Шекспир кивнул. Он уже подумывал о том, чтобы закрыть школу на лето и отправиться в Уорикшир, подальше от чумы. Кроме того, у него появится возможность навестить семью, да и его браку это пойдет на пользу.
У Ладгейта ловцы собак окружили бездомных животных, чтобы переловить их и перерезать им горла – верный знак того, что ольдермены Сити опасаются, как бы отдельные случаи заболевания чумой не переросли в эпидемию. Эта мысль повергала в ужас.
Вдоль всей дороги попрошайки и бродяги в лохмотьях тянули свои тощие руки и культи в тщетной надежде на то, что им перепадет монетка от тех, кто проезжает мимо в плотном потоке крестьянских повозок и груженных лесом телег. Мрачное зрелище, означающее, что Англии грозит как неурожай, так и то, что военный бюджет придется пополнять за счет фондов казначейства. Когда они подъехали к Эссекс-Хаус, у открытых въездных ворот Шекспир увидел около дюжины бродяг. Макганн остановился возле них и принялся щедро раздавать милостыню, за что его многие благодарили, называя по имени, и снимали шляпы в знак приветствия.
– Они, конечно, всего лишь бродяги, но это наши бродяги, – произнес Макганн, объясняя свои действия Шекспиру, затем в голос расхохотался и, пришпорив коня, поехал через ворота.
Эссекс-Хаус был возведен на обширном участке земли между Темзой и Стрэндом. Сады владения простирались до самого берега, где была выстроена высокая стена с воротами, за которыми находились ступеньки, ведущие к небольшому причалу для лодок и барок.
Шекспир и его спутники спешились во внешнем дворе под бдительными взглядами отряда алебардщиков, крепко сжимавших свои алебарды с наконечниками в виде пики и топора. Сам дом напоминал улей, так энергично сновали туда-сюда люди. К ним быстро подошел конюх, которому они передали своих лошадей.
– Господин Шекспир, как вам сие скромное жилище? – спросил господин Макганн и, отступив назад, в восхищении оглядел огромное каменное строение.
Шекспир взглянул на возвышающийся фасад.
– Сорок две комнаты, сто шестьдесят слуг, но со временем слуг станет в два раза больше, не говоря уже о приходящей прислуге. На просторных кухнях можно приготовить угощенье хоть для королевского стола, а дом для званых обедов настолько прекрасен, что подойдет для приема любой коронованной особы. Все построено покойным супругом матери хозяина, графом Лестером. – Макганн шагнул к ступенькам главного входа; казалось, что бычья шея Макганна ведет за собой его туловище. С обеих сторон от входа, расправив плечи, неподвижно стояли алебардщики. Они явно хорошо знали Макганна, поскольку не стали требовать у него разрешения на вход. – Идемте, милорд Эссекс ждет вас в картинной галерее.
Граф стоял посреди украшенной причудливой лепниной галереи с высоким потолком. Справа от него находились четыре выходящих на юг окна высотой почти во всю стену, создававших вокруг графа полутень, подчеркивая его красивое лицо. Комната купалась в сияющем свете полуденного солнца, в окнах были открыты все форточки в надежде на хоть какой-нибудь ветерок.
Внешность графа поражала воображение. Высокий, в дорогом одеянии из белого шелка и жемчуга, с вьющимися зачесанными назад волосами, открывавшими его широкий лоб, и рыжей бородой, лежащей поверх круглого рифленого воротника. Слегка приподняв подбородок, граф пристально вглядывался в небольшую книгу, которую он держал в вытянутой левой руке, словно был литератором, а не военным. Однако, чтобы кто-нибудь не позабыл о его воинской доблести, правой рукой он невозмутимо сжимал рукоять своего церемониального меча.
Вся комната была увешана портретами: Эссекс в военных доспехах с колесцовым пистолетом, мечом и кинжалом; его мать, красавица Летиция Ноллис, в платье-балдахине, усыпанном драгоценностями; сестры Эссекса, Дороти и Пенелопа, по мнению многих, под стать своей матушке как красотой, так и… буйством натуры; его отец, покойный Уолтер Деверё, первый граф Эссекс, умерший в Ирландии при таинственных обстоятельствах: поговаривали, что он был отравлен; новый супруг Летиции, сэр Кристофер Блаунт, красавец, внешность которого заставляла думать о нем как о ненадежном человеке; и наконец самый большой портрет покойного отчима Эссекса, Лестера, мужчины, который первым покорил сердце королевы Елизаветы, но предал ее, женившись на Летиции (ради чего, по слухам, он и отравил ее прежнего супруга Уолтера).
