– Примерно что-то похожее я и ожидала увидеть! – произнесла Катя торжествующе.
Ничего еще толком не понимая, я все-таки сообразила – что-то в Секторе Супружества и Взаимоотношений создает прямую и явную угрозу для Взаимоотношений, не говоря уж о Супружестве, и мое недомыслие чревато всевозможными ужасами.
– Что, все так плохо?
– Ты ведь Дерево, как и я, – объявила Катя.
С тем же успехом, она могла выйти во двор и обратиться с этим сообщением к любому тополю или клену. Вглядевшись в мое одеревеневшее от непонимания лицо, она перевела свои слова на человеческий язык.
– Мы с тобой одногодки. Год деревянного Тигра, понятно?
– А… Ну да, – обрадовалась я.
Катя в очередной раз перелистала свою книжицу и вскрикнула:
– Вот! Вот о чем я и говорю! Слушай: «Старайтесь избегать выраженного присутствия Металла в вашей спальне, поскольку этот элемент противоположен Дереву и может привести вас к убеждению, что в дружеских или интимных отношениях нет никакой ценности». А у тебя металл – целая куча металла! – прямо-таки в самом Секторе Взаимоотношений! Мало того, ты все время работаешь здесь, то есть металл производит чертову прорву деструктивной энергии! Этой, как ее… – она опять зашуршала страницами: – …Ша ци! Какая может быть личная жизнь, когда ты все гробишь работой!
– И что теперь делать? – почти испуганно спросила я.
– Как что?! Переставить пишущую машинку! – и Катя с изумлением посмотрела на меня. – Что я сказала такого смешного?
Я села на пол, повизгивая и подвывая от избытка чувств. Смеяться и стоять одновременно не было сил, учитывая полбутылки вина, стремительно разносимой потоком крови по моему и без того ослабленному напряженной работой организму.
– Т-ты… – наконец произнесла я, – ты сначала попробуй ее поднять! Мы когда с Артемом сперли ее из «Социалистического правосудия», он чуть не надорвался, пока ее тащил! А ведь он чемпион Москвы по пауэрлифтингу в тяжелом весе среди юниоров! И потом, допустим, ты стала чемпионом России по пауэрлифтингу в супертяжелом весе, и вообще, ты дочь Шварценеггера! Оглянись вокруг! Куда ты ее поставишь? Мне на голову?
Катька оглянулась по сторонам. Могла бы поверить мне на слово. Пузатый платяной шкаф и стеллажи с книгами съедали большую часть комнаты. Тумба с аудиосистемой, двухместный раскладной диван и кресло-кровать занимали остальную часть. А еще стоял горшок с пальмой, которую мне подарил Артем на позапрошлый день рождения, масляный радиатор, на котором в настоящий момент сушились две пары трусов, и лестница-табурет – карабкаться к полкам под потолком.
– На пол можно! – в конце концов выдала Катька.
– Извини пожалуйста, я не Мыжж! Я не готова ломать ногу, даже ради знакомства с симпатичным хирургом!
– Вот! Вот!!! Потом не говори, что нет счастья в личной жизни! Потому что счастье в личной жизни приходит только к тем, кто ради него готов на все!
– Послушай, в прошлый раз, когда ты учила меня жизни, ты велела мне носить юбку и каблуки. Я ношу! У меня мерзнет задница! Я поскользнулась и разбила колени в гололедицу! Но я ношу! И ресницы крашу каждый день! А машинку переставлять и ноги ломать – не стану!
– Ладно, – уступила Катя. – Пусть стоит где стоит. Мы посадим сердечко прямо на нее. А ты ей не пользуйся – ну хотя бы ближайший месяц. И повесь над пишущей машинкой зеркало. Оно нейтрализует негативное воздействие металла.
Я тяжело вздохнула. Катька ткнула в меня указательным пальцем:
– Я сама принесу тебе зеркало! А то опять забудешь! Заодно будешь отрабатывать обворожительную улыбку, чтобы не отпугивать мужиков своим суровым взглядом… Так! А еще нам нужно…
Катька снова схватилась за свою сумочку, в очередной раз перетряхнула ее…
– …вот что!
И достала бумажный образок, наклеенный на деревянную основу. С образка строго смотрел миловидный крылатый юноша в длинных серебристо-белых одеждах.
– Это мы поместим в Сектор Карьеры! Потому что каждый раз, когда я слушаю твои рассказы о работе, у меня появляется по седому волоску! Немного успехов в труде тебе не повредит!
– А ты уверена, что тут нужен Ангел-Хранитель, а не Будда, скажем? – осторожно поинтересовалась я.
Катька посмотрела на меня как на умственно отсталую:
– При чем тут Будда?
– Мне кажется, он имеет больше отношения к фэн-шуй… – неуверенно сказала я. И добавила, немного подумав: – Или это должен быть не Будда, а Конфуций?
