— Но я не принц, — возразил менестрель, — а только принц достоин добиваться руки прелестной Саралинды.
Холодный герцог снова усмехнулся.
— Ну что ж, ты станешь принцем. Ты славный принц лохмотьев и заплат. Он хлопнул в ладоши и мгновенно появились двое безмолвных слуг.
— Уведите его в темницу, — приказал герцог. — Поите его водой без хлеба и кормите хлебом без воды.
Слуги повели менестреля в подземную темницу, а в этот миг, слетев по мраморным ступеням, подобно облачку, в зал впорхнула прелестная принцесса Саралинда. Глаз герцога засверкал, как кристалл. А менестрель в великом изумленье воззрился на принцессу. Она была высокой, и в темные густые волосы принцессы искусно фрезии вплетались, а лик казался безмятежным и светлым, подобно радуги сиянью. И было нелегко рот девушки от розы отличить, а лоб от лилии лилейной. А голос нежной музыкой звучал, глаза же ясный свет напоминали горящих двух свечей, мерцающих спокойной лаской дивной ночи. По комнате она порхала, как легкий ветер по цветкам фиалок, а смех ее звенел подобно звукам арфы, чьих струн касается едва заметно воздух. И от ее присутствия благого, казалось, сам эфир благоухает, струя вокруг нежнейший аромат. Принц оледенел от ее красоты, но не стал холодным, а герцог, который был холодным, но вовсе не оледенел от красоты племянницы, снял перчатки, как будто принцесса полыхала огнем, способным согреть его руки. Менестрель заметил, что щеки хромого герцога покрылись легким румянцем и кровь быстрее потекла по жилам.
— Смотри, вот с этой кучей заплаток, тряпок и лохмотьев сейчас сыграем мы в забавную игру, — сказал герцог племяннице, указывая на Хингу.
— Удачи юноше желаю, — ответила принцесса.
Менестрель порвал связывающие его путы и взял руку девушки в свои ладони, но герцог молниеносно ударом трости отбросил руки юноши.
— Уведите его в темницу, — приказал он слугам, с ледяным презрением разглядывая Хингу сквозь стекло монокля. — Ты познакомишься там с весьма приятными летучими мышами и пауками.
— Удачи юноше желаю, — повторила принцесса, и слуги герцога повели менестреля в подземную темницу.
Когда за Хингу захлопнулась дверь его тюрьмы, он огляделся и обнаружил, что находится один в кромешной темноте. Паук, плетущий паутину, качался взад-вперед во мраке. И лишь шуршали, эхом отдаваясь, касанья сотен крыл мышей летучих. Менестрель сделал осторожный шаг в сторону, стараясь случайно не наступить на змею, и вдруг споткнулся о что-то скользящее.
— Осторожно, — послышался голос Голукса, — ты наступил мне на ногу.
— Как ты попал сюда? — воскликнул Хингу.
— Я кое-что забыл. Я забыл про задачу, которую герцог задаст тебе. Менестрель представил, что ему предстоит: моря, озера переплыть, потоки в камни превратить, найти созданье без костей, но сделанное из костей.
— Но как ты очутился здесь? — снова спросил он Голукса. — И можешь ли ты свободно выйти отсюда?
— Вот этого я не знаю, — ответил Голукс. — Моя мамаша была колдуньей, но весьма посредственной: когда пыталась золото добыть, то лишь сухую глину получала, когда соперницу старалась в рыбу превратить, то лишь в сирену превращала.
Сердце менестреля екнуло.
— А мой папаша был волшебником, — продолжал тем временем его новый друг, — но частенько его чары обращались против него самого, особенно когда он бывал в подпитии. Ой, зажги, пожалуйста, фонарь: мне в руки что-то попало, и у него нет головы.
Хингу содрогнулся.
— Мое задание. Ты явился, чтобы поведать мне о нем, — напомнил он Голуксу.
— Разве? Да, да, припоминаю. Ах, моему папаше вечно недоставало сил сконцентрироваться на какой-то мысли, а это очень скверно для монахов и для священников, но для волшебников совсем ужасно. Послушай моего совета. Ты герцогу такое предложи: что борова свирепого сразишь, скажи, что раза два луну ты облетишь, что злой ноябрь в июнь ты обратишь. Но только умоляй не посылать тебя сокровища несметные искать.
— И что потом?
— А то, что герцог пошлет тебя искать несметные сокровища, велит принести тысячу драгоценных камней.
— Но я беден! — воскликнул менестрель.
— Ну, ну, — возразил Голукс, — ты Цорн из Цорны. Мне поведал об этом корабельщик. Он вспомнил, кто ты, едва вышел за городские ворота. Сундуки и шкатулки твоего отца полны сияющих рубинов и сапфиров.
— Мой отец действительно живет в Цорне, — признался принц, — но мое путешествие продлится девять дней и еще девяносто: три и еще тридцать дней туда, три и еще тридцать дней обратно.
— Получается шесть и еще шестьдесят.
— Чтобы принять какое-нибудь решение, моему отцу всегда требуется три дня и еще тридцать, — пояснил принц и добавил: — В трудах и подвигах проходит быстро время. Когда в дороге ты, оно летит вперед. И я могу назад не воротиться, когда мой срок последний истечет.
— Это уже иная проблема, отложим ее на другой день, — заметил Голукс. — Время имеет наибольший смысл для стрекоз и ангелов. Первые живут слишком мало, последние слишком долго.
Цорн из Цорны немного подумал и с сомнением покачал головой:
— Задание выглядит слишком легким и легкомысленным.
— Ну уж нет. Здесь, на пространствах и в пределах этого прекрасного острова, нет драгоценных камней, кроме сущих пустяков — кое-каких камешков в покоях герцога. И учти, герцог не знает, что ты Цорн из Цорны. Он уверен, что ты нищий менестрель без единой монетки в кармане. А он обожает драгоценные камни. Ты же сам видел: его пальцы в перчатках усеяны камешками.
Принц нечаянно наступил на черепаху и ответил:
— У герцога есть шпионы, которые могут узнать, кто я такой.
Голукс вздохнул:
— Может быть, я и неправ, но мы должны рискнуть и попробовать сыграть свою игру.
Принц тоже вздохнул:
— Хотелось бы мне, чтобы ты выглядел поувереннее.
— Мне бы тоже этого хотелось, — ответил Голукс. — Должен признать, что мамаша моя родилась лишь отчасти обычным путем. Я ж сотни принцев спас, хотя их всех спасти не в силах я.
Что-то, что было бы пурпурного цвета, если бы в подземелье проникал свет, пробежало по темнице.
— А вдруг герцог даст мне только тридцать дней или, скажем, двадцать два дня на поиски тысячи камней. С какой стати он отпустит меня на девяносто девять дней? — спросил Цорн.
— Я полагаю, — сказал Голукс, — что чем дольше длится испытание, тем дольше сможет герцог пристально пожирать глазами пустоту, а он любит это занятие.
Принц присел на пол и обнаружил, что приземлился рядом с пожилой жабой.
— Отец мог потерять драгоценные камни или подарить их, — печально промолвил он.
— Мне уже приходила в голову эта мысль, — заметил Голукс. — Впрочем, в запасе у меня имеются иные планы. А теперь нам надо немного поспать.
Они нашли угол, в котором никто не ползал, не пресмыкался и не пищал, и проспали до полуночи.
Когда городские часы пробили двенадцать раз, загремели цепи и заскрипела, отворяясь, огромная железная дверь.
— Опять шлет герцог за тобой. Вот мой совет тебе простой: будь осторожен в каждом слове, будь осторожен в каждом шаге — не проявляй пустой отваги, — промолвил Голукс.
Дверь темницы между тем медленно открывалась.
— Когда я снова увижу тебя? — прошептал Цорн.
Ответа не последовало. Принц прощупал все пространство вокруг, но нащупал лишь что-то, напоминающее кошку, и прикоснулся к чему-то неясному, но явно без головы. Голукса нигде не было. А между тем темницы дверь, скрипя, раскрылась широко, и подземелье все теперь свет фонарей залил легко.
— Герцог повелел тебе явиться! — воскликнул стражник. — Что это такое?
— Что — что это такое? — переспросил принц.
— Не знаю, — ответил стражник. — Мне показалось, будто послышалось что-то, какой-то посторонний звук, по-моему, кто-то смеялся.
— Герцог страшится тех, кто смеется? — спросил принц.
— Герцог не страшится никого, даже Тодала самого.
— Тодала?
— Тодала!
— А что такое Тодал?
Прядь волос на голове стражника на глазах поседела, а зубы принялись стучать от страха.
— Тодал похож на хлюп от хлюпа, — пояснил он. — Он производит звуки, напоминающие пронзительный визг кролика, и противно пахнет протухшим, промозглым запахом пыльных, старых, грязных покоев. Тодал ждет, пока герцог попадется на ошибке, скажем, даст тебе задание, которое ты сможешь выполнить.
— Что же произойдет, если я выполню задание герцога? — спросил принц.
— Хлюп ухлюпает герцога, — объяснил стражник. — Ах, дьявол нам его послал: служитель дьявола Тодал! Карает страшно он любого, кто сделал недостаточно дурного. Раз грешником наш герцог создан, на землю, значит, для дурного послан. Впрочем, я сказал слишком много. Ступай вперед. Герцог ждет.
Глава 4
Герцог сидел за темным дубовым столом в темных, обитых дубом покоях, освещенных пламенем полыхающих факелов, отбрасывающим отблики на развешанные по стенам щиты и мечи. Пальцы герцога, затянутые в перчатки, при малейшем движении переливались блеском драгоценных камней. Он мрачно разглядывал в монокль юного принца, губы его кривила ледяная усмешка, от которой он становился еще холоднее.