А ведь это самое выдающееся семейство эпохи, подумал Шекспир, по влиятельности и величию не уступающее самим Тюдорам. Портрет Лестера был особенно примечателен, казалось, что он взирает на все вокруг с презрительным превосходством.
В нескольких ярдах от Эссекса за мольбертом, держа в руке кисть, стоял художник. С невозмутимым выражением лица Эссекс оторвал взгляд от книги и медленно перевел его в сторону Шекспира и Макганна. Он кивнул художнику, тот вытер кисть о ветошь, положил ее в футляр, где держал краски, масла и прочие инструменты своего ремесла, и отошел в сторону. Эссекс закрыл книгу и шагнул навстречу посетителям, немного ссутулившись, что характерно для слишком высоких людей.
Макганн, чей слуга Слайгафф остался за дверями галереи, осклабившись неспешно подошел к графу.
– Милорд…
Эссекс улыбнулся в ответ и, словно старого друга, хлопнул Макганна по плечу.
– Добро пожаловать, господин Макганн.
Макганн обернулся к Шекспиру и взмахнул рукой, представляя гостя:
– А это господин Шекспир, которого вы просили найти.
Шекспир почтительно поклонился.
– Познакомиться с вами – большая честь, милорд.
– Господин Шекспир, – произнес Эссекс, и его взгляд оживился, – а как я рад познакомиться с вами. И хочу заметить, для меня это тоже большая честь. Позвольте мне пожать вам руку.
Эссекс чуть не раздавил Шекспиру ладонь.
– Значит, господин Шекспир, вот она, та самая рука, что разделалась с убийцей, нанятым Филиппом Испанским, и спасла Дрейка. Вы всегда желанный гость в моем доме.
Шекспир поклонился.
– Вы делаете мне слишком большую честь, милорд.
– Сядем, выпьем вина. Его охладили на льду. Удивлены, господин Шекспир? Вы не знали, что у нас здесь есть ледяная пещера? Это древнее изобретение, мне написали о нем из Италии. Зимой вы собираете лед и складываете его в глубокий подвал, прикрыв соломой и конским волосом. И летом, даже таким знойным, как это, лед не тает, позволяя вам остужать вино и все, что пожелаете. Мне говорили, что это прекрасный способ сохранить свежесть рыбы. – Эссекс щелкнул пальцами, и вошел слуга с подносом. – А теперь, господин Шекспир, – произнес он, – вы, должно быть, желаете узнать, зачем я просил вас прийти.
Шекспир склонил голову, но промолчал.
– В положенное время я вам все расскажу. Но сначала позвольте мне задать вопрос о ваших делах. У вас школа для мальчиков из бедных семей?
Шекспир рассказал о школе Маргарет Вуд. Было заметно, что Эссексу это не интересно. Наконец он медленно покачал головой.
– Все это очень хорошо, господин Шекспир, – сказал он, – но вы не скучаете по своей прошлой жизни?
Шекспир и сам время от времени об этом подумывал, но здесь он не станет в этом признаваться.
– Всему свое время, милорд, я рад, что мне выпал шанс служить королеве; а сейчас у меня совсем другая жизнь.
– Но вы вынужденно расстались с должностью тайного агента. Полагаю, у вас с покойным и оплакиваемым всеми нами господином секретарем возникли разногласия по вопросу католического вероисповедания вашей супруги. Вокруг этого ходило столько разговоров.
Шекспир насторожился.
– Это было так давно, милорд.
– Да, господин Шекспир, я это прекрасно понимаю. Но повторюсь: вас устраивает должность школьного учителя?
– Да, милорд.
Макганн и художник молча слушали. Теперь Эссекс обратился к ним.
– Что скажете, господин Макганн? А вы, господин Сегар? Способен ли тигр растерять свои полоски и превратиться в домашнюю кошку?
Они рассмеялись.
– Совершенно невозможно, – произнес Макганн. – Какой мужчина променяет искусство войны, даже если это война секретов, на мир пыльных книг? Это невозможно. – Художник кивнул в знак согласия.
Прибыл слуга с четырьмя бокалами сладкого легкого канарского вина. Пригубив, Шекспир заметил, что напиток и в самом деле был холодным, освежающим и прекрасно подходил для такого жаркого дня.
– Итак, – сказал Эссекс, – к делу. Поговорим о причине, по которой я попросил вас прибыть сюда. Господин Шекспир, вам о чем-нибудь говорит слово «Роанок»?
Роанок. Кто же не слышал о Роаноке? Одно только это слово вызывало в воображении Шекспира образ далекого, экзотического берега, незнакомых растений, ядовитых созданий и, что опасней всего, туземцев. Роанок – исчезнувшая колония. Одна из самых таинственных историй эпохи.