Катька махнула рукой:
– Совершенно не важно, откуда брать положительную энергию ци! Но мы же все-таки не в Китае живем! Нужно учитывать местные, так сказать, наши родные традиции!
Совершенно запутанная, я махнула рукой.
А Катька достала из сумки связку разноцветных свечей, звенящую подвеску фун-линь с пучеглазой деревянной рыбой и что-то похожее на свернутый в трубочку красный вымпел. Мне захотелось развернуть его, чтобы посмотреть, нет ли на нем портрета Ленина и надписью «За ударный коммунистический труд», и я протянула было руку, но Катька велела мне не лезть, куда не просят.
Сердечко в конце концов было повешено за петельку на край пробковой доски. Про себя я решила, что, когда Катька уйдет, закину его под стол. Какая разница, оно ведь все равно останется в Секторе Супружества, зато не будет мозолить мне глаза. И откуда только Мыжж взяла такой редкий экземпляр? Психолог ей подарил на День Святого Валентина что ли? Конечно, чего не сделаешь в надежде на счастливое устройство личной жизни, некоторые готовы даже толченых лягушек есть, но созерцать плюшевое сердце у себя под носом… Это уже перебор.
Катька поставила на письменный стол красную свечу, бормоча под нос: «а чтобы у нас получилось разрушение для ослабления, мы сюда добавим огонь», к образку поставила синюю свечку, дала мне несколько запасных и велела зажигать их каждый вечер, повесила на лампу фун-линь «песню ветра» с зеленой рыбкой, а вымпел, на котором оказался изображен совсем даже не Ленин, а устрашающего вида древнекитайский мужчина, имени которого я не запомнила, Катька повесила в коридоре. Квартира моя, и без того не очень похожая на цивилизованное жилище, приобрела совершенно дикий вид, но зато Катька испытала чувство глубокого удовлетворения, и мы смогли отправиться на кухню, где очень быстро допили вторую бутылку вина и принялись за чай, хотя Катька пыталась уговорить меня отправиться за третьей, коварно обещая ссудить меня деньгами на сигареты. Курить мне хотелось отчаянно и смертельно, каждая клеточка организма умоляла о глотке никотина, но я понимала, что если я поддамся на Катькины уговоры, уснуть этой ночью мне так и не удастся. А мне нужна хотя бы пара часов сна, иначе я не смогу работать, и Гангрена сотрет меня с лица Земли.
– А вообще, конечно, на фэн-шуй надейся, а сама не плошай, – рассуждала Катя, запихивая в рот очередной кусок пастилы. – Откуда может взяться мужчина в твоей жизни, если у тебя один маршрут – из дома на работу, с работы домой! Если ты все свободное время либо валяешься с книжкой на диване, либо стучишь как дятел по ноуту своему! Нет, я уверена, ты прославишься, и скоро, но время-то не ждет! Кому нужна старая тетка, даже если это популярная писательница!
– Но я же еще не старая! – то ли возмутилась, то ли испугалась я.
– Не старая! А когда ты в следующий раз произнесешь эту фразу, будешь уже считаться почетной пенсионеркой! А потом помрешь, и на похоронах будут только двое!
– Ну, во-первых, ты, это я понимаю. А второй кто? – с надеждой спросила я.
– Да тот портрет, что висит у тебя над диваном, потому что других мужиков в твоей жизни не будет!
И Катька посмотрела на меня круглыми глазами. Под ее укоризненным взглядом я положила недоеденную пастилу прямо на стол и хрипло спросила:
– Ну, и что же мне тогда делать?
Лицо Катьки озарилось торжеством.
– Щас объясню! Вот смотри. Есть два типа женского поведения: Царевна-Лягушка и Золушка. Понятно?
– Ну… Примерно.
– Ничего тебе не понятно! Два типа – два жизненных сценария. Первый! Ты сидишь в болоте, вся зеленая и бородавчатая, и ждешь, когда к тебе ненароком залетит стрела, а за ней припрется какой-нибудь Иван-Царевич – и еще неизвестно, может, страшный, как моя судьба, а обычно еще и дурак такой, что от его разговоров цветы вянут и мухи дохнут, при всем том доволен собой, считает себя Аполлоном Бельведерским и твоим благодетелем, даже если стреляет у тебя денег на курево, напивается при любом удобном случае и изменяет тебе с каждой заразой, которая согласна очутиться с ним в одной койке! Можешь себе сколько угодно превращаться в Василису Прекрасную, печь хлеб, вышивать крестиком и плясать, помахивая рукавами – толку от этого никакого.
Нарисовав эту душераздирающую картину, Катька уставилась на меня, ожидая, очевидно, что я от ужаса ударюсь в слезы или, на худой конец, жалобно заскулю и задрожу, поскрипывая зубами. Но я вместо этого только взяла свою пустую чашку и безуспешно попыталась глотнуть из нее. Катька хмыкнула и продолжила:
