Катька надулась:
– Отлично. Про меня ты слушать тоже не желаешь?
– Про тебя как раз очень даже желаю. Но ты же меня уже час своей Мишкиной изводишь!
– Потерпи немного, сейчас и до меня, а потом и до тебя дойдем!
Я свинтила пробку со штопора и, швырнув ее в мусорное ведро, удивленно спросила:
– А я-то тут при чем?
– Всему свое время! – таинственно сказала Катька.
Итак, на прошлой неделе Катька навестила болящую Мыжж, насладилась видом восьмиугольной комнаты с оранжевыми стенами и узнала о счастливых переменах в мыжжиной судьбе. Катьке же похвастаться было совершенно нечем. И обои у нее в комнате были какого-то скучного песочного цвета, и личная жизнь завязла на месте, словно муха на липкой ленте, и сдвигов никаких не предвиделось. Катькин любимый мужчина всем был хорош – и умен, и мускулист, и тремя годами ее моложе, хотя и на три сантиметра ниже, и превосходно зарабатывал честным трудом сразу в нескольких ветеринарных клиниках, и души в ней не чаял, и даже дарил цветы не только на день рождения и Восьмое марта… Но последние два месяца они совсем перестали видеться. Звонил он ей, правда, каждый день, и каждый день, услышав в трубке его усталый голос, она с ужасом ждала, что именно сегодня узнает страшную правду: он ее больше не любит… он встретил другую… он пережил духовный кризис и решил уйти в монастырь… он нашел свое счастье с другим ветеринаром, причем мужчиной… Иногда ей хотелось самой предложить ему на выбор все эти варианты и спросить, что, черт побери, происходит, но она слишком боялась услышать в ответ: «милая, я уже месяц, как женат, и все не решаюсь тебе сообщить».
И тогда Мыжж, словно какая-то фея-крестная, вручила Катьке волшебную вещь.
– Какую? – спросила я, наклоняясь за упавшим с вилки куском сыра.
– Увидишь!
Таинственную вещь сама Мыжж положила в какой-то сектор Супружества – как раз перед судьбоносным падением в коридоре, – и приписывала ей невероятную магическую силу. Терять Катьке было решительно нечего, не считая почти потерянного ветеринара, так что вещь она взяла, посвятила целый день поиску сектора Супружества в своей квартире, и вещь туда положила. Настроение у нее при этом было самое отвратительное, и, чтобы хоть как-то заглушить грусть-тоску, она бесперебойно поглощала чипсы, печенье, семечки и шоколадные батончики с орехами. Неизвестно, что подвело Катьку – качество продуктов или их количество, но только к вечеру ей стало плохо. Приступы жесточайшей рвоты сменялись не менее жестоким поносом, а температура взлетела до небес.
– Выползаю я из тубзика, ползу по стеночке и думаю: ну, все, помираю…
– Господи, что ж ты мне не позвонила!
– Да я позвонила, у тебя никто не отвечал.
– А мобильник на что?
– Ну, я подумала, раз тебя дома нет, вдруг у тебя личная жизнь наладилась, а я со своими болячками все испорчу…
– Вот дура! Какая, к черту, личная жизнь! Я от безысходности в книжный магазин к метро пошла, чтобы от черных мыслей отвлечься! Только деньги зря потратила…
– Вечно ты так! Одна поперлась, меня с собой позвать даже в голову не пришло!
– Так я подумала – выходные, у тебя мама в Суздале, к тебе, наверное, Марат приехал, у вас любовь и счастье, а тут я влезу, со своей ипохондрией и книжным магазином…
– И кто из нас дура, я не знаю! Таким дурам, как мы с тобой, думать просто противопоказано. Когда мы не думаем, все происходит как-то само собой, а как задумаемся, все начинаем делать через задницу. Ну, не важно… Короче, проблевалась я в очередной раз, а тут телефон звонит. Я пока до него доползла, чуть коньки не отбросила. Беру трубку – Маратик звонит! А у меня голосок – два дня до смерти, три до похорон. Он перепугался до смерти, говорит: жди, еду! А я легла и думаю: давно мне надо было отравиться… Реву и шепчу: «ну вот, хоть повидаю его перед смертью!». Не надо на меня так смотреть! У меня температура под сорок была и полное обезвоживание организма. Откуда только слезы брались, не понимаю.
Марат примчался с такой скоростью, будто на метле прилетел. И тут открылось невероятное. Оказывается, он купил квартиру и ремонтировал ее в бешеном темпе, встретить там с Катькой Новый Год и сделать ей предложение!
– А так как я собиралась вот-вот отбросить коньки и рыдала в три ручья от счастья, что он не женился на другой бабе, он с перепугу сделал мне предложение, не отходя от кассы, и кольцо немедля подарил, а сегодня мы с ним заявление в загс подали, так что можешь меня прекрасным образом поздравить!
Я взвизгнула и полезла к ней с объятьями и поцелуями, попутно смахнув на пол тарелку.
Когда мы собрали с пола пельмени и осколки, и, в меру своих скромных способностей, протерли линолеум, Катька сунула мне под нос правую руку:
– У меня-то колечко с бриллиантом, не то, что у Мыжжи! А ты – курица! Весь вечер размахиваю им у тебя перед носом, а ты даже не заметила!
Бриллиант сверкал и переливался. Я завистливо вздохнула:
– Красотища…
– А все фэн-шуй!
