как влитые. В довершение всего на плечи Казимира лёг тёмно-синий плащ с медной застёжкой и головной обруч, подбирающий волосы. Купчиха была очень довольна собой, но Казимир тотчас смекнул, что его монета стоит немного больше. Он указал на пояс из тёмной кожи со множеством крючков и застёжек, про себя прикидывая, как будет удобно на нём развесить мешочки со снадобьями. Ведун поглядывал на него всё время, пока расторопная торговка с дочерями хлопотали вокруг. После непродолжительного торга та согласилась уступить, и к вящему удовольствие Казимира, он вернулся на улицу совершенно иным человеком. Не то, чтобы ведун шёл горделиво, он никогда не питал страсти к хвастовству, но всё-таки сиял, как новенький самовар.
Побродив вдоволь, изучая незнакомые улицы и чужие дома, ведун время от времени обращался к местным с простыми и бесхитростными вопросами.
— Не слыхали ль вы, что стряслось на шахте? Болотник людей гоняет? А где именно его видели? У какой-то одной шахты нечисть проказничает или где-то по дороге людей вылавливает?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Отвечали очень по-разному. Кто-то охотно излагал обросшие несущественными подробностями слухи, другие пересказывали одни и те же заученные версии произошедшего, иные же и вовсе ничего не слыхали. Очень быстро Казимир смекнул, что о «бушующем» на болотах подле шахт неизвестном духе вообще мало кто знает. Главное, что ему удалось понять — никто толком его не видел, кроме старателей, а те, чуть что давали дёру, хотя жертв пока не было. Это и удивило ведуна больше всего.
«Не станет болотник просто так людей гонять. Это в конце концов опасно. Значит, либо кто-то прикидывается болотником, либо его с кем-то путают».
Сказать по правде, болотник мог быть недоволен самим присутствием людей в непосредственной близости. Шахты по добыче железной руды ставились на болотистых участках. Сначала выкапывали яму, в ней строили деревянную клеть, возводили опоры и начинали углубляться. Дух мог быть разгневан тем, что в его вотчине постоянно стучали заступы и кирки. Такое можно понять. Но ведь кто он таков, супротив людей с города? Захотят извести ж, изведут, то вопрос лишь желания. Вот, ежель у него обида какая имеется… Но узнать про то, не обижали ли болотника, так и не удалось. Старатели по большей части были неразговорчивыми и отвечать на вопросы незнакомца не желали. Но ведун привык к упорству в работе, и, наконец, нашёл того, кто смог ему помочь.
Молодого мальчишку лет двенадцати, которого Казимир отыскал к исходу дня, звали Желан. Он был младшим сыном старателя и только обучался отцовскому ремеслу. Тот с двумя старшими братьями пропадал в шахте по паре недель, а опосля возвращался на отдых. Желан следил за хозяйством и сёстрами, выполняя роль единственного мужчины в доме, пока отсутствовали отец и братья. Ведун сразу смекнул, что ему очень хочется уходить на работы вместе с батькой, но поскольку довольствоваться приходилось сидением в городе, парень старался извлечь какой-то прок хотя бы из этого. Он делал вид, что гордится выполняемой функцией «головы» в доме.
— Тяжело поди, когда всё на тебе одном? — участливо осведомился Казимир.
— Ничего не поделаешь, кто-то должен за всем смотреть, — с достоинством ответствовал Желан. — Бабы ж без меня что? Пропадут сразу. Как без мужской руки, да твёрдого слова.
— Это точно, — кивнул Казимир. — Но ведь и родичам в шахтах тоже, поди, не сахар?
— Это наш родовой промысел. Старатель — почтенная работа. Кнес ценит наш труд и никогда не обижает. Всё, что добыли идёт на плавку лучшей стали до самых красных гор.
— Хорошо, когда свою работу любишь, — продолжил Казимир, стараясь его разговорить. — Но всё ж таки бывает и тяжело? Этого не надо стыдиться. Каждому бывает тяжело. Жизнь, она ведь не бывает лёгкой.
— Да нет, — рассеянно отвечал Желан. — Разве что вот болотник этот нынче выискался… Раньше ж такого не бывало, а теперь гоняет народ!
— А твои братья и отец его видали? — ухватился за нужную нить ведун.
— Не, — с явной досадой в голосе протяну парень. — Если б мой батька его увидал, то в раз бы в землю заколотил. Он у меня знаешь какой? Кулаки во! — Желан показал в воздухе кулак, размер которого превосходил его собственную голову. — Потому-то болотник и не разбойничает, когда мои на работу выходят.
— Но я слыхал, что пока болотник никого не забрал. Иль может кого-то скрал так, что никто и не знает?
— Мне про то неведомо, — пожав плечами, ответил Желан, жуя травинку. — Из тех, кого я знаю, никто не сгинул.
— А до этого? — не унимался Казимир. — Может, раньше кто-то из старателей пропал?
— Дык… это… на сколько раньше? — удивился парень. — Всяко ж бывало. Вот, помню годин пять тому назад, парнишка один на речке утоп, так его мамка до сих пор туда приходит, с ним, тобишь, всё попрощаться не может.
— Не то, — покачал головой ведун. — Вообще в тех местах пропадал кто из местных? В лесу, на самих болотах?
