городе…
Мрак хмыкнул, это знакомо, когда самого верного и честного правитель гнетет и обижает, а лизоблюды кормятся с его стола и воруют прямо из карманов. Мелигерда словно ощутила его мысли, нахмурилась, топнула ножкой. Голос зазвенел:
– Отныне вся власть над войсками отдана воеводе Скалогрызу! Он – верховный воевода. Вы можете расходиться по домам… Хотя нет! Сейчас из подвалов выкатят бочки с вином, вынесут окорока. Надо отпраздновать… да не мое чудесное спасение, а что нас посетил самый великий из героев… вот он!.. Сейчас он назовет свое имя… Возможно, назовет. Нашими волхвами было предсказано, что однажды нас посетит величайший из героев, после чего жизнь тцарства изменится…
В толпе заорали, а со стороны ворот показались вооруженные всадники. Впереди мчался грузный человек в остроконечном шлеме, седая борода веером закрывает грудь, а из-под кольчужной сетки ветер выпростал и трепал седые волосы. Таких стареющих, но полных силы воителей Мрак встречал по всему свету, и везде они воеводы, только называются по-разному.
Толпа расступилась, всадники проехали к помосту. Грузный человек всмотрелся в принцессу, подозрительно зыркнул на Мрака и Ликию. Мясистое лицо дрогнуло в скупой улыбке:
– Рад, что обошлось.
Принцесса вскрикнула:
– Обошлось?.. Скалогрыз, у тебя нет слов потеплее?.. Не дивно, что мой отец… Принимай власть над всеми, кто носит оружие, а я с гостями пока вернусь в терем.
Втайне Ликия надеялась, что Мрак поблагодарит, скажет что-нибудь нужное и красивое, что-нибудь о долге, после чего каждый своей дорогой, но, к ее страху и горечи, он лишь коротко кивнул:
– Благодарю. Принимаю.
По дороге их разлучили. Ее повели смыть пот и грязь, пытались сменить одежду, но Ликия твердо стояла за свою, пришлось наскоро почистить, зашить прореху. Когда пригласили в главный пиршественный зал, она поняла по веселым крикам, шуму и запаху огромного числа людей, что пир уже начался.
Переступив порог, Ликия охнула, а по телу пробежала дрожь. Стены палаты уходят вдаль, словно она не в помещении, а среди бескрайней степи. Своды затаились во тьме, свет факелов и светильников туда не достигает. Ей даже почудилось, что оттуда смотрят звезды.
А сама палата показалась огромным сундуком с драгоценностями, с которого откинули крышку и осветили всеми факелами. Богато одетые люди, красные и синие ковры на стенах, медные держаки для факелов, блеск золотой и серебряной посуды на столах!
Люди уже сидели за столом, смеялись, пили, хватали руками жареное мясо. Мрака усадили по правую руку принцессы. А она, восседающая на троне выше остальных, блистала, как огромный самоцвет, чистый и ясный. Ее крупные иссиня-черные локоны красиво падают на плечи, на голове изящная корона с драгоценными камнями, крупные глаза блестят счастливо, пухлые губы то и дело раздвигаются в улыбке. Ликия видела отчетливо, что принцесса старается держать губы на месте, но они сами расползаются в стороны, уголками задираясь к маленьким розовым ушам.
Ликию хотели было посадить в дальнем конце, где не то простые воины, не то вовсе старшие слуги, но Мрак увидел, помахал рукой. Только он оставался обнаженным до пояса, но это не выглядело неприличным: с его бронзовой кожей и шерстью на груди он выглядел чуть ли не в доспехах. Ликию отвели и усадили с ним рядом. Это был самый длинный стол, который она могла вообразить. Он шел по всей длине палаты, а по самой палате хоть скачи на коне, затем изгибался, шел вдоль стены, оставляя место для сидений, и возвращался обратно. Стол похож на подкову, а знатные гости – на ярких жуков в праздничных блестящих крылышках. На многих доспехи горят золотом, Ликия понимала, что это не настоящие, пальцем проткнуть можно, зато как красиво!
Ошеломленная, она шепнула Мраку:
– Ты знал?.. Или хотя бы чуял?
– Что?
– Ну, когда начал пускать стрелы по Змею! Никто бы ни… Да и то, как ты лук деда моего согнул! Многие к нам в дом заходили, но никто даже близко не мог…
Мрак буркнул:
– Под лежачий камень вода не течет.
– При чем тут вода?
– Тихо…
Слева от принцессы сидел тот самый грузный воевода, что остался ей верен. Сейчас он стукнул пустым кубком о стол, поднялся. Разговоры мгновенно стихли, все повернули головы. К воеводе подбежал слуга, наполнил кубок красным вином.
Воевода поднял кубок на уровень груди, локоть оттопырил в сторону. Выглядело это необычно и красочно. Голос прозвучал зычно, истинно воеводский голос, уверенный и властный, привыкший перекрывать шум битв и ржание коней:
– Сегодня великий день!.. Исполнилось великое пророчество!.. В наши земли наконец-то явился витязь, о котором сотни лет предвещали волхвы и кудесники. И не просто явился… а в самый черный день, когда Змей похитил нашу королеву, а земли наши начали погружаться в черную пучину раздоров… Теперь принцесса Мелигерда снова на троне, а власть крепка, как никогда. Да будет так!
Гости кричали хвалу, здравицу, осушали кубки, снова наливали и снова пили до дна. Мрак улыбался, кивал, пил, звонко чокался кубком со всяким, кто тянулся к нему кубком или чашей, лицо казалось довольным, и даже Ликия с трудом могла заметить глубоко запрятанную прежнюю печаль. В глазах этого странного человека пряталась могильная тьма. Ей даже почудилось, что тьма начинает расширяться.
Потом, когда во время пира гости начали разбиваться на группки, Мрак поднялся из-за стола, исчез. Сердце Ликии упало. Ей показалось, что принцесса тоже встала и вышла, но, как оказалось, она лишь отвернулась и вполголоса беседовала со старым воеводой.
Омертвев, она ела то, что ставили перед ней, совсем не чувствуя вкуса, к вину не прикоснулась, негоже молодой женщине, заученно улыбалась и кивала, что бы у нее ни спрашивали.
Вдруг сильный голос негромко сказал прямо в ухо:
– Наедаешься?.. Умница, надо в запас. А теперь вставай и иди к конюшне. Я там уже оседлал двух коней.
Мрак довольно похлопывал себя по брюху, морда сытая, хотя в глазах все та же непонятная печаль. Не веря себе, она прошептала:
– Мы… мы уходим? Уходим, да?
– Поторопись, – шепнул он.
Он исчез, а она ощутила, что ее бьет лихорадка, а руки трясутся так, что ложка стучит по столу. Значит, герой согласился на пир, только чтобы не обижать спасенную? Да еще и коней успел где-то… И оседлал! Двух оседлал… Даже для нее! Своими благородными руками…
Она страшилась, что завизжит диким голосом от переполняющего, просто разрывающего счастья, вскочит на стол или сделает что-то сумасбродное. Стены замелькали, словно она катилась с горы. Выскочила на крыльцо, солнце уже опускается к горизонту, высоко в небе ярко-алые