Может, мне тоже надо найти этот сектор Супружества и что-нибудь в него положить? Фэн-шуй, конечно, полная ерунда, и всерьез верить в него так же разумно, как искать цветок папоротника. Но с другой стороны, какая разница? Мне терять уж совсем нечего, у меня нет даже жениха-ветеринара. И вообще, никакой личной жизни, только печальные воспоминания и два опубликованных детективных романа. И еще третий, начатый, но ненаписанный, упорно не продвигающийся дальше десятой страницы.
– Ну, и что это за штука такая волшебная?
– Ага! – торжествующе сказала Катька.
Сорвалась с места и ускакала в коридор, откуда вернулась помахивая сумкой. Открыла молнию и извлекла на свет божий нечто невообразимое – маленькую ярко-красную подушечку в форме сердца с золотой петелькой и белой вышивкой «I ♥ YOU».
– Это вот то самое, да? Вот та чудодейственная вещь? – на всякий случай уточнила я.
– Да!
– Все-таки тебя крепко сглазили на той тусовке с участием Верховного Шамана Камчатки, – сказала я. – А Мыжж твою, похоже, вообще в детстве уронили с крылечка.
Катька свирепо сверкнула глазами.
– Говори что угодно! Если ты сама не можешь устроить свое счастье, я сделаю это за тебя, даже если мне придется тебя отлупить и связать по рукам и ногам!
Я захихикала, а Катька снова полезла в сумку и выложила на угол стола какую-то штуку, формой и видом напоминающую то ли хоккейную шайбу, то ли баночку из-под советского черного гуталина – из тех, которые мы в детстве с удобством использовали для игры в классики, наравне с круглыми жестяными коробочками из-под зубного порошка «Особый».
– Что это? – недоуменно спросила я.
– Щас!
Еще немного порывшись в сумке, Катя достала потрепанную книжицу в мягкой обложке, сплошь покрытой какими-то значками и иероглифами. Среди иероглифов затерялась и кириллица. «Краткое пособие по фэн-шуй», прочитала я.
Катька отставила недопитый бокал с вином и ринулась из кухни в комнату. Я свое вино почему-то допила залпом и последовала за ней.
Откинулась крышечка, и то, что выглядело как банка из-под гуталина, оказалось компасом («геомантический китайский компас ло-пань», пояснила Катя). Крошечная намагниченная стрелка находилась в центре большой круглой таблицы с черточками и иероглифами – красными и черными. Основные четыре стороны света были помечены иероглифами, а промежуточные – латиницей. У меня возникло подозрение, что только латинские буквицы и делали компас пригодным к употреблению. При всем моем высоком мнении о Катькиных способностях, я что-то сомневаюсь, что она успела за несколько дней даже очень интенсивных занятий выучить китайский.
Передвигаясь по комнате с нестерпимо серьезным видом, подруга бормотала себе под нос что-то про инь и янь (я обрадовалась знакомым словам) и про энергию ци (я не рискнула спрашивать, что это такое, опасаясь появления на сцене новых китайских терминов).
– Так, ну теперь все мне ясно. Вообще-то, довольно погано, что у тебя в квартире только одна комната. С точки зрения фен-шуй исключительно вредно, что одно и то же помещение в доме используется и как гостиная, и как спальня, и как кабинет, – наконец высказалась Катька.
– Знаешь, мне тоже хотелось бы больше. Может быть, фэн-шуй решит мою проблему, и каким-нибудь образом прибавит мне пару-тройку комнат?
– Фен-шуй – это наука, а не колдовство! – сурово ответила Катька.
Я благоразумно воздержалась от комментариев.
– Но, в нашем конкретном случае, то, что у тебя только одна комната, может быть, и неплохо. Мы быстро определим, что где находится… Так… Сектор Взаимоотношений, он же Сектор Супружества, с которым мы и собираемся работать – вот!
И Катька театральным жестом указала на мое рабочее место – однотумбовый письменный стол, на котором с трудом помещались ноутбук, принтер, лампа на гибкой ноге, стеклянная пепельница размером с добрую тарелку (вся, как уже было сказано, загаженная окурками) и три высоченных стопки книг и бумаг, одна из которых угрожающе накренилась набок, ни дать ни взять Пизанская башня, готовая вот-вот обрушиться. Справа к письменному столу был придвинут раскладной журнальный столик, на котором стоял массивный черный телефон пятидесятых годов прошлого столетия и пишущая машинка «Оптима» – ненамного моложе телефона. И машинка, и телефон были моими трофеями, добытыми лет десять назад в библиотеке редакции «Социалистического правосудия», где они пылились много лет, вместе со старыми номерами журнала, которые я по долгу службы должна была разобрать, рассортировать, занести в каталог и кое-что отдать переплести. Хищению социалистической собственности никто не препятствовал – она была давно уже списана в утиль, и оставалась в стенах редакции только оттого, что ни у кого не нашлось ни времени, ни желания дотащить тяжеленную рухлядь до помойки. У меня нашлось, и рухлядь, подвергнутая несложному ремонту, оказалась отлично действующей. Жаль вот только, что бюст Сталина, переходящее красное знамя и либретто корейской оперы «Молодые сады» кто-то свистнул из библиотеки прямо перед моим носом. Телефон, конечно, служил только для красоты, а машинкой я иногда пользовалась, чтобы надписать почтовые конверты, открытки или наклейки на видеокассеты.